Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов

У насъ теперь лишь былъ новой споръ. По правд, любезная моя, онъ такъ, такъ… какъ бы сказать? такъ труденъ что не льзя тебя о томъ уврить. Ты должна быть весьма довольна симъ выраженіемъ.

Какъ назывался тотъ древній Грекъ, о которомъ говорятъ, что онъ управлялъ Аинами, его жена управляла имъ, а сама была управляема своимъ сыномъ? Матушка моя не виновата; ты знаешь что я пишу сіе къ теб, что не могла управлять моимъ родителемъ. Что же касается до меня, я не иное что, какъ дочь: однако, когда захочу въ чемъ ни есть упорно стоять, то не думаю, чтобъ моя власть столь была ограничена, какъ я то прежде видла.

Прощай, любезнйшая моя пріятельница. Мы увидимъ еще щастливйшія времена, они отъ насъ не отдалены. Весьма туго натянутыя струны, не могутъ долгое время держаться въ одномъ напряженіи; он должны или лопнуть или ослабть: какъ въ одномъ, такъ и въ другомъ положеніи достоврность предпочтительне противуположеннаго состоянія дла.

Я присовокупляю еще одно слово.

Я по моему мннію совтую теб избирать одну изъ сихъ двухъ крайностей, или бжать вмст тайнымъ образомъ въ Лондонъ; въ семъ случа, возму я на себя трудъ приготовить коляску и принять тебя въ самомъ томъ мст, на которое Г. Ловеласъ предлагалъ теб прислать карету своего дяди, или отдаться въ покровительство Милорда М… и госпожъ его фамиліи. По истинн теб остается и третій способъ, естьли ты совершенно не мыслишь о Г. Сольмс, то есть хать вмст съ Ловеласомъ и немедленно обвнчаться съ нимъ.

Какой бы не былъ твой выборъ, но ты будешь извинена публикою и сама собою, по тому что съ самыхъ первыхъ безпокойствъ твоей фамиліи вела себя всегда одинаково по принятому тобою правилу; то есть, выбирала всегда малйшее зло, въ надежд избжать большаго.

Прощай! О естьли бы небо внушило любезной моей Кларисс то, что ея наипаче достойно! Сего всеусердно желаетъ врная твоя.

Анна Гове.

Письмо LXXIX.

КЛАРИССА ГАРЛОВЪ, къ АНН ГОВЕ.

Въ четвертокъ 6 Апрля

Я не могу достойно возблагодарить тебя, любезнйшая моя подруга, за трудъ, которой ты приняла въ изъясненіи мн съ такою любовію того, что воспрепятствовало теб получить вчера мои письма, и за великодушное покровительство, которое бы ты мн конечно доставила, естьлибъ твоя мать склонилась на усильныя твои прозьбы.

Сего покровительства, безъ сомннія, желала бы я какъ величайшаго для меня щастія. Но я познаю, что мои желанія мене утверждались на основательной какой надежд, нежели на отчаяніи, которое принуждало меня изъискивать другія средства къ своему избавленію. Въ самомъ дл, зачемъ вмшиваться въ постороннія дла, когда можно и безъ нихъ обойтись?

Единое мое утшеніе, какъ всегда говорю, есть то, что не могутъ обвинять меня тмъ, будто я впала въ нещастіе по моему нераднію, или по безразсудности. Естьлибъ я достойна была сей укоризны, то не посмла бы поднять глазъ своихъ для испрошенія помощи, или покровительства. Однако невинность не даетъ ни кому права требовать для себя или для другаго тхъ благодяній, коихъ не заслужила; ни жаловаться, когда въ оныхъ ей откажутъ. Не должна ли ты по основательнйшей причин обиженною быть, что твоя мать столь разумная не разсудила за благо вмшаться въ мои нещастіи съ такимъ жаромъ, какъ ты того желаешь. Естьли моя тетка меня оставитъ, хоть и противъ своей воли, ибо думаю что могу сіе сказать; естьли мой родитель, моя родительница и дядья, которые прежде столь нжно меня любили, не усумнятся востать противъ меня, то могу ли, и должна ли я ожидать покровительства отъ твоей матушки?

По истинн, нжная и врная моя пріятельница, естьли позволишь такъ говорить мн, я страшусь, чтобъ за собственныя мои погршности, за проступки моей фамиліи, или за общія наши недостатки, небо не опредлило мн быть нещастнйшею, столь нещастнйшею, чтобъ могла подать собою примръ его правосудія; ибо не видишь ли ты, съ какою непреодолимою жестокостію печали и скорьби изнуряютъ мое сердце?

До сихъ послднихъ нестроеній мы были вс благополучны; мы не знали другихъ нещастій, ни печали, кром тхъ, коимъ вс люди сами въ себ причину находятъ въ естественномъ безпокойств своихъ желаній. Наше богатство, столь же скоро скопленное какъ и пріобртенное, составляло вокругъ насъ такой оплотъ, которому казалось никакое злощастіе приближатся не могло. Я гордилась своими друзьями, да и сама въ себ ощущала то тщеславіе, которое казалось имъ внушали; и прославляла себя собственными своими преимуществами, но кто знаетъ, что приготовляетъ для насъ небо, дабы явить намъ что мы не укрыты отъ ударовъ злощастія; и тмъ научить насъ утверждать свое упованіе на основательнйшихъ правилахъ, а не на оплошности.

По своей пристрастной ко мн дружб, ты всегда будешь почитать меня изъятою отъ всего того, что называютъ великими произвольными погршеніями. Но увы! Мои нещастія начинаютъ меня толико уничижать, что должна уже бываю проникать внимательно во глубину моего сердца: что же въ смущеніи своемъ я въ немъ созерцать могу? Поврь мн, любезная моя пріятельница, я вижу въ сей непроницательной бездн боле тщеславія, боле сокровенной гордости, нежели воображала.

Естьли я избрана единственно къ наказанію себя самой и своей фамиліи, коей нкогда называли меня украшеніемъ, то молись за меня, любезная моя, чтобъ я вовсе не предалась самой себ, и чтобъ мн еще осталось силы соблюсти свое званіе, или покрайней мр, чтобъ не была виновною по своимъ погршностямъ и противно моимъ знаніямъ. Провидніе да совершитъ во всемъ прочемъ свою волю. Я буду слдовать съ терпніемъ и безъ сожалнія всему тому, что оно мн ни опредлитъ. Мы не вчно жить будемъ: дай Богъ только, чтобъ мн провесть послднія мои дни благополучно.

Но я не хочу обременять тебя моею скорбію, столь печальными разсужденіями; они должны остаться во мн одной. Довольно имю я времени ими заниматся, содержать въ себ оные. Да и нтъ другаго предмта, которой бы могъ упражнять мой разумъ. Но нещастія мои столь жестоки, что не могутъ долго продолжаться. Ршеніе приближается. Ты подаешь мн надежду къ лучшему: я буду надется.

Однако чемъ ласкаться могу отъ лучшаго будущаго времени; я повергаюсь изъ одной крайности въ другую, и столь уничижена, что когда буду и въ благополучнйшемъ находится состояніи, то и тогда немогу безъ стыда показаться публик! А все сіе происходитъ по внушенію корыстолюбиваго брата и зависливой сестры!

Остановимся: призовемъ въ помощь разсужденіе. Не происходятъ ли сіи язвительныя размышленія о самой себ и о другихъ, отъ тайной гордости, которую я теперь лишь порицала? Столь я нетерплива! Я въ сію минуту ршилась претерпвать все безъ роптанія. Я на то согласна; но трудно, чрезвычайно трудно, успокоить сердце исполненное горести, и душу огорченную свирепостію неправосудія, наипаче въ самыхъ жестокихъ искушеніяхъ. О жестокой братъ… Но что! Мое сердце еще воздымается? Я хочу оставить перо, коимъ не въ силахъ управлять. Должно съ усиліемъ преодолть нетерпливость, которая лишила бы меня плода моихъ нещастій, естьли он мн насланы для моего исправленія. И которыя моглибъ вовлечь меня въ такія заблужденія, кои достойны и другаго наказанія. Я возвращаюсь опять къ тому предмту, отъ коего я столько удалилась: наипаче ссылаюсь я на т три предложенія, которыя заключаютъ послднее твое письмо.

На первое изъ трехъ твоихъ представленій, то есть, чтобъ хать въ Лондонъ, я отвчаю, что представленіе, коимъ оное сопровождается, приводитъ меня въ совершенной страхъ. Да и дйствительно, моя любезная, будучи въ своемъ состояніи благополучна, и видя толикое нисхожденіе матери тебя любящей, безъ сомннія ты не можешь мн подать сего предложенія. Я почитала бы себя презрнія достойною естьлибъ оное слышать хотла. Чтобъ мн быть причиною нещастія, такой матери, и тмъ можетъ быть прекратить ея жизнь! Тмъ ты окажешь благородство своей души дражайшая моя! Увы! такое заступленіе, которое обыкновенно употребляютъ вс изъ одной отважности, и которое сумнительно по своимъ причинамъ, когдабы они казались извинительными въ глазахъ тхъ, коибъ оныя столь же хорошо знали какъ и я, такое заступленіе, говорю я, напротивъ того, боле способствовать будетъ къ твоей гибели! Но я не хочу и на одну минуту останавливаться при сей мысли. Умолчимъ о семъ, для собственнаго твоего благополучія.

Что касается до втораго твоего предложенія, то есть, отдаться въ покровительство Милорда М… И госпожъ его фамиліи, то признаюсь теб, какъ и прежде признавалась, что не могши скрыть отъ себя самой, что таковою поступкою, по сужденію публики отдалась бы я въ покровительство Г. Ловеласа. Я все еще думаю что на то бы прежде ршилась, нежели захотла быть женою Г. Сольмса, естьли ужъ ни какого другаго средства мн не останется.

Ты видишь, что Г. Ловелась общается сыскать надежное и на чести основанное средство, дабы востановить меня въ моемъ дом. Онъ присовокупляетъ, что вскор отправитъ въ оной госпожъ своей фамиліи, однако по такому приглашенію я буду обязана сама заслужить честь ихъ посщенія. Сіе предложеніе я почитаю весьма не разсудительнымъ, и не могу на то ни какъ согласиться. Не былоли сіе основаніемъ моей независимости? Естьли бы я уврила его лестными выраженіями, не разсудя о слдствіяхъ ихъ, то разсуди до какой крайности единой сей совтъ могъ бы меня довесть: какимъ инымъ средствомъ могу я вступить во владніе моего помстья, какъ не по сил обыкновеннаго правосудія, котораго исполненіе, конечно не преминулибъ отложить вдаль, когда бы я была боле, нежели когда либо разположена употребить оное или посредствомъ явнаго насилія, то есть, изгнавъ вооруженною рукою пристава и многихъ другихъ въ довренности у моего родителя находящихся людей, коихъ онъ тамъ содержитъ для смотрнія за садами, за зданіемъ, за уборами, и кои съ недавняго времени получили, какъ я знаю, хорошія наставленія отъ моего брата? Третіе твое представленіе, то есть, соединится съ Ловеласомъ, и немедлнно съ нимъ сочетаться… Съ такимъ человкомъ, коего нравы ни мало мн не нравяться… По такомъ поступк, ни мало не могу надется когда либо примириться съ моею фамиліею… Напротивъ которой великое множество возраженій сердц мое изъявляетъ… О семъ и думать не должно.