Доверься мне
Шрифт:
Придерживая за поясницу, веду Стеллу по ступенькам на сцену.
— Неважно, детка. Здесь только мы вдвоем.
— Нет, правда. Я не умею. На самом деле мое пение звучит так, будто кот занимается сексом с коровой. Это ужас.
Я смеюсь, включая микрофон.
— Никогда не забуду такое сравнение, но я все равно рискну. А теперь хватит придумывать отмазки.
Запыхтев, Стелла упирает руки в бока.
— И как это должно улучшить мое настроение? Мне бы лучше принять ванну с пеной, а не позориться на сцене.
— Ты споришь, — произношу с каменным выражением лица, приближаясь к гитаре. —
На ее губах так и норовит растянуться улыбка, но Стелла подавляет ее.
— Боже, ты знаешь, на какие кнопки нажимать.
— Ты моя Кнопка, — говорю, одаривая ее быстрым поцелуем.
Стелла смеется и показывает мне средний палец. Но подходит туда, где я настраиваю гитару.
— Думаю, ты должен просто спеть для меня песню.
— Это я тоже сделаю, — целую ее веснушчатый нос, — если будешь хорошо себя вести.
Показав мне язык, она отходит и щелкает по тарелке на ударной установке Уипа. По помещению разносится негромкий звон.
— Попробуй сыграть, — предлагаю я. Она вздрагивает, словно ребенок, который шкодил и попался, и тут же прячет руку за спину. — Серьезно, Стеллс, Уип не станет возражать.
Бросив смущенный взгляд, она проскальзывает на низкий стульчик и берет пару палочек, которые здесь хранит Уип. Легонько постукивает по барабану.
— Слабовато, — хмыкаю я. — Давай, детка, сильнее, он для этого и создан.
Стелла корчит гримасу, а потом пожимает плечами.
— Выплесни свою ярость, — подначиваю я.
Она начинает медленно, едва касаясь установки, но потом словно срывается и набрасывается на инструмент, как животное из «Маппет-шоу». Наблюдая за ней, я улыбаюсь. Когда Стелла заканчивает, ее волосы спутаны, дыхание сбито, но в глазах наконец-то появился блеск.
— Это было охренительно.
— Не так уж и плохо, — замечаю я, хлопая.
— Это было ужасно. — Она отбрасывает прядь волос барабанной палочкой и улыбается. — Хотя выбивать дурь из барабанов весело. Теперь я понимаю Уипа.
— Он будет рад это услышать. — Жестом подзываю ее поближе. — А теперь примерь мою роль. Мы будем петь.
Стелла снова бормочет что-то о спаривании кота с коровой, но направляется ко мне, глядя при этом возмущенно и с подозрением.
— Ну же, это будет весело, — уговариваю я, толкая ее плечом.
— Или ты с криками сбежишь, — мрачно отзывается она.
— Я тебе уже говорил, как завожусь, когда ты сердитая?
— Нет. Но ты немного того, так что я не удивлена. — Положив голову на мой бицепс, она смотрит на меня сквозь длинные ресницы покрасневшими глазами. — Что поем?
— Когда мне хочется почувствовать себя в безопасности или меня накрывает меланхолия, пою песни «Битлз». Если хочу послать мир нахер, тогда «Нирваны».
Стелла внимательно смотрит на меня.
— Почему именно они?
— Моя мама очень редко слушала музыку, но любила «Битлз». Их песни напоминают мне о детстве и ее улыбке.
В стремлении поддержать меня, Стелла придвигается ближе.
— Ты никогда особенно не рассказывал о своей маме.
Я пожимаю плечами.
— Да особо нечего рассказывать. Я вырос, и ей не понравился мужчина, которым я стал. К тому же я понял, что мне эта женщина тоже не нравилась, поэтому… — снова пожимаю
плечами, — теперь моя семья состоит из выбранных мною людей. И меня это устраивает.Стелла медленно кивает.
— А «Нирвана»?
Я слабо улыбаюсь.
— Курт — мой идол. К тому времени, как я открыл для себя «Нирвану», он умер, но я все равно чувствую свою связь с ним.
— У вас много общего, — мягко подтверждает она.
С тем лишь исключением, что, в отличие от него, я выжил. Сжимаю гриф гитары достаточно сильно, чтобы почувствовать, как он впивается в кожу.
Стелла целует мой бицепс.
— Я имею в виду то, как вы оба любите музыку и выглядите, словно вам наплевать на общественное мнение.
— Ну… — ухмыляюсь я, — и это тоже.
С решимостью во взгляде она распрямляет плечи.
— Тогда давай «Нирвану».
С болью осознаю, что ей хочется сейчас накричать на весь мир. Желание догнать мудака, зовущегося ее отцом, и втоптать его в тротуар, накрывает меня с новой силой. Однако Стелла нуждается во мне больше.
Я перебираю несколько аккордов. Сейчас гитара звучит идеально.
— Ты знаешь «Heart-Shaped Box»?
— Да, но недостаточно, чтобы правильно спеть все слова.
— Что насчет припева?
От напряжения она кривит носик.
— Ты имеешь в виду эту часть: «Hey, Wayne, I got a new complaint»? Конечно.
— Ну почти. Там было «Hey, wait». — Начинаю играть вступление, и Стелла подпрыгивает, когда насыщенный и сильный звук гитары прокатывается по лофту. — Я буду петь куплеты, а вместе мы споем припевы. Хорошо?
Кивая, она выглядит нервной, но возбужденной. Я чувствую, что становлюсь увереннее, движения все легче. Вот как на меня влияет музыка, надеюсь, со Стеллой она делает нечто подобное.
— Серьезно, так и сделай. Кричи в микрофон. Здесь только мы.
Я начинаю петь, и Стелла визжит от счастья, дергая меня за подол футболки. Ее выходки заставляют меня смеяться на протяжении части песни, что вынуждает и ее присоединиться к моему веселью. Приближаясь к припеву, я улыбаюсь, глядя сверху вниз, и ободряюще поднимаю брови. Она делает глубокий вдох, а затем расслабляется.
Кнопка не преувеличивала: она совсем не умеет петь. Но то, как она вступает в песню, энергично дергая округлыми бедрами, смотрится потрясающе. Мне нравится петь со Стеллой, наблюдать за тем, как ее увлекает это занятие. Когда я дохожу до части с мощным соло, она спрыгивает со сцены и пускается в пляс, широко разведя руки и кружась.
Ее радость просачивается в меня и наполняет музыку. Я много раз испытывал схожий кайф, выступая перед многотысячной толпой и слыша, как мне кричат поклонники. Но сейчас это нечто большее. Я не знал тех людей, они оставались безликой массой. Стелла же — мое все. Выступать для нее — это подарок, в котором я даже не подозревал, что нуждаюсь.
Песня заканчивается, перетекая в следующую. Впервые я играю для нее свою музыку, пою свои тексты, придерживаясь быстрого темпа, чтобы Кнопка могла продолжать танцы. Когда я перехожу к «Апатии», она кружится и подпевает фальшиво, но от души. Стелла до сих пор в синем платье, которое надевала на ужин, юбка кружится вокруг ее бедер, периодически поднимаясь и являя на мгновение ее розовые трусики.