Дождь в полынной пустоши. Книга 2

Китцу ничего нового не открылось. Но как не согласится с юнцом? Так оно и есть!

***

От плохо горящих и мерцающих бра тусклые блики ложатся разводьями на лакированном дереве, собираются слезками на полированном металле и опалесцируют искрами в пуговицах пурпуэнов. Овальный стол и терпеливая тишина. Отличное место одновременно быть и отсутствовать, а сумрак вовсе не недостаток освещения, и не избыточность темноты, а непременное условие прятаться или прятать.

Актуарий новиков Сеон аф Лизас разворачивал собранные от присутствующих квадратики записок и раскладывал на две стороны. Занятие завораживающее и волнующее. Решается нечто важное. Способное сплотить или разъединить. Но без надрывного, окончательно. Игра поменяет форму, но не потеряет от этого своей сути. Игра останется игрой.

– Девять против трех, - объявил новик, закончив сортировать. — Одной не достает. — Подождал слов. Их следовало подождать. Выслушать и высказаться ответно. Не дождался.
– Неразумно избегать принимать решения. Мы уважаем несогласие, чем бы оно ни было вызвано и мотивировано.

– Можете не уважать, - отозвалась Ализ. Прежней жизнерадостности вьеннки нет и в помине. Лишь горькая складка очертила крылья носа и спряталась в уголках губ.

– Полюбопытствую, что тебя не устраивает?

– То, за что сейчас собирали голоса. Глупая зависть. Я вообще не понимаю, зачем это понадобилось.

– Принимать решения?

– Заступать Поллаку дорогу!

– Еще неизвестно кто кому заступает, - подал голос Кэй. Редкий случай открыл рот говорить, редчайший — его не зашикали, а выслушали.

– Соглашусь, почему бы не оставить Поллака в покое, - поддержала вьеннку Людвика. Встречу с унгрийцем в Зале Арок ей до сих пор неприятно вспоминать. Что нашло, распустить язык? Вздумала сыграть на поле камер-юнгфер? Нет, все шло прекрасно до последних фраз. Трюк приманить и оттолкнуть на унгрийце не сработал. Мужчины не переносят отказов, но очевидно отказать следовало как-то иначе. И не срывать обиду, бросаясь словами. Да-да, унгрийский уродец не в её предпочтениях, она сказала сущую правду. Но с правды, как известно, что с жеребца молока и того меньше. И теперь никаких перспектив в ближайшее время сделаться баронессой Поллак, подвинув малолетнюю дурочку Аранко. Но большое яблоко не большая тыква. Угрызть можно. Пусть даже с поддержкой этой толстой коровы. Которая рано или поздно, сунется к унгрийцу объясняться.

Мне тоже не помешает, - созналась Людвика, не представляя, что скажет барону Хирлофа, при следующей их встрече.

– Вот уж кладезь здравомыслия, — возмущен Гиозо. К его несдержанности привыкли, и старались не особо обращать внимания. Всегда отыщется не согласный ни с кем и ни с чем. Не в силу убежденности или приверженности каким-то там умозрительным и маловразумительным идеалам, а потому как много проще быть против всех и бравировать этим при всякой удобной ситуации.

– Представь, да! — не отступалась Ализ, уверенная в правильности своего мнения. На её родине, во Вьенне, нет пословицы: Не будите спящую собаку, но есть: Не дразните змею осенью. Сейчас поздняя осень и именно со змеёй ассоциировался у нее унгриец. С холодным, скользким, противным, скрытным, расчетливым гадом, нацеленным укусить на смерть. И лучше не подставляться. Не попадаться, не пробовать перехитрить. Тебя прекрасно видят, а ты только когда укус нанесут. Однако, не это доминировало в расстроенных чувствах вьеннки. Насильно любить зря стараться. Но если унгриец для нее змея, то собравшиеся, в её представлении мышиное гнездо, возня и писк.

Даже пахнем так же мерзко. Пометом, страхом и голодом.

– И что скажет Кэйталин? — старалась Людвика, не ради вьеннки, но будущего баронского герба на дверцах кареты.

– А эсм Илльз обязательно высказываться по всякому случаю? — спокоен Сеон на замечание.

– Поручишься за обратное?

– Поручусь, - не отступает актуарий новиков. — И вот почему, - он пододвинул к Ализ девять записок. — Правила для всех одни. И наша Кэйталин не исключение. А разногласия что тебя снедают, можешь оставить при себе.

Единство не рождается в разговорах, в спорах и рассуждениях. Ничего подобного. Только общее дело. Еще вернее, пролитая кровь. Своя и чужая. На это рассчитывать не приходится. На пролитую кровь.

***

– Эсм сейчас занята, - пискнула служанка, намереваясь предпринять, но, не предпринимая решительных действий, помешать унгрийцу войти.

– И чему эсм посвящает столь позднее время? — надвигался Колин на бледную, потерявшуюся от волнения и страха, девушку.

– Эсм Сатеник принимает вечернее омовение, - выболтала бедняжка секрет, и вздрогнула от отчаяния. Отступать дальше некуда, больно уперлась в холодную дверь спиной.

Она недавно при дворе, но отлично усвоила правила, о возможном, допустимом и исключающим любые допущения. Эсм Гё умела объяснять доходчиво, дополняя объяснения ударами крепкой палки по икрам и пяткам.

– Я вас не впущу…. Я позову скаров…. Я….

– Сколько всего лишнего, - скрадывал и скрадывал унгриец разделяющее пространство, не прибегая к обычной привычке скалиться. Настроение что ли такое? Быть хорошим, вежливым и говорить любезности перепуганным девицам. Даже провинциалкам в чепцах и старомодных робах в бисерном шитье с накрахмаленными белейшими воротничками.

Она ими гордится, - верно определил Колин. Но ведь не о тряпках говорят со скромницами и простушками, с расстояния в пядь.

– У тебя чудные волосы…

Что чудного в блеклых кудряшках?

– …И глаза. Особенные….

Водянистые как у слепого.

– …Кажется Медди?

Называть человека по имени, завоевать чуточку его доверия.

– Снейт, саин, - пролепетала девушка. Она настолько перепугана, что готова удрать, оставив неприкосновенность покоев владетельницы Серебряного Двора на совести Поллака.

Ей здесь приходится несладко, - готов Колин жалеть и гладить бедняжку, но не готов потратить на это лишней минуты.

– Так я войду Снейт?

– Вы не можете…., - захныкала девушка, избегая встретиться глазами с унгрйицем. Про него такое рассказывают… Такое…. Мурашки по коже!

– Я могу, — Колин бережно взял служанку за руку. — Ты же знаешь. Я могу.

Действительно, Снейт, - ощутил он холод девичьих пальцев.

– Саин…., - блеяла несчастная.

– Слушаю тебя, - отозвался унгриец и его близкое дыхание колышет выбившуюся жиденькую прядку.

В полном отчаянии девушка потянулась нашарить колокольчик, позвонить, вызвать помощь. Морли, эсм Гё, скары, кто-нибудь!

– Не думай о гранде, камер-медхин и других. Думай о себе.

– Не понимаю вас, саин.

– Что у тебя с лицом? — обратил внимание Колин на странность. Девушка немного отворачивалась от него. И сейчас и до того как напугал её до смерти.

– Ничего.

– Разве допустимо обманывать? — устрожил он и взял служанку за подбородок. Снейт покорилась повернуть голову.