Дожить до утра

— Сейчас тебе что от меня нужно? — Она выбросила недокуренную сигарету на улицу и пристально уставилась на него.

— Убит твой сосед, — неопределенно протянул он, как завороженный глядя в бездонные глаза напротив.

— И что?! Сейчас на его жилплощади его сынок-придурок поселился. Так скажу тебе — оторва еще та! Войну мне негласную объявил…

— То есть?! — вскинул бровь Николаев и опять удивился непонятному чувству, ворохнувшемуся внутри. Ощущение это было чем-то сродни желанию защитить ее, и это не могло не настораживать.

— Да так… Пакости разные друг другу делаем. — Она устало махнула рукой, и во всем ее облике ему почудилась какая-то обреченность. — Я к тому веду, что, если с этим молодым козленком что-нибудь случится, опять меня обвинишь?

Подобный вопрос никогда бы не вызвал в нем замешательства, сиди рядом кто-нибудь другой. Но сейчас…

— Посмотрим… — последовал его более чем лаконичный ответ.

— Вот-вот. Я так и думала… — Она тяжело вздохнула. — А почему бы вам всем не оставить меня в покое? Это ведь единственное, о чем я прошу все последнее время. Разве это так много?..

— Да нет, просто… — Он замялся.

— Что?! Ну что?! Ты тоже будешь говорить мне о том, что мне хотят помочь?! Что люди вокруг честны и бескорыстны, и я, дрянь неблагодарная, должна быть просто счастлива?! Так?

— Ну что-то вроде этого. — Николаев заерзал на месте, почти физически ощущая силу ее неприязненного отношения ко всем дары приносящим.

— А мне этого не нужно! — Она сверкнула глазами и взялась за ручку двери. — Потому что я никому из вас не верю. И перестань ходить за мной!..

Она ушла, хлопнув дверью. А он остался сидеть, невидящими глазами глядя перед собой. Сил и желания завести машину и уехать отсюда куда глаза глядят просто не было. Жуткая пустота, горечь и что-то еще, отдаленно напоминающее одиночество, затопило Николаева изнутри. Затопило настолько сильно, что он впервые за всю свою жизнь почувствовал, как болит сердце…

Настойчивый звонок в дверь прервал плавное течение его невеселых мыслей, и Николаев нехотя поднялся с кровати.

Леня Усачев ворвался в квартиру как смерч и сразу ринулся на кухню.

— Что ты там хочешь найти? — насмешливо приподнял бровь Роман.

— Пожрать ничего нет? Я позавтракать не успел. — Леня обескураженно разглядывал пустые полки холодильника. — Так… В магазине ты еще не был.

— Я нигде еще не был. Я спал…

— Да?! — Усачев хлопнул дверцей холодильника и с протяжным стоном опустился на табуретку в углу. — Так время-то уже обеденное!

— И что? Часто мне выспаться доводится? Чаю хочешь? — Николаев поставил чайник на плиту и добавил: — Правда, без сахара, но с печеньем.

— Давай, — без особого энтузиазма промямлил Леня и потянул из хлебницы полузасохший кусок черного хлеба. — Вот дожил! Хлеба и того нет. Жениться тебе надо, гражданин начальник. Ой, жениться надо…

— Зачем? Ты вот женат, а по моим хлебным полкам шаришь, — не без ехидства хмыкнул Роман, ополоснув пару чашек и ставя их на стол. — Не вижу преимуществ…

— Это ты зря! — Леня хитро прищурился. — В семейной жизни масса преимуществ. А что по твоим полкам шарю, так это в силу объективных причин. И одна из них — это мое ночное дежурство.

— Иди ты, — беззлобно огрызнулся Николаев и закурил. — Как там у вас?

— Ты знаешь, все тихо. Будто все бандиты и убийцы решили сегодня вместе с тобой отдохнуть. Я потому и сорвался к тебе. Дай, думаю, проведаю шефа. — Вид у Усачева сделался совсем уж загадочный. — Слышь, Ром… А может, тебе и вправду жениться?

— Ага… Завтра… Только невесту подгони.

— Так есть вроде бы… — Леня заерзал от нетерпения и, стараясь как можно деликатнее донести до Романа свою мысль, осторожно проговорил: — Она мне вроде тоже…

— Что тоже? — Взгляд Николаева сделался жестким.

— Ну… нравится… Красивая…

— А кто?

— Да ладно тебе! — Он сорвался с места к засвистевшему на плите чайнику. — Что мы, дураки, что ли?! Не видим, как ты мучаешься?!

— Ах вон оно что?! — С силой вдавив окурок в пепельницу, Николаев встал и железно отчеканил: — Я вас всех, мать вашу, премиальных лишу, если услышу еще что-нибудь подобное! Ишь, сваха какая выискалась! Это они тебя ко мне командировали?! Я вас…

Он принялся метаться по кухне, размахивая руками и рассыпая угрозы в адрес сердобольных сотрудников. Его гневные речи, может быть, и возымели бы действие, не выгляди он так комично в тапочках на босу ногу и в трусах. Украдкой улыбаясь, Леня словно ничего не замечал. Заварил молча чай. Разлил его по чашкам и, отыскав на верхней полке шкафа сахарное печенье, выложил его в вазочку.

— Прошу вас! — Приглашающе вытянув обе руки в сторону стола, Усачев как можно виноватее поглядел исподлобья на шефа.

— Ишь! Распустились! — напоследок вымахнул в стол кулак. — О судьбе моей пекутся! А что раскрываемости нет по району, так это у меня голова должна болеть? Чего скалишься?!

— Я?! — Леня приложил руку к сердцу. — Я скалюсь?! Да разве ж я посмел бы, гражданин начальник?!

— Гад ты, Ленька! — в сердцах выдал ему Роман и все же попытался улыбнуться. — Пользуешься тем, что мы друзья с тобой… А то послал бы я тебя…

Усачев шумно втянул в себя чай, откусил печенье и, поняв, что основная часть прений, самая гневная, уже миновала, вкрадчиво спросил:

— Ром, ну ты же не будешь отрицать, что она тебе нравится?

— Кто? — на всякий случай поинтересовался Николаев, не желая, как мальчишка, попадать впросак.

— Ксения Николаевна, — с придыханием выдал Леня. — Та жгучая брюнетка с кошачьими глазами и повадками рыси. Та самая, при имени которой ты кривишься и воротишь нос. Но ты ведь не зря натаскивал нас, сыщик! Мы же не дураки. Мы же все видим…

— И что вы видите? — сделал последнюю попытку отпереться Николаев, машинально помешивая ложечкой пустой чай.

— Влюбился ты, Рома! Ох и влюбился! И лучше бы тебе не влюбляться, но… — Усачев печально вздохнул. — Но коль уж так начертано судьбой, то ничего не поделаешь…

Роман и слушал, и не слушал его. Потягивая обжигающе горячий крепкий чай, он мысленно ругал себя всякими словами за то, что пропустил момент, когда его чувства возымели верх над разумом. Надо же было так влипнуть, черт возьми! Что за ирония судьбы? Ведь по — падались девушки с прекрасными данными, милым нравом, из хороших порядочных семьей. А он все нос воротил. Не время. Не сейчас. Еще рано об этом думать, о семье в смысле. Вот она, любовь-злодейка, и преподнесла ему сюрпризец в облике этой, как ее там Ленька назвал — кошка? Точно! Кошка и есть. Независимая, гордая. Гуляющая сама по себе. Да к тому же еще и с героическим прошлым…