Драфт. Часть первая: build

А может, и нет… и это небо, наоборот, кинулось навстречу столь спешащей к нему гостье.

Глаза открылись едва-едва и только после приложенного усилия. Итог — полумрак вокруг и только яркое пятно от направленной лампы, высвечивающее ту темноволосую женщину, которую Кэти увидела в дверях особняка, когда так опрометчиво выскочила из аэромоба. К слову, несмотря на испытываемую физическую слабость, только и позволяющую, что держать глаза открытыми, девушка прекрасно все помнила. И эту даму в клетчатой рубашке, которая, скорее всего, и есть та самая госпожа Разумовская, что ее пригласила, и небо, которое так неожиданно «рухнуло», стоило на него посмотреть, и даже крик Грега, пытавшегося о чем-то ее предупредить, прозвучавший в последний момент перед тем, как ее «придавило».

Не имея возможности из-за слабости даже пошевелиться, Кэти лежала и просто рассматривала доступную ей картинку. Альберта Яновна, сидевшая в большом и уютном кресле чуть в стороне от кровати, была видна хорошо. Темно-русые коротко подстриженные волосы, симпатичное, но уже немолодое лицо и явно худощавая немного нескладная фигура. Фланелевая красно-черная рубашка, которую только и успела увидеть в тот первый момент Кэти, и потертые светло-синие джинсы, рассмотренные уже сейчас, отчетливо подчеркивали и немного сутулящуюся спину, и длинные, как-то неловко сложенные ноги. Во что обута была пожилая дама, разглядеть не удавалось, так как вытянутые ноги ее выходили за тот круг, что ярко высвечивала стоящая рядом напольная лампа.

Так и не находя в себе сил двинуть даже головой, Кэтрин одним лишь взглядом окинула комнату. Кровать, на которой она лежала, судя по изножью, была довольно широка. Противоположная стена едва виднелась в потемках, но ее явная отдаленность довольно явно обозначала, что помещение, в общем-то, не маленькое. Плотные шторы на окне были сдвинуты, не давая понять от чего так темно в комнате, и вызывало закономерные вопросы: сколько она уже здесь лежит и как долго была в обмороке? Что в свою очередь вопрошало: а что это такое вообще с ней приключилось?

Видимо Кэти все-таки пошевелилась, потому что женщина в кресле встрепенулась, отложила вязание и, сделав свет поярче, поспешила подойти к ней. Теплая ладонь ее опустилась на голову девушки, а сама она мягко произнесла:

— Пришла в себя, милая? Ну, ничего-ничего, теперь все будет хорошо, — и погладила Кэтрин по волосам, как маленькую.

Этот жест незнакомой в общем-то женщины мог и обидеть, и показаться неприятным, но — нет, ничего подобного девушка не испытала, а наоборот, вдруг почувствовала себя уютно и спокойно. А главным было то, что эмоции бабушкиной приятельницы почему-то совершенно не давили, не пытались вклиниться в ее разум, и даже, казалось, не бежали своим чередом мимо, а лишь шуршали далеко-далеко — едва на приделе слышимости.

Комфортно. Спокойно.

— А что со мной произошло? — спросила Кэти у женщины.

— Да как тебе сказать? Слава Богу, ничего страшного не случилось. Это, конечно, не настоящая гипероксия, но все же, твоему организму, привыкшему к кондиционированному воздуху, было явно многовато кислорода. А ты, мало того, что вздохнула полной грудью — от души, но еще и в открытое, ничем неограниченное небо посмотрела, что и спровоцировало первое головокружение. Ну, а потом, как следствие, обморок. Все же, вы — городские, очень изнеженны. Такое часто с вами бывает, — со смешком, но как-то мягко и необидно, ответила госпожа Разумовская:

— Грэг должен был тебя предупредить о подобной возможности! Ох, и влетело же ему от Самвэла Сергеевича, после того, как он стабилизировал тебя, и ты уснула. Самвэл — он наш врач, и встречал тебя вместе со мной, как раз вот на такой случай. Но мы очень надеялись все-таки избежать подобной ситуации. Ну, ничего, через пару дней твой организм адаптируется и мы тогда уже без всякого риска для здоровья начнем знакомство и с небом, и с морем, и с открытыми просторами, — также улыбаясь, продолжила говорить дама. — Да, можешь звать меня просто Альбертой, как принято у вас в городах. Ты же вроде близкий мне человек, почти родственница — внучка моей дорого подруги. Согласна?

Кэти едва мотнула головой, больше показывая глазами, что вполне — не против:

— И вы тогда зовите меня как бабушка — Кэти.

— Тогда уж может лучше — Катя? Мне так привычней будет уменьшать твое имя. Мы здесь почти все из местных. Большинство семей живет на этих землях еще со времен, когда возможность катастроф никто и не предвидел. Так что по привычке часто старый язык используем. Ты, я знаю, тоже русские корни имеешь?

— Угу, и Катей меня вторая моя бабушка называет…

На том и порешили.

Последующие два дня прошли так, как и обещала Альберта Яновна, которую у Кэти, при всей городской привычки общения, пока не всегда получалось называть просто по имени. То есть, эту самую адаптацию, девушка прочувствовала на себе полностью — никогда Кэтрин за собой не подозревала, что способна быть настолько слабой, хрупкой и… сонливой.

День складывался для нее примитивно просто: завтрак — и поспать, обед, а потом опять покемарить чуть-чуть, ну, и соответственно, ужин, сразу по завершении, укладывал ее слабенькую в постель. Конечно, она пыталась бороться с этим! Но… засыпала там, где успевала присесть — в кресле в гостиной, в шезлонге на террасе и даже как-то на ступенях лестницы, что вела вниз к морю. Раздражало это Кэтрин неимоверно. Но поделать она ничего не могла. Альберта с улыбкой вздыхала, глядя на нее, и успокаивала:

— Это все свежий воздух, милая. Ничего, привыкнешь.

А пока Кэти оставалась только одна радость — поесть. О, да! Это было нечто!

Не то, что бы она никогда не ела продуктов, выращенных в естественной среде… бывало, конечно. У той же бабушки Лизы в гостях, которая, являясь одним из лучших специалистов по реабилитации после комплексного омоложения, естественно не бедствовала и кроме немаленькой квартиры на верхнем уровне, личного аэромоба и других доступных роскошеств, могла себе позволить и натуральное питание. Но бабуля все-таки жила в городе и, если честно, никогда совсем уж предвзято не относилась к тому, что могли предложить пищевые комбинаты. То есть, на ее столе вполне мог появиться салат из завозных, натурально выращенных, редиски с зеленью и яйцами, выгнанными в питательном растворе.

А здесь… каша на молоке, только что из под коровы, и клубника с грядки, которую едва успели помыть перед подачей на стол. Какова разница? Да огромная! Один запах такой, что кажется, только им наесться можно! Ну, а к этому стоит добавить, что, оказывается, в природе существуют продукты, которые Кэти в принципе не видела и никогда не пробовала. Те же черешня или вишня, про которые Грэг рассказывал, когда они летели над садами. Нет, сами названия, вроде слышала — джем черешневый, к примеру, или сок вишневый. И даже картинки видела. Кстати до ужаса похожие одна на другую ягодки.

Аха, похожие. Так вон и у людей — нос, рот и два глаза на лице, а, поди ж ты, на двоих таких раз посмотришь и не перепутаешь.

И тут, одна сладкая, немного водянистая, но сочная такая, что полный рот сока! С виду не сильно округлая, как будто из граней сглаженных, и блестящая — аж глянцевая! А другая чуть мельче, цвета однотонного, без оттенков и кожица — тоненькая, чуть шероховатая. На вкус же — терпкая, с резковатым запахом, легкой кислинкой и более плотной мякотью. Мда, и косточки… вот потому городские комбинаты таких ягод и не производили. На небольшом кусте, на гидропонных грядах, как ту же клубнику или даже голубику, не вырастишь, а создавать в питательном растворе продукт, внутри которого несъедобная кость, уже нецелесообразно. Вот и гнали пюре, пригодное для джема и сока, а для правдоподобности картинку… похоже, одну и ту же, лепили.