Дракоморте

Найло был уверен, что за ними гонятся. Что грибойцы как-то сообразили: Илидора покусал оборотень, и теперь, конечно, желают его сжечь живьём, для верности — вместе с этим странным эльфом, который его уволок на себе. Вдобавок гам от произошедшего в башне скоро докатится до селения, и тогда грибойцы поймут совсем всё. Что у них в руках был дракон и храмовник, а они его не прибили. И захотят немедленно исправиться.

Илидор висел на спине Йеруша, как груз прожитых лет, и истекал кровью — тоже как груз прожитых лет.

Какого-то лешего, когда Найло стоял среди грибойцев в доме-лекарне, он был абсолютно уверен, что главное — вытащить дракона из посёлка, а потом ему помогут волокуши. Что взбрело в голову Йерушу? Тут поблизости нет никаких волокуш, а где они есть и как их можно позвать — решительно неясно. Куда он тащит Илидора? Кто в целом мире ему сейчас поможет? Что вообще происходит сейчас в лесу, куда можно двигаться, куда нельзя?

В конце концов у Йеруша просто перестали двигаться ноги и он понял, что либо сейчас сгрузит с себя дракона, либо они оба грохнутся наземь и уже не поднимутся.

Как можно осторожней, медленно, пыхтя от натуги, присел, сдвинул-скинул со своих плеч Илидора и уложил его наземь, стараясь не задевать выкрученную из сустава руку, и, тяжело дыша, сел рядом.

— Твою ёрпыль, — сказал он, только сейчас, при свете дня, толком рассмотрев дракона, и тут же зажмурился.

Глубоко рассечённый висок всё сочится кровью, волосы справа слиплись и потемнели, губы слева разбиты, нижняя челюсть посинела и надулась, правое плечо выкручено из сустава, кисти опухшие, окровавленные, словно чужие (Йеруш предпочёл не всматриваться), рубашка в крови — длинными полосами-пятнами между рёбер, одно бедро разорвано в тошно блестящее мясо, второе погрызено, сплошь в следах зубов, вдавленных в тело вместе с ошмётками штанин.

И крылья. Сейчас как никогда похожие на плащ. Обычнейший плащ, по нелепой случайности попавший в шинковалку для капусты.

И дыхание. Такое неглубокое и прерывистое, словно грудь двигается только от биения сердца, а на самом деле воздух уже очень-очень давно не попадает в лёгкие, и дракон не дышит. Кожа в тех местах, где не залита кровью и не посинела от ударов, — серовато-белая.

И запах. Запах крови, псины и смерти.

И совсем никого поблизости, совсем никого, кто может помочь и знает, что с этим делать.

Йеруш вцепился в свои волосы.

Нет-нет-нет, драконы живучие, гораздо более живучие, чем эльфы или люди, у этих ящериц-переростков даже отрастают новые зубы! Окажись сейчас рядом драконий лекарь из Донкернаса Диер Ягай, он бы наверняка спас Илидора. Может быть, не его крылья, но его самого — наверняка. Или наверное… Окажись сейчас рядом те волокуши, которые умеют врачевать, они бы тоже, пожалуй, знали, что нужно делать. Ох, может быть, не стоило забирать Илидора из дома лекаря-грибойца, ну какого ёрпыля Найло утащил его в лес? Дракон выглядит плохо, вот прямо совсем плохо! Но он живучий, да-да-да, Йеруш точно знает, насколько он несгибаемо-неуёмно-живучий, и у Илидора точно-точно есть ещё сколько-то времени, если только помощь сможет подоспеть…

Найло вскочил, бешено огляделся вокруг и, поникнув плечами, снова медленно сел. Он не знал, куда бежать за помощью, и не знал, что сейчас рыщет вокруг. Да и где именно находится это «вокруг». Если Илидор здесь, значит, и храмовая башня недалеко. Кто может встретиться Йерушу, если он оставит Илидора и ринется в лес, или кто способен добраться до беспомощного дракона, если Найло куда-то побежит? Да и куда бежать? Куда, к кому?

Грибойцы точно сожгут их обоих. Рядом нет никого, кто разбирается в лечении драконов, есть только кряжичи, которые умеют трещать, и синепузые птички, которые умеют чирикать, и Йеруш Найло, кладезь бесценных знаний в области гидрологии, он великолепно разбирается в разных водах, больших и малых, но ничегошеньки не смыслит в…

Едва не вывернув карман, Йеруш выхватил из него хрустальный пузырёк с живой водой, крошечный хрустальный пузырёк, цельный, без крышки. Выхватил и замер, чувствуя, как сводит пальцы. Медленно поднёс пузырёк к глазам, посмотрел сквозь него на Илидора, и дракон распался на много мелких и нестрашных кусочков, запертых в гладких гранях хрусталя.

У Илидора есть сколько-то времени. Драконы живучие, Йеруш сам видел, как быстро на них заживают даже очень нехорошие раны. Кто-нибудь ещё может прийти сюда и спасти Илидора. Просто прийти и спасти его.

Кто-нибудь другой.

Йеруш сжал хрустальный пузырёк в ладони и спрятал ладонь за спину, словно кто-то мог его увидеть сейчас.

Он не может потратить живую воду на дракона. Какой дурак будет спасать кого-то одного, если возможно спасти многих? Каждого больного эльфа, угасающего среди беспомощности лучших эльфских лекарей. Каждого эльфёнка, умирающего от холеры в какой-нибудь трижды никому не нужной деревне между Такароном и Старым Лесом. Степняка из людских земель к югу от Чекуана, да, степняка, получившего в лоб копытом от норовистой лошади-полынки. Гнома-векописца, оставившего здоровье и лёгкие в лабиринтах архивных стеллажей с пыльными свитками и тяжеленными каменными табличками. Подранных грызляками котулей и побитых кряжичами волокуш.

Какой дурак будет спасать одного, если возможно спасти многих?

Какой дурак может просто израсходовать, потратить, безвозвратно и окончательно потратить, навеки утерять то, что можно тщательно изучить, воспроизвести, сделать частью системы научных познаний?

Какой дурак просто использует то, что можно изучить, размножить и подарить миру? И прославить себя?

Выбор — это же так просто, верно, Йеруш Найло? Особенно когда никто не смотрит…

Золотой дракон лежал рядом недвижимый и безучастный, лицо его сделалось совсем белым, жилка на горле почти не трепыхалась. Кто-нибудь ещё может прийти сюда и спасти его. Почему бы сейчас не появиться дозору волокуш?

Йеруш крепко сжал крошечный хрустальный пузырёк без крышки, зажмурился и очень ясно представил, как добрался до лаборатории в Ортагенае, как осторожно срезал верхушку хрустального пузырька и длиннющей пипеткой достал первую каплю живой воды. Представил, как дрожат его руки от восторга этой огромностью, этой важностью, как невиданные перспективы разматываются перед ним, словно бесконечное сине-зелёное море, на которое выходят окна университетской лаборатории. Йеруш ясно видел и почти осязал залитый солнцем стол красного дерева, бесконечную череду прохладных металлических держателей, коробочки и склянки реактивов, и системы подсветки, и гнутые стёклышки, и так вкусно пахнущие стопки шершавой бумаги для записей, а ещё аккуратные баночки с чернилами, на гладких боках которых бесятся солнечные блики. Представил трепет исследователя, которым будут до краешка полны долгие-долгие дни опытов и наблюдений, представил долгую-долгую дорогу к пониманию, многие-многие капельки драгоценной живой воды, которые он будет доставать из пузырька длиннющей пипеткой, и, конечно, новый пузырёк с плотной крышечкой, в который Йеруш перельёт драгоценную воду, чтобы не испарилось ни капли. Долгие-долгие дни и месяцы, когда он будет разгадывать тайну живой воды — и, конечно, разгадает, кто же ещё сделает это, если не Йеруш Найло, талантливейший гидролог, первый платиновый выпускник Университета Ортагеная за всю историю?

Он разгадает тайну живой воды, и голоса в его голове умолкнут. Его имя станет известным каждому эльфу, человеку и гному в Малллон-Аррае, но главное — он наконец узнает наверняка, что был прав, когда ушёл изучать гидрологию, он будет твёрдо знать, что сумел положить на другую чашу невидимых весов нечто неизмеримо большее, чем та боль, те неудобства, те разочарования, которые принёс своей семье, которые приносил своей семье в течение всей своей жизни — он был прав, когда ушёл и стал учёным, потому что тем самым он сделал лучше не только лишь свою жизнь, и этого уже никто не посмеет оспорить после того как Йеруш Найло подарит всему миру живую воду!