Дракон

Но он не сделал ни того, ни другого.

Он боялся, что увидев меня, по-настоящему слетит с катушек. Что он будет крушить всё подряд. Напугает меня. Он знал, что ведёт себя безрассудно. Он знал, что в данный момент настолько далёк от здравого смысла, что не может позволить себе даже ссориться со мной.

В те несколько минут, секунд, или ещё чего-то, я ничего не видела сквозь его воспоминания о том утре, сквозь сокрушительное смятение эмоций, бушевавших в его свете.

Это погрузило и меня в тот момент.

Стоя в старом душе с розовым кафелем в доме Уллисы. Стоя там голышом, под струями воды, в боли, пока его свет сплетался с моим, едва не душа. То желание в нас обоих извращалось в недоверие и страх, а потом опять сменялось тоской, когда один из нас отстранялся. Я панически боялась того желания. Я чувствовала себя такой потерянной от этого желания, от него, от простой разлуки с его светом и кожей…

Я вспомнила тот сбивающий с толку разговор на кухне.

Я вспомнила, как мне тоже хотелось прогнать Кэт, чувствуя, что я облажалась, совершила ошибку, сказав, что она может его увидеть. Как я пыталась решить, что ему сказать, какой придумать повод, чтобы прогнать её из его комнаты.

Чем дольше я стояла там, тем сильнее становилось то ощущение ошибки, и в итоге я поняла, что действительно совершила ошибку. Может, большую ошибку. Может, такую, которую не смогу исправить…

Его боль усилилась, становясь невыносимой, и я почувствовала, как он тянется ко мне. Из его света исходили эмоции.

Затем он кончил.

Я почувствовала, увидела это его глазами, пока его тело содрогалось внутри…

Кого-то, кем бы она ни была. С кем бы он ни был.

«Поспеши, Элли, — послал он из того верхнего, более тихого места. — Поспеши, детка. Пожалуйста. Боги, пожалуйста. Я не смогу долго выносить это».

Часть меня противилась.

Я боролась с ним, выталкивала из своего света, может, даже сильнее, чем я когда-либо делала это, даже сильнее, чем снаружи того дома в Колорадо. Я использовала структуры, которые обычно применяла только для телекинеза, ударила по его aleimi, атаковала его в том пространстве, врезала ему… что угодно, лишь бы оттолкнуть его от себя. Что угодно, лишь бы не пришлось слышать её под ним, видеть её руки, ласкающие его грудь.

Когда ко мне вернулась способность видеть, я лежала на кафельном полу.

Вода била по мне сверху, причиняя боль коже, ослепляя там, где струи попадали на моё лицо и волосы.

Попытавшись приподняться, я тихо всхлипнула, сдерживая слёзы, и моя ладонь соскользнула по кафелю. Я ударилась головой о низкую перегородку позади себя и приглушённо вскрикнула, но подавила этот звук, прикусив губу. Всё ещё хватая ртом воздух от боли, я стиснула зубы, чтобы сохранять молчание — в основном я боялась, что кто-то услышит меня и заглянет проверить, всё ли хорошо.

Но это лишь заставило меня вернуться мыслями к Дракону и тому, что он сделал в той подземной лаборатории.

Он не объяснился. Он ничего не сказал.

Я едва могла поверить в происходящее, когда он начал меня раздевать.

Фигран стоял у стены, наблюдая за нами и не шевелясь. Он выглядел скорее заворожённым, нежели возбуждённым, но было что-то в этих жёлтых глазах, которые изучали меня, пока Дракон сдерживал мой свет и стаскивал мои армейские штаны одновременно нетерпеливыми и деловитыми движениями.

Вскоре после этого он вошёл в меня.

Не думаю, что мой разум вообще поспевал за происходящим.

Я услышала, как вскрикнул Даледжем. Я помнила, что Дракон что-то сделал… я помнила, как беспокоилась, что он убил Джема… но я по-прежнему чувствовала его хрипы и тихие крики и осознала, что Дракон лишь как-то обездвижил его.

Если не считать клейма, которое он поставил ещё до того, как стянул с меня одежду, он мне не навредил.

Может, было бы лучше, если бы он причинил мне вред.

Он неподвижно удерживал меня своими руками и светом, но в самом главном он действовал нежно. Намного нежнее того, каким часто бывал Ревик.

Намного нежнее большинства моих клиентов в Пекине.

Затем Дракон вплёлся в те структуры в моём свете…

Я утратила контроль. Я абсолютно и совершенно утратила контроль.

Я ничего не могла с собой поделать, как и тогда, когда Ревик проделывал то же самое с моими структурами.

В какой-то момент я полностью покинула своё тело. Думаю, я даже кончила, но и в этом я не могла быть уверена. К тому моменту я ничего не видела. Звёзды.

Лишь чёрная ночь и звёзды.

Вздрогнув, я зажмурилась, подавляя завиток горя, который вплетался в мое нутро. Там жил стыд. Я понимала, что это иррационально. Я понимала, но не могла прогнать это чувство. Мне было стыдно, что я потеряла контроль. Мне было стыдно за реакцию своего тела, за реакцию своего света — стыдно настолько, что сейчас я не могла думать.

Тяжело дыша, пока горячая вода всё ещё лилась мне на голову, я постаралась прогнать всё это из головы.

Боль вплеталась в мой свет за щитом, которым я по-прежнему окружала себя, пока сидела на грязном кафельном полу. Я подавляла все эмоции, которые только могла, всё, что хотело взбурлить на поверхность и как-то коснуться меня.

Он не целовал меня. Может, он не мог сделать этого из-за маски, но под конец его глаза смягчились. Я видела звёзды в его свете и ту густую тьму.

Уходя с Фиграном, он обратился к Даледжему, но не ко мне.

— Не волнуйся, брат, — сказал он. — Придет и твой черёд.

Даледжем не ответил ему, но я чувствовала его злость, глубинную, отчаянную беспомощность, которая тронула меня хотя бы потому, что я чувствовала там искренние эмоции.

Это я тоже попыталась вытеснить из своего разума.

Я знала, что Даледжем смотрел, как Дракон трахает меня.

Я знала, что он видел, как я теряю контроль.

Я понятия не имею, как это выглядело для него со стороны, или что он почувствовал от меня. Я не ощущала от него осуждения. Честно говоря, я вообще ничего не чувствовала от него в этом отношении.

С другой стороны, у Даледжема была адипанская выучка. Наверное, я бы и не узнала, что он чувствует, если он сам не решит мне сказать. Пока что этого не случилось.