Дракон

Он вообще не говорил об этом — во всяком случае, прямым текстом.

Вместо этого он спорил со мной об операционных приоритетах касаемо Брукс. Он считал, что мы должны просто манипулировать его светом и забрать её с собой, и нахер переговоры. Он утверждал, что Дракон должен быть нашим приоритетом, что мы не можем страдать фигней с человеческими политиками, когда у нас имеются более срочные задачи. Он хотел, чтобы я приказала Деклану самому убрать Новак.

Он также сообщил мне, что перед встречей с ней мне надо показаться медикам.

Он спорил со мной об этих вещах на протяжении половины поездки до того фермерского домика. Он также утверждал, что я должна немедленно связаться с Балидором и сообщить ему о случившемся — и я понимала, что он говорил не только про ещё одного телекинетика на свободе.

Когда я отказалась, он сказал, что я пребываю в шоке.

Когда я возразила, что это может относиться и к нему, он сказал, что это не имеет значения — ведь это я пострадала.

Это самое близкое подобие признания случившегося со мной, что я от него слышала прямым текстом. Хотя он явно без проблем сказал другим.

Вздрогнув, я постаралась и это выбросить из головы.

Однако поначалу мне это не удавалось.

Понимание, что он наверняка сказал им об этом по операционным причинам, не помогало; и это не прогоняло чувство предательства, которое я ощутила, когда вышла из фермерского домика и осознала, что все они говорили обо мне. Мы с Даледжемом могли бы поссориться, но до того момента я честно не думала, что он может испытывать ко мне неприязнь.

После операции в бункере противовоздушной обороны я пересмотрела то впечатление и снова склонилась к тому, что это было сказано ради целей операции, но я понятия не имела, о чём он думал.

Я не знала, как спросить его, и стоит ли вообще спрашивать.

В любом случае, я не хотела обсуждать с кем-то из них ситуацию с Драконом. Я честно не видела смысла. Я почти не помнила само действо. Я понятия не имела, зачем он это сделал, и чего он от меня хотел. Что бы он ни сделал с моим светом, я не могла объяснить кому-либо свою реакцию. Я вообще не из тех людей, кто считал, что разговоры что-то решают.

Кроме того, был лишь один мужчина, с которым я очень хотела поговорить, и именно с ним в данный момент я не могла общаться.

Но я не могла снова начать думать о Ревике.

Мне нужно выбираться отсюда.

Я и без того достаточно долго провалялась на полу. Мысль о том, что кто-нибудь найдет меня такой, голышом лежащей в душе, заставила меня пошевеливаться.

Когда я во второй раз отодрала себя от кафеля, боль в ноге прострелила меня до самой спины. Я её проигнорировала, поднялась на ноги одним резким усилием за счет мышц рук. Мой свет наполовину покинул тело, пока я старалась контролировать свой разум.

Несколько долгих секунд я думала, что не смогу это сделать.

Я чувствовала, что какая-то часть меня хочет убежать. Я чувствовала ту часть себя, которая сделала бы что угодно, чтобы убраться от этого.

Но я не могла.

И это я тоже знала.

«Поспеши, Элли, — слова отдавались эхом, причиняя мне боль. — Поспеши, детка. Пожалуйста…»

Я простояла у его двери дольше, чем должна была.

Может, намного дольше, учитывая, что по тому коридору мог пройти кто угодно.

Кто угодно мог увидеть меня здесь — как минимум физическим зрением, поскольку я держала такой плотный щит, что даже Балидор вряд ли увидел бы что-нибудь. Я продолжала одержимо поддерживать эту хватку, главным образом для того, чтобы обитатель комнаты не узнал о моём присутствии.

Ну, до тех пор, пока я не решу, стоит ли стучать.

Но я всё же постучала. В конечном счёте.

Резко побарабанив по двери ушибленными костяшками пальцев, я сбросила плащ со своего света ровно для того, чтобы он узнал, кто за дверью, и добавила в свой aleimi более армейские отголоски.

Его отрешённое приглашение входить сообщило мне то, что он как минимум не спит.

В ту долю секунды перед тем, как я потянулась к дверной ручке, я честно не могла сказать, вызвало ли это у меня облегчение.

Толкнув дверь внутрь, я вошла, ничего не говоря, и резко остановилась, с удивлением обнаружив его в постели.

Его матрас выглядел ничуть не лучше моего. Пружины определенно проседали слишком низко там, где он сидел возле подушки, прислоняясь спиной к погнутому деревянному изголовью у стены. Он был одет в тёмно-зелёную футболку, которая могла быть армейской, но я подозревала, что это не так.

Я впервые заметила, что у него на руке есть татуировка Меча и Солнца.

Ну естественно.

Слегка стиснув зубы, я перевела взгляд на его лицо и увидела, что он смотрит на меня зелёными глазами с фиолетовым ободком.

Они слегка поразили меня после более тусклых контактных линз.

— Высокочтимый Мост? — он сохранял свой тон старательно вежливым, почти деловитым. — Могу я тебе помочь? Я собирался ложиться спать.

Я отвела взгляд, издав неловкий звук.

Возможно, это должно было быть шуткой, но если так, получилось не очень.

— Ага, — я ещё более неловко скрестила руки на груди, потом осознала, что это странно, и опустила их вдоль боков. — Я не удивлена. Насчёт отхода ко сну, имею в виду.

Когда я посмотрела на него в этот раз, Даледжем наблюдал за мной испытующим взглядом изумрудных глаз. Я видела, как он поколебался, словно хотел что-то сказать, затем передумал.

Он ждал.

Проведя ладонью по лицу, я потёрла свою голую руку, осознавая тонкость надетой на мне белой рубашки. Я гадала, стоит ли попросить его, и как это сделать, и был ли какой-то официальный способ, которым я никогда не пользовалась.

Мне не приходило в голову пустить в ход штучки наложницы, и наверное, не пришло бы до того, как я осознала, что он может оскорбиться.

Поколебавшись ещё несколько секунд, я наконец выдохнула, потянулась к пуговицам рубашки и начала их расстёгивать. Я делала это не особенно соблазнительным образом. Я не могла даже посмотреть на него, пока не расправилась с половиной пуговиц.

Когда я всё же подняла взгляд, я напряглась и остановилась.

Он уставился на меня.

Сказать, что его выражение было… шокированным — это ещё мягко сказано. Он выглядел так, будто находился на грани панической реакции.