Дракон

Его разум плыл сквозь эти изменяющиеся и перестраивающиеся частицы света, силясь понять, но не имея возможность даже каталогизировать большую часть увиденного.

Он не мог это осмыслить; это он чувствовал. Сколько ни смотри, это не принесёт понимания. Это всё равно что потеряться в плотном море извивающихся молний.

Его зрение помутилось, переполнившись сложными структурами, подобными дышащим математическим уравнениям…

Серебристые змеи. Холодный огонь.

Животная паника в его свете усилилась.

Он почувствовал, как существо подытоживает его мириадами способов, словно человек, препарирующий лягушку на металлическом столе. Он знал, что оно может убить его просто потому, что сочло неинтересным.

Металлические змеи извивались, решая. Решая, что с ним делать.

Решая его судьбу.

Ревик знал тот отголосок. Он его знал…

Он хрипло вздохнул.

Затем всё потемнело по-настоящему.

Глава 46. Племянник

Он открыл глаза, ахнув от шока, вызванного светом и звуком.

Он находился не там, где ожидал быть.

Его разум вился вокруг него беспомощными кругами, борясь с болью, которая хотела накатить, ощущая, как она подкрадывается к нему по мере того, как свет возвращался к телу, уже пульсирует в затылке, шее, почках.

Ревик чувствовал себя так, словно из него только что выбили всё дерьмо.

Не просто из его тела — из его света тоже.

Он не в том месте.

Эта мысль повторялась, пока он пытался прояснить зрение.

Наконец, обретя способность видеть, Ревик осознал, что стоит коленями на газоне, его руки связаны за спиной. На шее был ошейник. Он чувствовал, что тот крепится к чему-то прямому и металлическому, что держал охранник, стоявший за его спиной. Они также приковали ошейник и запястья цепями к скованным лодыжкам.

Факт наличия ошейника медленно откладывался в сознании, но как только он осознал это, удар был жёстким.

Он также понял, что с его зрением всё хорошо, но ему сложно было видеть что-то своим светом. Его свет…

Ну, он не болел. Во всяком случае, Ревик ничего не чувствовал.

Его свет просто пропал.

Ошейник не причинял боли.

Он просто убил… бл*дь, он убил всё.

Всё. Будто весь aleimi просто выдрали из его тела.

Ревик никогда прежде не ощущал такого. Как и с тем присутствием в органической комнате, его пугала сама чужеродность. Его пугал тот факт, что он вообще ничего не видел.

Он ахнул, сопротивляясь, пытаясь найти те верхние структуры в своем свете… но они тоже исчезли. Всё исчезло.

Его не просто ослепили.

Такое чувство, будто они лишили его всех чувств, отрезав его от мира. И более того… они отрезали его от большей части его самого. Страх рябью пробежал по его сознанию, когда он понял, что это может значить.

Боги.

Что это может сделать с его женой и дочерью.

— Нет… — прохрипел он. — Нет, боги… вы не можете. Снимите это с меня! Снимите это с меня! Вы убьёте их… вы убьёте их, бл*дь… пожалуйста…

Он посмотрел вверх, стараясь сфокусировать взгляд.

— Пожалуйста… — прохрипел он. — Пожалуйста. Вы должны снять это с меня… пожалуйста…

Там стоял Менлим.

Его силуэт проступил перед глазами.

Глаза цвета мочи смотрели на лицо Ревика. Поначалу неподвижные, его глаза не моргали, пока он наблюдал за Ревиком с тем же циничным бесстрастием, которое Ревик ощущал в разумной комнате. Затем Менлим нахмурился, и его глаза как будто потемнели.

— Ты правда считаешь меня дураком, — сказал он.

Мягко щёлкнув языком, он заговорил так тихо, что Ревик с трудом расслышал его.

— Ты правда думал, что ты и твоя жена можете одурачить меня этой нелепой шарадой? — его голос окрасился презрением. — Ты верил… что? Будто я не узнаю, что в мои ряды внедрились, племянник?

Ревик почувствовал, как его сердце сжалось, боль ударила откуда-то издалека.

Он открыл рот, чтобы заговорить, но видящий перебил его.

— Ты думал, что если притворишься пьяным дегенератом, это действительно одурачит меня… племянник? Когда именно я создал для тебя эту роль? Много лет назад? — впервые его слова окрасились жёстким холодом. — Я тренировал тебя… высокомерный и неблагодарный ты трус. Я учил тебя подлизываться к эго, разоружать. Я учил тебя манипулировать. Я учил тебя позволять другим недооценивать тебя, прикидываться дурачком. Я учил тебя вести множество афер, одну поверх другой…

Грудь Ревика сжалась ещё сильнее, и он вовсе не мог дышать.

Выпрямившись, Шулер невесело фыркнул.

— Теперь я начинаю думать, что в молодости ты воспринял эту личность слишком близко к сердцу, племянник, — пробормотал он. — Возможно, ты намного глупее, чем я подозревал.

Та боль в голове Ревика ухудшилась. Какая-то его часть старалась думать, потом дать отпор. Та же часть его старалась промотать его мысли вперед, попытаться спасти ситуацию, использовать свой свет, как-то отмазаться…

— Не трать слова впустую… племянник.

Глаза Менлима мерцали как зеркала, странно яркие в уличных прожекторах, озарявших эту часть газона.

— Я прекрасно знаю, что именно ты и твоя шлюха-жена задумали. Я знал до твоего прибытия в те доки в Гонконге. Я знал до того, как ты покинул Бангкок. Так что сделай мне одолжение и не обращайся со мной как с идиотом, за которого ты меня явно держишь.

Ревик ещё сильнее стиснул зубы, так, что даже стало больно.

Но страх пересилил любую злость, которую он мог чувствовать.

Элли. Он должен предупредить Элли.

Она направлялась сюда.

Она на пути сюда…

— Для этого тоже слишком поздно, — холодно сказал пожилой видящий. — Для многого уже слишком поздно, Нензи.

Менлим посмотрел на охранника справа от себя.

Он показал ему жест, взмахнув рукой.

Видящий с татуированным лицом без промедления шагнул вперед. Сняв органический ремень с пояса, он замахнулся рукой и с силой ударил Ревика по лицу и шее, отчего у того перехватило дыхание. В этом ремне содержался заряд, из-за которого удар ощущался как стекло, как нож на коже, а не как ремень.