Дракон

Вместо того, чтобы пытаться угадать, что Менлим может сказать дальше, он сосредоточился на мельчайших деталях в тех местах, где остановился его взгляд. Бледный жёлто-оранжевый ковёр являлся более светлой копией рыжевато-коричневого меха тигровой шкуры. Он походил на цвет глаз Териана, когда он был доминирующей личностью, отделенной от aleimi Фейграна.

Ревик поймал себя на том, что вспоминает ковёр из тигровой шкуры на стене того фальшиво-колониального бара на круизном лайнере, на котором они с Элли проделали большую часть пути до Аляски.

Но сейчас он и об этом не мог думать.

Поморщившись от воспоминаний, он откашлялся.

Он поудобнее устроился в кожаном кресле как раз в тот момент, когда Менлим заговорил, нарушив тишину.

— Хорошо, брат, — сказал Менлим. — Признаюсь, ты пробудил во мне интерес.

Он ненадолго замолчал, затем медленно поднялся на ноги.

Остальные видящие на диване из тигровой шкуры встали по обе стороны от него, поправляя одежду и оружие, когда они поднялись на ноги.

Ревик остался сидеть.

Менлим уставился на него сверху вниз, и его губы более сурово поджались.

— Я дам тебе эту ночь отдохнуть. Завтра мы начнем оценку, на которой я буду настаивать, прежде чем мы начнём переговоры по-настоящему. Это вызовет возражения с твоей стороны, брат?

Ревик сделал отрицательный жест рукой.

— Нет.

— Хорошо, — сказал Менлим.

Выдохнув, старый видящий снова нахмурился, всё ещё изучая лицо и тело Ревика. Затем он покачал головой, словно стряхивая с себя шальную мысль. Он жестом велел остальным направиться к двери. Он всё ещё стоял там, когда они начали подчиняться, снова изучая лицо Ревика.

— Если тебе что-нибудь понадобится, брат, воспользуйся настенным монитором, — сказал он. — Кухня доступна двадцать четыре часа в сутки, — помолчав, он добавил с большей язвительностью: — У нас также есть множество недобровольных в штате, брат… видящие и люди. Я полагаю, что теперь, когда ты снова одинок, ты будешь пользоваться их услугами. При условии, что мы сможем обговорить детали твоей работы так, чтобы они устроили нас обоих?

Ревик почувствовал, как его челюсти напряглись.

Он не ответил.

Он заметил, как Уте уставилась на Менлима после этих слов.

Старательно избегая смотреть на кого-либо из них, Ревик остался в кожаном кресле, сцепив руки перед собой. Он не изменил позы, когда они молча вышли из квартиры. Он не отрывал глаз от ковра.

Он всё ещё не двигался несколько минут спустя, когда дверь за ними плотно закрылась.

Глава 19. Америка

«Я пробудился».

Голос прошептал это.

Тихо как свет.

Тихо как тьма.

«Я пробудился. И теперь, когда я пробудился, я не могу спать.

Не могу.

Ты должна прийти ко мне.

Приди ко мне, сестра моя, ибо я не в силах сделать остальное один».

Холодный ветер ударил по мне резким порывом, пока я в одиночестве спускалась по металлическому трапу.

Сосредоточившись на пустом асфальте, расстилавшемся передо мной, я искала признаки жизни. Вся взлётно-посадочная полоса казалась пустынной, даже по сравнению с тем, что я видела на спутниковых снимках и камерах наблюдения по пути сюда.

Я даже не видела никаких птиц.

Трап не опустился полностью к тому времени, когда я добралась до его конца.

Я не стала ждать, а отпустила перила и спрыгнула вниз, не сводя глаз с горизонта. Я приземлилась на ботинки, прочувствовав это до самых коленей.

Я слишком долго сидела.

Однако дело не только в этом, и я это знала.

Оглядев горы, окружающие небольшую частную взлётно-посадочную полосу, я почувствовала странную вспышку где-то внизу живота. Почему-то это больше походило на возвращение домой, чем та операция, которую мы с Ревиком проводили вместе в Сан-Франциско… или даже моё последнее пребывание в Нью-Йорке.

Может, в этот раз я отсутствовала дольше.

Или, может быть, достаточно хаоса сошло с поверхности земли, чтобы я снова могла чувствовать саму землю. В любом случае, вид этих знакомых, покрытых снегом гор ранил более мягкую часть моего света.

Тетя Кэрол жила здесь несколько лет, когда я была ещё маленькой, так что я немного знала эту часть страны.

Никакие самолёты не нарушали тишины, если не считать жужжания стихающих древних пропеллерных двигателей грузового самолёта, с борта которого я только что сошла.

Я не слышала машин или хотя бы автомобильного радиоприёмника.

Конечно, мы находились довольно далеко от города.

Мы приземлились на частной взлётно-посадочной полосе к северу от города Форт-Коллинз, пролетев через ещё меньший город в нескольких сотнях миль к западу от Квебека. В обоих случаях нам нужно было держаться окраин любых, даже полуорганизованных человеческих поселений, но особенно здесь, находясь так близко к воздушному пространству, контролируемому противовоздушной обороной.

Я надеялась, что мы получили точные сведения о местоположении датчиков, которые они установили для наблюдения за наземным и воздушным движением. Даже пребывание в восьмидесяти милях к северу от Денвера казалось опасно близким.

Само собой, если они до сих пор имели доступ к спутниковым каналам, то уже знали о нашем присутствии.

Очередной порыв воздуха ударил меня по лицу и волосам, пронизывая одежду. Холодность воздуха удивила меня, и я осознала, что последние десять месяцев находилась только в тропическом климате. И да, в Скалистых горах был февраль, так что холод — естественная штука… но почему-то мне это не приходило в голову.

Думаю, в самый холодный день нашего пребывания в Таиланде было +31 по Цельсию.

Четыре недели. Почти четыре недели прошло с того утра, когда я проснулась в Бангкоке с запиской, привязанной к моей руке.

Я вытеснила эту мысль из своего света.

Здесь время было ещё раннее, примерно семь утра.

Я знала, что со временем столбик термометра поднимется, но по-настоящему тепло не станет. Днём нам понадобятся куртки, а ночью, наверное, даже термобельё, поскольку наши сенсоры показывали, что здесь мало где есть электричество.