Драконофобия в контракт не входит

— Если бы братец не устроил всю эту перетасовку с ремонтом, он бы запросто…

— Он не мог, — Эм покачала головой, — он не мог оставить «Вольного мага» в прежнем виде. Это тебе плевать на внешнее. И отцу было плевать. А для Армана якшаться с какими-то оборотнями…

— Ты права, — я немного остыл. — Я сам виноват: зная братца, нужно было держать ухо востро. Для меня произошедшее — большой удар. Это существенно осложнит мое расследование.

На этот раз вопрос был в глазах Эмилии.

— Я, конечно, знаю, что ты ищешь какого-то ужасного колдуна, но при чем здесь «Вольный маг»? И почему Отдел влез в твое частное дело?

— Вельм Седой, — выдохнул я. — «Вольный маг» был его любимым рестораном при отце.

— Это тот белый медведь, что подчинил себе все банды Темного квартала? О нем ходят ужасные слухи. Зачем он тебе? — встревожилась Эмилия.

— Вельм сотрудничал с темным магом, который был хранителем тела чародея. Медведь мог стать доверенным лицом мага. Вельм стремится к господству над Сильверградом и, боюсь, не станет гнушаться самыми неожиданными способами получить власть. Я надеялся, что Седой и его люди начнут по старой памяти посещать мой ресторан и я что-нибудь выясню. Иного способа приблизиться к клану белых медведей у меня нет, а время идет. Не хочу тебя пугать, но мы на пороге катастрофы. Я точно знаю, что в этот вечер в «Вольном маге» были люди Вельма. И… — я не выдержал и не очень прилично выразился, — тут является эта девица! Мыши! Всеобщая потасовка, скачущие по стенам кошаки и волки! Просто цирк какой-то! И все это — в трансляции на весь Сильверград! Оборотни запросто обвинят меня в том, что я не уследил и позволил их опозорить. Может, и не обвинят. Но вряд ли я теперь увижу Вельма. Откуда, Навь его возьми, в моем заведении мыши?! У меня в балках мощные дератизационные амулеты!

— Вот ты сказал, и я вспомнила один интересный момент! — оживляясь, сообщила Эмилия. — Во всех передачах, где ведущей была Синтия, она всегда легко находила грызунов и насекомых. В других программах ведущие заставляли работников отодвигать столы, снимать вытяжки, а она — нет. Словно вся эта живность нарочно вылезала, чтобы на нее полюбовались. Словно шла на зов!

— Шла на зов? — я немедленно сделал стойку. — Как мне увидеть все эти выпуски «Скрупулеззо»?

Зуз

День выдался тошнотворным и в прямом, и в переносном смысле: один пассажир облевал такси, пришлось заплатить за уборку из своих кровных, а Зуз даже на обязательный дневной платеж не заработал. В конторе ему, разумеется, наобещали такие перспективы, что даже лепреконы с их радугами и кладами должны были устыдиться.

Зуз жил на белом свете давно и знал цену всему, что легко слетало с языков работодателей, однако денег за озвучивание книжек про Пушистика (с которым метаморф успел смириться и даже в некотором роде сродниться) хватало лишь на койку в хостеле для приезжих работяг. Нужны были средства на еду и лекарства: ноги по ночам нещадно ныли, и чем дальше, тем больше. Поэтому Зуз устроился таксовать и брал самые поздние, подозрительные и непопулярные заказы, например, вывезти из Багрового упитого в хлам и заснувшего в борделе оборотня или, вот как сегодня, по просьбе жены привезти домой загулявшего мужа.

С блудным мужем дело пошло плохо. Он изгваздал салон, а потом, демонстрируя жизнерадостные признаки белой горячки, прямо на ходу вывалился из такси и упал в реку. Зуз вызвал полицменов, дал показания, а теперь восстанавливал душевное равновесие за пинтой темного.

За соседним столиком по самые брови заливалась вином молоденькая шатенка. Чем ниже опускался уровень жидкости в бутылке, тем веселее она становилась, даже принялась кокетливо болтать со спустившимся к ней на столик пауком. Судя по долетавшим до Зуза фразам, паук «отвечал» весьма остроумно и этим страшно веселил собеседницу.

Было неловко смотреть еще на одну жертву алкоголя. Сколько ей? Двадцать? Двадцать два? Вряд ли больше. Куда только родители смотрят? Правда, вскоре девица вздохнула, решительно отодвинула бутылку, со второй попытки сумела подозвать официанта и громким шепотом сообщила пауку:

— Мне пора. Неблара… небалга… неблагоразумно молодой девушке прелестной внешности шляться ночью по темным закоулкам… ик. Зачем прелестной девушке грех на душу, а? Вдруг у кого-то там в этот раз сердце слабым окажется. Я вот никогда об этом не задумывалась, а сейчас… ик… задумалась! Даже бандиты с большой дороги хотят жить. А ты уходи, Ананси… Инси-Винси? Уходи, вон официант идет, сейчас ка-а-ак смахнет тряпкой!

Паук, будто и взаправду поняв бессмысленную болтовню барышни, взвился вверх по паутинке, барышня рассчиталась, выволокла из-под стола очаровательный розовый чемоданчик на колесиках и нетвердой, но решительной походкой направилась к выходу.

Зуз встал и пошел за ней, надеясь, что это его новая клиентка. И вправду, когда он вышел из бара, девушка вовсю колотила костяшками пальчиков в окно его такси, громко стеная:

— Есть там кто живой внутри? Ну пжа-а-алуста! Мне очень нужно домой!

— Где ваш дом? — спросил Зуз, подойдя к автомобилю. — Это я таксист.

Девушка погрустнела на глазах, скорбно вывернула нижнюю губку и призналась:

— Мой дом далеко. Очень. Вы, наверное…ик… туда не поедете. Обычно все отказываются.

— Ну отчего же? Назовите адрес, авось договоримся.

— Не могу. Это секрет, — девушка заговорщически приложила к губам палец. — Но я могу показать. Сначала долго-долго через Дождливый квартал, потом вдоль реки, потом…

— Пятьдесят серебряных солидов вперед, — перебил ее Зуз, подавив возмущенные вопли совести и запросив огромную по его меркам сумму. А кому сейчас легко?

— А, конечно, — девица без лишних споров, и даже радостно оживившись, полезла в кошелек на поясе и вытряхнула оттуда горстку серебра.

— Садитесь, — решился Зуз. — Обязательно через Дождливый? У меня ноги на сырость крутит.

— Обязательно, — барышня виновато пожала плечами. — А я вам лекарство дам, вот! У меня оно… ик… с собой!

Она действительно потребовала у Зуза его термос с горячим чаем и принялась возиться на заднем сидении. Запахло травами.

Зуза затошнило, это взбунтовалась его метаморфическая четвертинка: травки у девчонки были особыми, полумагическими, не теми, что где ни попадя тычутся семечками в землю, лишь бы солнца и влаги побольше, а теми, что прорастают только в особых местах. И где только она их взяла? Ведунья? Не похожа, слишком раскована и топит печаль в алкоголе. Но раз метаморфа затошнило, значит, в травках был толк.

Дождливый квартал уже пробирался в теплый салон сырыми холодными щупальцами, боль в ногах прокатилась от лодыжек до коленей, скоро поднимется выше, к бедрам, тогда и сидеть станет больно.

— Вот, — Зузу постучали пальчиком в плечо. Плечи тоже болели. — Один глоток. Через час — два глотка. Через три — три. И так до семи. Потом опять шесть и уменьшать до одного.

Травы не успели настояться в чае и осели на языке порошком. Но Зуз старательно все проглотил, вспомнив, что не запасся обезболивающим. А большинство аптек уже было закрыто.

— Как-то неожиданно похолодало, — заметил он, поглядывая в зеркало заднего вида. Лишь бы любительница общения с насекомыми не заснула. Куда ее потом?

— Ага, — бодро отозвалась девчонка. — Пока прямо, до Кощеева моста.

— Понял.

Через некоторое время Зуз сам попросил:

— Вы со мной говорите, ладно? А то ваши травки, сдается мне, успокоительные. Как бы не закемарить.

— Ой, — смущенно проговорила пассажирка. — Я об этом как-то не подумала. Хотите, я вам песню спою? — и, не ожидая разрешения, затянула. — Эх, дриадонька моя, зря мы кувыркались! Сплетались-расплетались, вот и до…!