Драконовы кончары (Smocze koncerze) (KG)

Через минуту гайдуки, с которыми было договорено ранее, открыли меньшие, боковые ворота хане, ведущие к закоулка со снаряжением. Мальчишки выскочили из конюшни и галопом помчались к проходу, а вслед ним с удивлением глядели гусары и не посвященные в их планы слуги. Кто-то пытался их задержать, но какой-то всадник пнул его в грудь, он полетел назад и тяжко грохнулся.

– За мной! – заорал возбужденный Тадеуш, добывая саблю.

При этом он чуть не упал с коня, но стиснул колени и как-то удержался. Полтора десятка всадников вырвались через ворота наружу, они перескочили сточную канаву и выехали на заваленную трупами улицу.

– Бей! Убей! – пискливо крикнул Стефан Ставиньский.

– Ураааа! – поддержали его парни и, размахивая саблями, вырвались к сбившимся янычарам.

IX

Ничего не стоили обещания, которые я давал сам себе, что после вселения в тело не поддамся его физической сути, эмоциям и слабостям, что останусь холодным и расчетливым тактиком. Почти сразу же после принятия на себя командования штурмовой группой, я позволил понести себя боевой горячке, совершенно так, будто бы мною управляло первоначальное тело. Хотя, собственно, не имело значения, в какой материальной оболочке я находился. Сейчас я был Талазом Тайяром, человеком, обученным пользованию холодным оружием и обожающим сражаться в тесном боевом столкновении. Я позволил, чтобы мной управляла память тела, его инстинкты овладели всяким моим шагом и жестом. Эзотерически подправленные мышцы, улучшенные обмен веществ и нервная система позволили двигаться быстрее обычных людей, атаковать точнее и намного мощнее.

Я проходил через янычар словно сама смерть. Мои ятаганы скрежетали на отрубаемых костях, прошивали тела будто стальные молнии. После каждого моего шага в воздух выстреливали багряные фонтаны, потоки крови из вскрытых сосудов и артерий. За собой я оставлял крик, обычно прерывистый или завершаемый бульканьем, когда кровь из вскрытых артерий вливалась в гортань жертвы. Всякий мой шаг приносил смерть, мой путь отмечали очередные бьющиеся в агонии тела.

Оказалось, что Талаз является гроссмейстером фехтовального танца, истинным виртуозом убийства. Вопли, выстрелы и крики казались мне музыкой, в ритме которой меня несло по полю битвы. Ноги перемещались плавно и уверенно, не сталкиваясь со сбитыми с ног воинами и брошенным оружием, легко перескакивая кровавые лужи и плавно уворачиваясь от прямых ударов копий и секущих по дуге сабель. Руки все это время тоже неустанно танцевали, работая двумя клинками с ошеломляющей скоростью, так что глядящим со стороны они казались трепещущими крыльями колибри, стальной радугой, захватывающей с собой капли крови, занавесом из клинков.

Я позволил увлечь себя поэзии, искусству войны и совершенно позабыл об обязанностях. Ведь я должен был постоянно оставаться на информационных диапазонах и следить за рапортами с поля, но зачем, раз мы обладали оглушительным преимуществом? Стычка не была игрой стратегов, но простой и безжалостной рубкой. Кто убивает эффективнее и быстрее – тот и побеждает. Мне не нужно было осуществлять надзор за отдельными отрядами или же реагировать посредством приказов и смены тактики, потому что таковой и не было. Из стратега, демиурга, командующего армией на пару мгновений я стал ведущим наступление полевым командиром. В этом не было ничего плохого, многие из участников вторжения родом из более примитивных рас именно этого от меня и ожидали. Вождь должен быть запятнан кровью, доказать свое мужество и показать, что дерется плечом к плечу с подчиненными.

Так что я вел наступление, перебегая в места, где плотно сомкнутые колонны янычар оттесняли моих воинов. Я переламывал контрнаступления, и тут же перемещался в другое место. И ничего не поделаешь, в конце концов я столкнулся с командиром людей, или же это он столкнулся со мной?

– Лала Тайяр!? – услышал я знакомый голос. – Что же ты творишь?

Я повернулся и увидел знакомого пехотного офицера. Суповар Абдул Ага принадлежал к группе доверенных лиц Бахадирзаде Арабачи Али Паши, командующего корпуса янычар. Будучи шпионом, я знал правых рук пашей и визирей, но важно было знакомство не только с самими сановниками и их семействами, но и с людьми, которыми они пользовались. Так что мне было известно, что Абдул – это не только солдат, но и янычарский шпион, руководящий целой сетью разведчиков, ушей Арабачи Али Паши.

Вид знакомого лица в море крови на мгновение меня отрезвил. Я остановился и опустил оружие. Оказалось, что сердце бьется словно безумное, давление крови чуть не разрывает артерии. Я довел организм до предела стойкости, навязал слишком высокий темп и рубил с максимальной силой, игнорируя боль и усталость. Меня понесло словно одного из тварей из расы Ясмины. Я уже чувствовал, что растянул мышцы и надорвал связку в левой ноге. Нужно было пару минут, чтобы прийти в себя и вновь обрести способность драться.

– Ты на их стороне? Что тебя одурманило? – спросил Абдул, приближаясь ко мне с поднятым клинком.

Он ловко уклонился перед атакующим воином вторжения, вооруженным тяжелым молотом, и, казалось бы, нехотя, резанул по глазам, ослепляя того. Он даже не повернулся, чтобы добить жертву, а только все время приближался. Он должен был заметить, что атакующие идут за мной, и верно предположил, что я ними командую.

– Чего вы хотите? Кто вы такие? – спросил он, напрягая мышцы для рывка.

Разговоры с покоряемой расой, находящейся на столь низком уровне развития, не имели никакого смысла. А чему, впрочем, они могли служить? Разве лев ведет дискуссии с пожираемым козленком?

Я сделал глубокий вдох и вышел к нему навстречу. Атаковал поочередно правой, потом левой рукой, простыми рубящими ударами, наносимыми от локтя. Он их парировал без труда, после чего молниеносно сам перешел в наступление. Мне с трудом удалось спасти пальцы, потому что целью он избрал мою ладонь. Ятаганы не имели ни гарды, ни дугообразного перекрестья, защищавших ладонь, к счастью, в самый последний миг я вывернул руку и принял его клинок на рукоять. Он тут же возобновил атаку, на сей раз в шею, после чего кольнул меня в бедро. Клинок вошел в мышцу, чуть-чуть не попав в сосуд, разрыв которого закончился бы серьезным кровотечением.

Впервые я отступил, скорее, удивленный, чем рассерженный. Рана пульсировала болью, напоминая о том, что я нахожусь в смертном теле. Абдул атаковал, нанося точные удары, из которых каждый мог прекратить мое существование. Дышать я начал все чаще, руки начали неметь. Похоже, я повел себя как любитель, грубо эксплуатируя только-только приобретенный организм. Я не знал границ стойкости Талаза, но по причине гордыни мне казалось, будто бы, благодаря эзотерическому вмешательству, я сделался непобедимым, и что никто из обычных людей не в состоянии сделать мне ничего плохого. Теперь же я защищался из последних сил, а жил я только лишь потому, что лала был истинным мастером клинка, и каким-то чудом, благодаря многолетним тренировкам, ему удалось на инстинктах удерживать Абдула. А этот сукин сын должен практиковаться не только в танцах с саблями, но и в неподдельных боях.

Я отчаянно высматривал охранников, приданных мне Ясминой. Да, они окружали меня кольцом, не спуская с глаз, но не вмешивались, делая вид, что заняты отражением атак янычар, вооруженных копьями. То есть, как я и думал, здесь они находились исключительно для того, чтобы, в случае чего, меня арестовать или прикончить по приказу своей госпожи. На них я рассчитывать не мог.

Жалко было бы расставаться с жизнью, подумал я, отступая шаг за шагом. Правда, Мультиличность наверняка хранила мою копию, замороженную личность, записанная как файл данных в одном из кластеров инфополя. Особо это не радовало, тем более, что сейчас я был Тайяром, а там сохранялась лишь часть меня, называемая демиургом. Так что я как "я" был всего один, неповторимый. И мне не оставалось ничего другого, как сражаться за выживание, впрочем, именно такой императив был вписан в каждое живое существо, это было его базовым инстинктом.

Я споткнулся на валяющемся теле и упал на спину. Абдул тут же наклонился, чтобы пришпилить меня к земле. Я позволил ему сделать это, в последний момент, упуская один из ятаганов. Колющий удар янычарского оружия пробил мне кафтан и сорочку, прошел навылет сквозь тело и звякнул на камне. Холодное касание стали в животе было ой каким неприятным чувством. Но я сдержал панику, правой рукой схватил клинок, блокируя его крепким зажимом, и разоружая таким образом противника. И я увидал страх в его глазах. Я же ударил левой рукой. Мой ятаган вошел во внутренности Абдула столь же легко и плавно, как и его в мои.