Драконья тень

– А с тех пор я слышала, что это не так. – Бесцветная линия ее бровей сошлась над переносицей. Она изучала его лицо. Как и говорил Джон, ей было любопытно, но на самом деле знать она не желала.

– От кого? – Его жест презрительного нетерпения был, решила Дженни, великолепной копией обычных человеческих манер, более того, Роклис хорошо его знала, поскольку она, похоже, расслабилась. – От одной из этих местных захудалых ведьм? На те немногие заклинания, на которые они способны, не повлияли бы даже духовой оркестр и соревнования по борьбе, происходящие в этой комнате. Мы тут не бородавки заговариваем, Рок. Мы не ищем заклинаний, чтобы завоевать сердце какой-нибудь деревенщины. Если тебе нужна моя помощь, отлично, но ты должна поверить, что для всего, о чем я тебе говорю, есть причины. Для любой просьбы, с которой я обращаюсь, есть причины. Ты не объясняешь всего своим отрядам – ты не можешь, да и не нужно. – Он использовал неформальное «ты», словно член семьи, и плечи Роклис снова напряглись, на этот раз – от раздражения из-за фамильярности.

– Пожалуйста, пойми, что моим желаниям нужно следовать в точности, иначе я не могу помочь тебе выполнить то, что ты пытаешься выполнить.

На какое-то время они задержали взгляд друг на друге, и та часть души Дженни, что еще была человеческой, увидела мужественного нетерпеливого торговца, впервые прибывшего ко двору, и упрямую сердитую принцессу, за которой он ухаживал, но не смог завоевать. Это была старая схватка воль, и это убедило Роклис, будь у нее сомнения, что с этом мужчиной, которого она когда-то знала, все в порядке.

Карадок властно протянул руку, и спустя мгновение командир вложила в нее две драгоценности, два темных граненых камня. Мальчик – Ледяной Наездник извивался в оковах, что удерживали его на стуле, в оковах, пронизанных заклятьями, тускло светившимися в восприятии Дженни-колдуньи, и начал плакать. Девочка помладше, круглолицая, с ледяными глазами, холодно смотрела перед собой, но из-за кляпа дышала очень быстро.

– Это лучшее, что ты смогла получить?

– Мне пришлось отправить часть налогов на юг, чтобы оправдать наше присутствие здесь. – Голос Роклис был холоден и зол из-за того, что ее перехитрили. – И мне приходится платить моим людям, кормить их, обеспечивать овсом лошадей. Если об этом узнает то стадо размалеванных олухов, что Регент держит при себе, как по-твоему, – она использовала местоимение, применяющееся при формальном обращении от хозяина к слуге, – они оставят меня командовать?

– Они даже не заметят. – Карадок, который зло взглянул на нее из-за выбранной формы обращения, отвернулся с деланным равнодушием и поднял одну из драгоценностей, разбудив всплеск сияющего света, который отбросил на его лоб и подбородок бледно-пурпурные ромбы.

– Да, – прошептала Роклис. – Да, думаю, ты прав. Это пройдет незамеченным среди их дурацких софизмов о судопроизводстве и о том, чьи законы какие перекрывают.

– Так ты из-за этого волнуешься? – Карадок пожал плечами. – Все аметисты хороши – они высокого качества и насыщенного цвета – но если бы тебе удалось получить еще пару рубинов и изумрудов, было бы лучше. Они удерживают, – он заколебался, пытаясь ответить на вопрос, что был в глазах Роклис, не говоря, по существу, ничего. – Они сильнее удерживают определенные заклинания. Я не уверен насчет этого перидота – думаю, что торговец тебя обманул, но, наверно, мы сможем иметь дело с ним, если придется. А теперь, командир…

Он сделал шаг-другой к двери, открыл ее и посмотрел вокруг и на небо. – Выбор времени для этих заклинаний определен очень точно, особенно ближе к середине лета. Сейчас уже совсем стемнело, и времени до полуночи, чтобы сделать то, что должно, почти нет. Командир, – добавил он, когда она резко кивнула и повернулась, чтобы уйти.

Она вернулась. Притолока комнаты скрыла ее лицо от наблюдающего взгляда Моркелеба, но даже линии ее тела, казалось, были окружены ореолом неудовольствия.

– Помните, что я сказал о тех событиях, что остались совершенно незамеченными. Никто из нас не может рисковать – эти колдунишки должны полностью подчиняться или моей воле, или связи с драконом. Говорю вам, если вы или кто-то еще будет наблюдать, что происходит в этой комнате или во дворе, я не смогу обещать, что вы победите и удержите юг.

Женщина кивнула и снова собралась уйти. Потом она оглянулась. – И я говорю тебе, чародей. – Снова она обратилась к нему, как к слуге. Неудивительно, подумала Дженни, что богатый поклонник ушел, не обвенчавшись.

– Я не стремлюсь победить. Или ради собственного удовольствия или удовлетворения какой-то жадности силой забрать управление государством у законного короля. Я только стараюсь навести порядок. Делать то, что должно быть сделано.

Карадок склонил голову, и пламя лампы скользнуло по вышитым лилиям и серебристым волосам. – Разумеется.

Она лжет себе. Эта мысль заполнила разум Дженни, когда Роклис закрыла дверь. Также как он ей.

А затем эти мысли исчезли, спрятались, чтобы их можно было обдумать в другой раз, на досуге. Драконьи чувства Моркелеба проследили, как башмаки Роклис пересекли двор, услышав даже, как открылась и закрылась ее собственная дверь и как заскрипел деревянный стул, когда она села. Она воспринимала эти звуки, но пренебрегла ими.

Карадок осторожно прошел сквозь ворота в магическом круге и встал перед двумя юными Ледяными Ведьмами. Моркелеб – а с ним и Дженни – ощущал заклинания, которые Блайед, Изулт и Ян держали над ними, заклинания, пронизывающие их, как магия пронизывала кости усопших. Карадок спросил: – Вы понимаете, что я говорю?

Мальчик кивнул. Девочка не сказала ни слова, даже не пошевелилась. Но она не могла справиться со своими льдисто-серыми глазами, и чародей коротко кивнул, удовлетворенный тем, что она может.

– Я собираюсь вложить это вам в рот. – Он взял драгоценности, пылавшие пурпуром в свете лампы. – Если вы их проглотите, я возьму нож, вырежу их из ваших животов и набью их живыми крысами. Вы поняли?

Мальчик плакал. Девочка, связанная окруженная и парализованная заклинаниями охраны вокруг нее, швырнула в него свою ненависть, поскольку это было единственное, что она могла швырнуть.

Широкие плечи Карадока напряглись. Он явно ненавидел тех, кто шел наперекор его воле. – Я вижу, нам придется делать это более жестко. – Он взял аметист поменьше, размером с кончик мизинца, и, вытащив у мальчика кляп, вложил его в рот, после чего всунул кляп снова. Другой камень был примерно вдвое больше и немного бледнее по цвету. Карадок вручил его Яну, который стоял ближе к нему, как будто мальчик был просто столом для вещей. Потом он вытащил из кармана шарф из тонкого шелка и затягивал вокруг шеи девушки, пока у нее не выгнулась спина и из горла не начали вырываться тонкие, отчаянные звуки. Оставив только малюсенький проход для воздуха, он его завязал, потом вытащил кляп. Рот у нее остался открытым, грудь поднималась, и он опустил драгоценность на высунутый язык. Девушка шевельнула головой, словно несмотря ни на что, она бы его выплюнула, но он снова всунул кляп на место.

– Запомни одно, – сказал Карадок, вглядываясь в выпученные, безумные глаза, и в какую-то минуту Дженни отчетливо увидела, что это не человек, а демон, живший в нем. – Я хочу, чтобы мне подчинялись.

Он это сделал и с Яном?

Дженни отогнала эту мысль.

Ритуал был удивительно коротким. Сквозь дым ладана и туманы Дженни бесстрастно наблюдала, узнавая больше жестов и приемов, чем ожидала. Это были своего рода Призывы, но Ограничения, тщательно установленные вокруг двух звеньев, казались ей неправильными. Это были знаки, которые ограждали от демонов и препятствовали им, а не вызывали. Энергия как будто по ошибке была сосредоточена в центре, стянута к двум детям, а не к чародею. И только когда (это заняло меньше времени, чем понадобилось бы, чтобы испечь буханку хлеба) Карадок довел обряд до конца и прошел по гаснущим линиям символов к юным Ледяным ведьмам, Дженни осознала, что произошло на ее глазах. Мальчик перестал плакать. Девочка, хотя и следила взглядом за крупной фигурой мужчины, больше не проявляла никакой ненависти, никаких других эмоций, была пассивной и пустой.

Пустой.

Карадок вытащил кляпы, забрал изо рта у детей аметисты, потом пошел к шкатулке с драгоценностями. Свет ламп вспыхнул на ее содержимом, когда он открыл ее, и глазами Моркелеба Дженни увидела, что в ней находится.

Два рубина и сапфир – темный как море, чистый, насыщенного цвета, без изъянов. Ей показалось, что в каждой драгоценности, хотя они лежали в тенях, пылало крошечное, бесконечно далекое зернышко света.

Но только когда она увидела, как он поднял чашу из хрусталя и перламутра, только когда услышала, как снова звенят, открываясь, цепи крытого колодца, ее осенило. Она вскрикнула, тьма поглотила изображение, а связь между ее разумом и драконьим разрушился. Она снова закричала. И почувствовала, как теплые сильные руки сжали ее ладони…