Дракула
Шрифт:
Перечисленные способности есть, в общем, не что иное, как присущие идеальному традиционному воину качества: сила, превосходящая силу обычного человека, оборотничество, магические знания, [150] необыкновенная быстрота передвижения (один из спутников Джонатана Гаркера вспоминает при виде графа строку из «Леноры» Бюргера «Мертвые скачут быстро»), чрезвычайно острое зрение. Наделение ими происходит путем «ритуальной смерти», воинской инициации. Проходя через смерть, воин получает жизнь. Только «дважды рожденный» по-настоящему рожден, прочие недорождены, мертворождены, вообще не обладают жизнью. Об этом свидетельствует само название вампиров, которое впервые употребляет Брэм Стокер: «undead» — «не-умершие», что отличает их и от живых (существа, по их мнению, годные только как материал для инициации — ну и, разумеется, источник питания…), и от настоящих мертвецов, которые в романе принадлежат иной парадигме: не инициатически-языческой, а христианской.
150
См.
Фракийский Кандаон и греческий Аполлон сближаются с Дракулой и между собой согласно тому же критерию: их основная функция — посвящение в воины. Кандаон — бог-покровитель юношей, готовящихся к инициации; они образовывали воинские группы, жившие отдельно, и впоследствии составили общность, давшую начало народу даков; название «даки», «даи», вероятно, происходит от имени Кандаон. Причастность Аполлона к инициации выдает его эпитет «власов не стригущий»; как известно, на алтарь Аполлона возлагали свои отрезанные волосы юноши, достигшие совершеннолетия. По-видимому, длинные волосы вообще как-то соотносятся с воинственностью, особенно в Карпато-Дунайском регионе. [151] Длинные волосы, заплетенные в косы, имел Кандаон, на эту черту указывают современники гето-фракийцев, в частности Овидий, которому довелось видеть гетских воинов:
151
Возникает предположение: а не мог ли обряд посвящения в таинства божества, проекциями которого выступают Аполлон и Кандаон, включать в себя полное или частичное скальпирование? Намек на это жестокое действие содержится в обряде возложения волос на жертвенник Аполлона, а также в мифе о наказании Марсия.
Но, безотносительно к конкретным деталям обряда, мы можем констатировать, что причастность к инициации является характернейшей чертой образа прото-Дракулы, иррадиирующей, что примечательно, даже на образ исторического Дракулы — Влада Цепеша, каким он предстает в анекдотах XV в. От образа властителя инициаций ему также досталось увлечение алхимией (впрочем, возможно, занятия алхимией с целью получения золота действительно входили в круг увлечений исторического князя Валахии). В подтверждение приводим еще одну цитату из средневековой «Повести о мунтьянском воеводе Дракуле»:
152
Овидий Назон, Публий. Скорбные элегии; Письма с Понта. М.: Наука, 1978. С. 77.
«Единою же пусти по всей земли свое веление, да кто стар, иль немощен, иль чим вреден, иль нищ, вси да приидут к нему. И собрашась бесчисленное множьство нищих и странных к нему, чающе от него великиа милости. Он же повеле собрати всех во едину храмину велику, на то устроену, и повеле дати им ясти и пити доволно; он ж ядше и возвеселишась. Он же сам приде к ним и глагола им: „Что еще требуете?“ Они же вси отвещаша: „Ведает, государю, Бог и твое величество, как тя Бог вразуми“. Он же глагола к ним: „Хощете ли, да сотворю вас беспечалны на сем свете, и ничим же нужни будете?“ Они же чающе от него велико нечто и глаголаша вси: „Хощем, государю“. Он же повеле заперети храм и зажещи огнем, и вси ту изгореша. И глаголаше к боляром своим: „Да весте, что учиних тако: первое, да не стужают людем и никто ж да не будеть нищь в моей земли, но все богатии; второе, свободих их, да не страждут никто ж от них на сем свете от нищеты иль от недуга“». [153]
153
Древняя русская литература. Хрестоматия. М., 1980. С. 197–198.
Безымянный автор, естественно, объясняет действия жестокого князя рациональными причинами. Однако истинный смысл этого эпизода проясняется при помощи ирландской параллели. Речь идет об истории Мэтолча, короля Ирландии, который дал приют великану Лaccapy Лаесу и его жене Кимиди Кимеинфолл, у которых каждые шесть недель рождался воин в полном вооружении. Примечательно, что эти великаны владели Котлом Возрождения, способным оживлять погибших воинов. Итак, вот эта история в пересказе Дж. Мэттьюза:
«Мэтолч скоро понял ошибку, которую он допустил, позволив этой паре великанов остаться при своем дворе, — они размножались настолько быстро и вели себя настолько грубо, что не прошло и четырех месяцев, как мы обнаруживаем короля Ирландии в попытках избавиться от них. Для этого он построил огромный железный дом, в котором закрыли великанов и затем обложили дом дровами и подожгли, стараясь таким образом избавиться от нежелательных гостей. Эту же тему можно найти в ирландской сказке, называющейся „Борама“… В сказке снова содержатся упоминания о гигантском котле, в который бросили великана и его жену в надежде, что так удастся избавиться от них. Это явно отзвук определенной алхимической практики… При этой практике алхимические Король и Королева помещались в большую купель, которая затем начинала нагреваться. После этого они выходили из купели обновленными и преображенными. Идея, в сущности, та же
самая — войти в Котел Возрождения и выйти оттуда обновленным». [154]154
Мэттьюз Дж. Традиция Грааля. М., 1997. С. 23–25.
Так вот в чем состоит скрытая основа данного эпизода «Повести о Дракуле»! Дракула вовсе не желает зла нищим, как, впрочем, и другим своим жертвам, с которыми он расправляется различными способами, чаще всего — сажая на кол; он всего лишь желает избавить их от их жалкого состояния (нищеты, уродства, греховности), пропуская через состояние жестокой смерти, из котла которой они должны появиться на свет заново рожденными и совершенными (совершенными воинами?). Однако бытовой характер древнерусской повести не позволяет в полной мере проявиться этому смыслу, который более внятен у Брэма Стокера, в его романе, где правитель маленького и заурядного княжества Валахии Влад Цепеш становится властелином вампиров Дракулой.
2. Зооморфные проекции: волк, дракон, летучая мышь
«Граф улыбнулся, обнажив при этом десны и крупные, острые, волчьи зубы» (гл. II).
«Откуда он появился — не знаю: я услышал его голос, прозвучавший повелительно, потом увидел на дороге и его самого. Он простер руки вперед, как бы отстраняя невидимое препятствие, и волки начали медленно отступать» (гл. I).
Из всех животных, в облике которых появляется Дракула или тех, которых он заставляет служить себе, образ волка, пожалуй, самый очевидный и наиболее легко поддающийся трактовке. В мифологических представлениях многих народов Евразии и Северной Америки этот образ преимущественно связан с культом предводителя боевой дружины (или бога войны) и родоначальника племени, причем эта связь особенно актуальна для ариев Балкан и Карпато Дунайского региона. Многие античные герои-воины носят имена, производные от слова «волк»: Ликург, Ликаон, Ликос, Харпаликос и Харпалике. Способ действия сближает между собой воина и волка: оба — жестокие, лишенные моральных норм, предпочитают нападать стаей и действовать в ночное время; императив благородного фракийца «Да живешь ты войной и грабежом» есть типично «волчий» девиз. Победа над волком/псом есть основной подвиг божества, в результате чего победитель приобретает свойства, способности и облик побежденного; отсюда происходят ритуальные посвящения в его таинства. Молодые воины, как уже упоминалось выше, живут и действуют, будучи объединены в группы, напоминающие таковые у волчат. [155]
155
Маразов И. Мит, ритуал и искусство у траките. София, 1992. С. 23 68.
Почитание волка входило в культ Кандаона у фракийцев. Эмблемой противника на войне соответственно является овца/баран. Волк режет стадо баранов, что символизирует беспощадность победителя. Интересно, что современный писатель Михаил Садовяну, повествуя о бесчинствах Влада Цепеша в Трансильвании, которой он мстил за то, что трансильванцы дали приют претендентам на престол Валахии, использует тот же самый образ:
«Еl ^insusi a stat ^in fruntea p^ilcurilor sale de calareti, hotar^indu-le sa calce inai semanaturile B^irsei, apoi sa le dea foc; porunc^ind nu abaterea turmelor de pe plaiuri ^inspre trecatorile muntenesti cu spircuirea lor desav^irsita, ca si cum toti lupii veacurilor s-ar fi adunat sa sugrume oile ciofanilor, las^indu-le apoi sa putrezeasca fara scop». [156]
156
Sadoveanu М. Viata lui Stefan cel Mare. Bucuresti, 1954. P. 83.
(«Он стал во главе конных отрядов и приказал им сперва растоптать засеянные поля Бырсы, а затем предать их огню; стада не гнали в Валахию через перевалы, а посекли на месте, словно собрались тут волки со всего света и, зарезав овец, оставили их гнить без пользы».)
Связь Аполлона с волком общеизвестна. Не будем останавливаться специально на культе Аполлона Ликейского, где бог приобретал полностью волчий облик; укажем только, что ликоморфность является связующим звеном между Аполлоном и Аресом (учитывая и роль, которая отводилась волку в культе Марса в Риме), так что противопоставление этих двух античных божеств представляется еще менее правомерным. Эти образы не идентичны, однако, вполне вероятно, растут из одного и того же корня, в качестве которого способно выступать реконструируемое нами божество. [157]
157
Символом Аполлона был также и баран, что опять напоминает нам о фракийском дуализме воина и его противника.
Необходимо обратить внимание на то, что «для всех мифов о волке характерно сближение его с мифологическим псом», что указывает на связь мифологического символа волка с нижним миром, с миром мертвых. До сих пор все, что относилось к нашему гипотетическому богу Карпато-Дунайского региона, могло характеризовать его как типичное божество «средней зоны», по Дюмезилю; однако могучий образ, вырисовывающийся перед нами, одновременно и воинствен, и хтоничен; он связывает между собою мир земной и мир подземный. В этом мнении нас еще более утверждает рассмотрение таких символов, как змей (дракон) и летучая мышь.