Драмы

Павлик. За десятилетку сдал, медаль золотая, в Бауманское приняли, и тут отличник.

Степан. Ей-богу, глупо. Угомонись ты, петух!

Черногубов. А ежели он такой герой выдающийся, что он в тебе-то, бедном, нашел?

Павлик. Я вас не понимаю.

Черногубов. Ты-то сам, например, отличник?

Стипендию получаешь?

Павлик. До первой сессии нет.

Черногубов. А зачем тебе стипендия? Батя вытянет, у него шея дюжая...

Павлик (подернул плечом). Марьянка, будешь кормить или нет? Мы уходим. (Вдруг заметил портфель на диване, схватил).

Звонок.

Марьяна. Степа, открой. (Павлику). Не смей. Не трогай. (Отнимает у брата портфель).

Степан уходит в переднюю.

Павлик. Спятила? Я справку с работы должен на факультет сдать, последний день, может, она тут...

Марьяна, не отвечая, не отдает портфель.

Степан вводит в столовую очень старого, но бодрого на вид человека, с седой бородой, в руках у него самшитовая палка, украшенная монограммами, перламутровыми слониками и профилями русских классиков. Кроме палки он держит за ручку, как саквояж, опоясанный дорожными ремнями бочонок и пузатый, допотопного типа баул.

Это и есть дядя Федя.

Дядя Федя. Друзья мои и юные коллеги, доброе утро и добрые пожелания из далекого Самарканда!

Марьяна. Здравствуйте, дядя Федя.

Павлик. Салют!

Дядя Федя (неуверенно). Салют! Не будете ли вы любезны снять с меня все это? А Сашенька — не вижу ее?

Марьяна (берет у дяди Феди баул и бочонок). Мама в больнице...

Дядя Федя. А! Девочка или мальчик?

Марьяна. Неизвестно.

Дядя Федя. Куплена и кукла и грузовик с прицепом. Сашенька писала — ждет. (Достает из баула гостинцы). И ей — «Книга о здоровой и вкусной пище». Будто бы у вас в Москве редкость? А у нас, на периферии, и без нее прекрасно готовят — только нужны свежие продукты. А в бочонке — «токай», счастливому отцу — Алеше. (Лукаво вглядывается в Павлика). Судя по фотографиям...

Павлик. Павлик, Павлик! Вырос — и не всегда на радость родителям! Степка, мы в цейтноте! Дядя Федя, прошу прощения, рад встрече, опаздываем на лекцию. Марьянка, запомню тебе! (Вихрем проносится к выходу). Салют!

Марьяна. Вот ведь страсть у парня прикидываться идиотом..

Степан. И, к сожалению, довольно удачно. До свидания. (Уходит следом за Павликом).

Черногубов (крякнул). Ну и ну! Марьяна, знакомь. Черногубов.

Дядя Федя (кланяется). Крайне приятно. Позвольте, Марьяна? Мурашка, малютка, ты?

Марьяна. Конечно, я, дядя Федя. «Сивка-бурка, вещая каурка, встань передо мной, как лист перед травой!»

Дядя Федя. Помнишь, умница. (Обнимает Марьяну). Пятнадцать лет — как один час! Ах жизнь, се ля ви... (Черногубову). Главное, ангел мой, через пятьдесят перевалить — критический возраст.

Черногубов. А там с горки само покатится?

Дядя Федя. Бокал натуральной воды натощак, на работу пешочком, туда, назад, версточек с пять, и, кроме зубных, — никаких врачей. И проживете дольше щуки и ворона! Я перевалил, не скажу когда, а супруга, хотя и моложе на двадцать шесть, ревнует, как девчонка. (Марьяне). Душенька, расцвела! (Встал, оглядывает столовую, снял со стены гитару). Ты музицируешь?

Марьяна. Мама любит иногда...

Дядя Федя. Ах, Сашенька, подавала надежды... (Взял аккорд, запел дребезжащим, но не лишенным приятности голосом). «Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали...» На этой, бывало...

В дверях из передней появляется Хлебников. Держит шубу и боты Александры Ивановны.

Хлебников. Здравствуйте, дядя Федя, с приездом. (Марьяне). Еще ничего не известно. (Ставит боты на диван, идет к Черногубову молча).

Черногубов. Ну?

Хлебников подходит к нему в молчании, с силой обнимает его.

Не забыл, выходит?

И опять Хлебников, не отвечая, сжимает Черногубова в объятиях.

Эдак и я, чего доброго, растревожусь. Ей-богу, Алеша, растревожусь.

Марьяна (вдруг, громко). Папа!

Хлебников (вздрогнул, отпустил Черногубова, отошел, повернулся к дочери). Что с тобой?

Марьяна. Ничего. Позвонить в больницу?

Хлебников (сухо). Держи себя в руках. (Снимает трубку телефона, набирает). Доктор Костринецкий? Простите за беспокойство. Это Хлебников. Нет, не снизу, из дому. (Слушает). Простите. (Вешает трубку). Она уже там.

Черногубов. И замечательно. Будет тебе наследник номер три. Как назовешь-то?

Хлебников. Что?.. А... Мишкой. (Поглядел на дядю Федю, поморщился). Марьяна, ты бы самостоятельность проявила, включила бы чайник, газ, ванну дяде Феде, с дороги человек...

Дядя Федя. Ванну? Нет, ангел мой, уволь! Быть в Москве и не побывать в Сандунах? У меня, голубчик Алешенька, так и запланировано: вы, Сандуны, метрополитен — кольцевая с новыми станциями, Третьяковская галерея. Завтра-послезавтра в Большой буду билеты доставать. Хорошо бы — когда правительство. Попрошу тебя, Алешенька, разведать, у тебя, разумеется, связи большие...

Хлебников (о чем-то продолжая сосредоточенно думать). Конечно-конечно. Так ты, Марьяна, проводи дядю Федю в ванну...