Драйв Астарты
Шрифт:
Оскэ махнул рукой, улыбнулся и вытащил из пачки сигарету и посоветовал:
– Не морочь себе голову, Доми. Просто у нас другая культура… Гастон, ты так и не ответил: есть ли претензии к работе моих негров?
– Претензий нет, но есть беспокойство. Они работают, не зная элементарных вещей. Просто копируют действия, которые ты или ещё кто-то из спецов им показал. Как обезьяны, прошу прощения за неполиткорректную аналогию.
– Насрать на политкорректность, – сказала Флер, – и, по ходу, слово «как» – лишнее. Человек – это один из видов обезьян. Биологический факт. И человек, как и любая обезьяна, учится что-либо делать, в основном, путем подражания и фиксации тех коротких пояснений, которыми сопровождается работа в присутствии ученика. Это социально-психологический
Гастон задумчиво помассировал виски кончиками пальцев.
– Ты так же категорична, как твоя младшая сестра. Наверное, это у вас в генах.
– Если я в чем-то не права, то опровергни по существу, – предложила Флер.
– По существу, – сказал он, – твоя позиция базируется не на логике, а на априорном отрицании ценности классической европейской культуры, и я сейчас попробую это доказать.
– Решаемая задача, – весело предположил Оскэ. – Наука в университетах Франции началась с поиска доказательства, что у мухи восемь ног. Говорят, все началось с неправильного перевода Аристотеля, а Аристотель ведь не мог ошибаться.
– Это входило в курс софистики, – ответил Гастон, – а я сейчас говорю о корректном доказательстве, без трюков с компонентами силлогизмов.
– Мы превращаемся в одно большое ухо, – сказала Флер.
– Наоборот, я бы предпочел, чтобы мои аргументы оспаривались сразу, если они покажутся вам сомнительными. Итак, я начну с простой вещи. С отношений «свой – чужой» в человеческом обществе, начиная с первобытных времен. Как известно, в архаичных культурах людьми считаются только соплеменники, а чужаки это, по определению, не люди, с ними можно делать что угодно. Например, на них можно охотиться, как на дичь, для добычи мяса и шкур. Понадобился путь в несколько тысячелетий, чтобы цивилизация преобразовала религию, а религия преобразовала обычаи так, чтобы человек… Любой человек… Стал восприниматься как высшая ценность. Такое представление о человеке невозможно без своего фундамента, без религии и религиозной морали, без корней культуры. Современный гражданский гуманизм неявно опирается на этот фундамент. Теперь – внимание: если какому-то тоталитарному режиму требуется отбросить гуманизм, то это делается не прямо, а кружным путем, через возбуждение ненависти к фундаменту и его разрушение.
Пока произносилась эта тирада, Оскэ Этено успел закурить сигарету, и сейчас, дождавшись паузы, поинтересовался.
– А можно конкретнее, док Гастон? Что это за архаичная культура охотников за человеческим мясом и шкурой? Что за религия и мораль, которая, как ты сказал, прекратила эту экзотическую охотничью практику? И что за тоталитарный режим, который разрушил тот фундамент, на котором держался гуманизм?
– Гм. Я полагал, Оскэ, что это общеизвестно. Я думаю, ты не будешь отрицать, что в Новой Гвинее каннибализм существовал до недавнего времени.
– Да. Существовал. Он распространился в связи с голодом, совпавшим с массовым прибытием европейцев в конце XIX века. Миклухо-Маклай, долго живший в Новой Гвинее за десять лет до европейской колонизации, вовсе не пишет о каннибализме. Получается, что каннибализм там импортный, европейский. Так же, как в Южной Америке, где людоедство начали практиковать конкистадоры. И в Африке…
– А до европейцев все были белые и пушистые, – иронично перебила Доминика.
– Разумеется, нет, – ответил меганезийский инженер, – Но на людей, как на дичь, не охотились, за исключением периодов
голода. При голоде людоедство возникает где угодно. Во время ваших войн, в Европе людей запросто ели. А в остальное время существовал довольно редкий религиозный каннибализм. Сейчас в посткультурных странах он исчез, а в условно-западном мире сохранился, но, в основном, с заменой человеческого мяса специальным муляжом. Это называется: «Eucharist».Гастон Дюги, покачал головой и вздохнул.
– Тяжело иметь дело с историей. её перетолковывают все, кому не лень. Я, конечно, оценил намек на людоедский подтекст в христианском причастии, но это далеко не главное в христианстве. Под религией, лежащей в основе гуманизма, я имел в виду, разумеется, христианство. Но прошу тебя, не надо вспоминать эпоху инквизиции и сожжение Джордано Бруно. Я сейчас говорю о христианстве нового времени, после Ренессанса, и после значительных успехов Реформации в XVII веке.
– Мировые войны, – заметила Флер, – были после XVII века.
– Мировые войны, – ответил он, – это как раз результат той атаки на христианский фундамент гуманизма. Я с этого начал. Режимы с тоталитарными устремлениями сначала инициировали массовые сомнения в христианском взгляде на человека. Не случайно эпоха мировых войн совпала с первой волной атеизма.
– Ты веришь в христианского бога? – С сомнением в голосе спросила Флер.
– Нет, – Гастон покачал головой. – Я индифферентно отношусь к религиозной вере. Я сейчас говорю не о религиозных, а именно о социальных ценностях христианства.
– Каких ценностях? – Спросила она, – ты можешь сформулировать?
– Если в общем виде, – сказал он, – то каждый человек, независимо от расы, пола, убеждений, богатства, обладает некими правами просто потому, что он является человеком. Более подробно это изложено во Всеобщей декларации ООН. …
Флер вытянула губы и реалистично изобразила звук лопающегося пузыря.
– Прикинь, док Гастон, я знаю из этой декларации только одну статью, 29-ю. Там написано главное: человек обязан подчиняться требованиям морали и какого-то мифического общего благосостояния. Ни эта мораль, ни это благосостояние, нигде формально не описаны, и толкуются оффи как угодно. Все остальные статьи этой декларации не имеет никакого значения.
– Иначе и быть не могло, – добавил Оскэ. – Эта ваша декларация произошла от евро-христианских абстрактных рассуждений про душу, рай и всю прочую фигню, и она осталась абстракцией, чем-то написанным понарошку, как в том ритуале «Eucharist» понарошку едят человека, а в реальности – булку. Это такая игра для взрослых.
– Типа воровского казино, – уточнила Флер. – Карты сдает всегда одна и та же группа шулеров, а доверчивые ротозеи проигрывают деньги, здоровье и жизнь.
Доминика грустно улыбнулась.
– Критиковать и подозревать в жульничестве проще всего, однако, при всех своих недостатках, ООН хотя бы стремится продвинуть какие-то гуманные стандарты.
– Deja vu, – ответил Оскэ. – Примерно полторы тысячи лет назад римская церковная католическая корпорация тоже, типа, стала продвигать гуманные стандарты в стиле «люди, любите друг друга» и «все люди – братья». Вот под эти мантры она хапнула власть во всей Европе и ещё в нескольких кусках мира и потом тысячу лет топтала жителей, как хотела. Знаешь, Доми, такие карточные фокусы дважды не проходят.
– Позвольте мне всё же вернуться к моей аргументации, – вмешался доктор Дюги.
– Да, конечно, – согласился Оскэ.
Французский эксперт помолчал несколько секунд, а затем произнес:
– Надеюсь, что вы спокойно воспримете то, что я сейчас скажу …
– Мы, вроде, не очень нервные, – несколько удивленно заметила Флер.
– …Так вот, – продолжил он, – нападая на христианские корни еврокультуры, на христианский гуманизм и на принципы ООН, вы совершенно забываете, что ваша культура Tiki и ваша Великая Хартия происходят из того же евро-христианского источника. Я читал вашего историка Обо Ван Хорна. Там описана реальная, а не мифическая схема происхождения Tiki.