Дрекавац
Шрифт:
— Пошли с нами, — сказал он Атропе.
— С чего бы вдруг?
— Он прав, — поддержал священник. — Наверное, это судьба, что мы повстречались в этом лесу, полном несчастья и зла.
— Да с чего бы вдруг? — повторила тавернщица.
— Мы должны попробовать. Втроем не справимся, девчонка слабая. Но вчетвером сможем. Осилим, я уверен.
— Так разве я похожа на воина? — удивилась Атропа.
Маркус угукнул.
— Не каждый способен бесстрашно драться с шайкой гоблинов!
Атропа уставилась на мужчин. Маркус словно заигрывал, в нём пробудился азарт, который возникает от чувства скорого путешествия; Рудольф-священник,
Сердце Атропы волновалось. Её ум потянуло к старым местам, и хотение глазком взглянуть на родную глушь Брильянтового леса, где человеческая нога ступала только по известным тропкам, становилось невыносимым: А может, правда согласиться? Тогда и к трактиру не пристанут, и народа добавится, того гляди, отправлю Мику и Любу обратно в зелёную чащу… Но кому оставить хозяйство? Кто останется с детьми? И что делать, если сама не выживешь?»
— Вы, братцы, безумны… — сказала она, вздыхая. — Да разве ж я оставлю детей?
— У вас бывают дяди, тёти? — спросил Рудольф.
— Бывают, конечно. Но отправить к ним не удастся. Это ж на север, к горе Штогово отправить придется.
— Может, папаша, ты договоришься со своими братьями по вере? — мечник по-дружески положил руку на плечо Рудольфа. — А? В Данаре найдется постель для двух детишек?
— Возможно, — произнес с сомнением священник.
— Мне не надо возможно, мне надо железно! — хлопнула по столу трактирщица. Священник в страхе заморгал глазами. — И мне нужна доля в золоте.
— С девчонкой об оплате, так и быть, я поговорю, — сказал мечник.
— Сможешь убедить?
— Думаю, смогу. Так что, ты согласна? — Маркус протянул навстречу Атропе свою руку.
Глава 2
Они плыли по реке вдоль берега Бриллиантового леса, и крепкий запах хвойной смолы смешивался во влажном утреннем воздухе. Лодка качалась на волнах, деревянный нос постоянно толкало к берегу, и это заставляло гребцов работать усерднее.
Брассика периодически оглядывалась. Позади остался город Эйна, а вместе с ним и любимые ей люди и воспоминания. Грусть пришла в душу только тогда, когда девушка обнаружила себя в тени неизведанного: до этого дня ей никогда не доводилось быть в глубине лесов под Данаром. Честные родители из мелких ремесленников отпускали из Эйны только в сопровождении братьев, а они, за неимением острого ума и тяги к путешествиям, ходили только в соседний город по разным поручениям.
Лишь сбежав из дома, когда ей было тринадцать и было велено пойти в жены, Брассике удалось постичь миры, полные чудес. Первым чудом для неё стала свобода. Ничто более её так не удивляло после, как открытие в себе воли. Это вдохновило девушку на свершение подвигов — казалось, что это превзойдет прежние чуда.
Рядом сидевшая трактирщица громко вздохнула. Как и юная магиня, она раз за разом оборачивалась, ища на песчаном берегу силуэт давно исчезнувшего трактира.
— Грустно? — спросила Брассика.
— Страшно, касатка. Очень страшно. Бросила детей, что я за мать…
— Волноваться не нужно.
— Не нужно, — передразнила трактирщица.
—
Отец Рудольф написал для твоих детей письмо, с ним они поселятся в монастыре, вот увидишь.— Всё верно. Пусть мольба дойдет до бога и братьев моих, — подтвердил священник.
— Да, мама, всё будет славно! — громко сказал Маркус. — Твои детки спокойно доберутся до Данара за этот день, ещё солнце не спрячется за горизонтом. Зато представь, что заживёте по-новому, когда мы разберёмся с нашей напастью.
— Ага-а, — протяжно сказала трактирщица.
Брассика попробовала посмотреть ей в глаза, но та отстранилась, вперив взгляд в воду. От трактирщицы с самого начала пути, как только утром Мику и Любу послали в город на лошадях, веяло чуждым морозом; видно, как прикипевшее к трактиру и детям чувство не отпускало её, и человек одной ногой в лодке, а второй — всё ещё дома. Да и согласие женщина дала скрипя всем сердцем. Винить её не за что, лишь бы не мешала и помогала. Если кого и винить потом, то Маркуса, всю ночь пылко убеждавшего девушку, что взять трактирщицу ну просто необходимо…
Поняв, что её сочувствие не требуется, девушка тоже ушла в себя.
Где-то рядом заигравшаяся рыба плеснула хвостом. По берегам навалились каменные валуны, с верхних веток взлетали черные птицы. Гребцы пыхтели. Подул крепкий ветер, и лодку стало заносить всё сильнее. Девушка укуталась в балахон.
— Жаль, что ты не учила магию воздуха! Так бы попутный ветер нам подарила, — сказал Маркус Брассике, с натугой напирая на весло. У его ног лежал меч, от волнения на воде металл звенел. — Или магию огня. Хоть согрела б нас! Ан нет, лучше магию воды, поплыли б как лещ!
— Глупец, — проворчал священник, тоже работавший веслом. — Греби лучше, не болтай, а то устанешь.
Но Маркус не унимался. Ему было приятно помечтать о возможностях, которых у него нет; магия представлялась ему несправедливо легким усилием, в отличие от искусства владением мечом, на что он посвятил все юношеские годы. Брассика и так чувствовала презрение к тем, кто постиг магию, но от Маркуса пренебрежение шло величайшее. И сейчас, подтрунивая над девушкой, мечник сквозь рыжие усы бросал одну за другой шутки про волшебников и волшебниц, умеющих то, что никогда в трудную минуту не находится нужным.
— Эх! Брассика, расскажи, чему вас учат в великих заведениях? Поделись с нами тайным знанием, а то скучно стало. Вот у меня школа была простая — это двор, чучело да старый стражник из Эйны.
Магиня никак не отреагировала. «Если я позволю слуге так обращаться со мной, что же будет дальше? — подумала она. — Со священником, как ни странно, у меня проблем нет, сидит себе тихо, а с рыжим нужно что-то делать. Да, он старше и владеет мечом, держит под защитой и чувствует себя мужчиной. Но я всем плачу, меня должны слушать, мои приказания должны исполняться, мое поручение нужно выполнять. Что же тут непонятного?».
— Как скоро мы доберемся до притока реки? — спросила Брассика.
— Да пока идем потихоньку, к концу дня доберемся, — ответил Маркус.
— Почему к концу дня? Почему так долго? Я надеялась, что выйдем до полудня.
Маркус засмеялся.
— А не слишком ли? — заметил он.
Священник сказал примирительное, весь пыхтя от работы: «Если будет благоволить бог, то и путь окажется кратким».
— Вы мне заговариваете зубы, — со злобой ответила Брассика. — Плохо работаете. Опаздывать нельзя.