Дремучий случай

Мы так жаждем снять проклятие, чтобы призраки покинули этот мир, потому что так правильно, потому что так должно быть и было всегда. Но хотят ли эти самые приведения того же? Хотят ли они навсегда покинуть своих родных, рядом с которыми продолжают находиться они несмотря ни на что? Ведь им все равно, видят ли их, слышат ли, понимают ли. Многим достаточно просто быть рядом, как, например, Олесе. Хотят ли они снять проклятие Березиных или воспринимают его как дар свыше? Не окажем ли мы им медвежью услугу, уничтожив его? Я вдруг ужасно не захотел выступить в роли того палача, который разрубит на куски все надежды этих несчастных душ.

— Твои мысли опять завели тебя не туда, — оказывается, Жанна никуда не уходила, просто спряталась.

Впрочем, я даже не удивился.

— И куда же они меня завели? — спросил я, потому что сам уж точно не мог найти ответа на этот вопрос.

— Нельзя идти на поводу таких эмоций, как жалость и сострадание.

Я вскинул брови:

— А разве как ангел ты не должна руководствоваться именно ими?

— Как ангел я должна следить за порядком.

— Это не порядок, что люди постоянно теряют своих близких, — возмутился я.

— Это как раз порядок, — удивительно мягко сказала она, — отодвинь в сторону свою юношеский максимализм, и ты поймешь, о чем я говорю. Мы все рождаемся с какой-то определенной миссией, совершаем ее и умираем. Это закон бытия, на нем все держится. Я думала, Федор Прохорович объяснил тебе все это, к чему повторяться.

— По вашей странной теории Сазан не мог меня пристрелить, потому что я еще не выполнил своего предназначения, — сухо напомнил я. — Но ты почему-то беспокоилась, и допускала мысль, что я могу погибнуть.

— Тут все очень сложно…

— Давай представим, что я убрал юношеский максимализм куда подальше, — предложил я, — и ты попробуешь мне объяснить то, что я упорно не понимаю.

Жанна помялась, но все же ответила.

— Предназначения не вписаны в журнал напротив каждой фамилии. Никто не знает его, даже ангелы. Поэтому вполне могло статься, что ты был рожден именно для того, чтобы Сазан тебя убил.

— Чего?! — мне стало очень обидно от такого предположения.

— Не кипятись, — она погрозила мне пальцем, — ты обещал убрать юношеские замашки. Это только один из вариантов. Предположим, что ты был рожден, чтобы Сазан тебя убил, — она снова подняла палец, предвидя мои возражения, — тогда Сазан был бы отправлен при жизни в тюрьму за твое убийство, а после смерти в чистилище, после чего его душа избавилась бы от той грязи, которой сейчас наполнена, и смогла бы пройти реинкарнацию для лучшей жизни. Если посмотреть на все это с моей точки зрения, чем не великая цель?

— Очистить душу Сазана — не велика радость, — продолжал я упираться.

— Ну, каждый мальчик считает, что он определенно рожден, чтобы убить дракона и жениться на принцессе, — снисходительно заметила Жанна.

— А еще мечтает стать космонавтом, — пробормотал я себе и поднос, и спросил уже громко: — Считаешь меня ребенком?

— Подростком.

— Все-таки ребенком? — не отставал я. В последнее время я ощущал себя стариком, но никак не подростком.

— Ты способен очень по-взрослому для своего возраста смотреть на некоторые вопросы, — примирительно сказала она, — но иногда ты судишь очень резко. Это гормоны, и этого нечего стыдиться. Гормоны и недостаток жизненного опыта.

— И поэтому мне нельзя знать правду?

— И поэтому тоже, — задумчиво сказала она, а потом спохватилась: — Какую правду?

— Жан, — не будь она призраком, я бы кинул в нее подушкой, — ты-то не коси под дурочку. Ты знаешь, какую правду. Главную. Которой я уже очень давно добиваюсь. Почему я слышу призраков. Даже не так, почему именно я слышу призраков?

Жанна молча смотрела на меня целую бесконечную минуту.

— Пожалуй, ты действительно, имеешь право знать, — сказала она, и я уже было обрадовался, но совершенно зря: — Но я дала клятву, что ничего тебе не скажу, пока проклятие не будет снято.

— В чем связь?

— Прямая.

Вот и поговорили. Коротко и неясно.

— Меня тошнит от ваших тайн, — признался я, правда на этот раз спокойно. — Теперь мне кажется, что правда совсем ужасна.

— Ты уже спрашивал, ты не умираешь и все такое.

— Тогда? — подтолкнул я.

— Ты все узнаешь в свое время, — не сдалась Жанна. — Узнаешь, я тебе обещаю.

Я закусил губу и замолчал. Поерзал на койке, потом отвернулся лицом к стене.

— Мы должны подчиняться правилам, — сказала Жанна, будто бы ни к кому не обращаясь. — На этот зиждется мир. И не думай, что ты один такой, кому приходится столкнуться с подобной несправедливостью. Ты думаешь, я счастлива подчиняться законам? Думаешь, быть ангелом — высшая благодать?!

Услышав необычные эмоции в ее голосе, я заинтригованно повернулся. Кажется, я перестарался, у меня и в мыслях не было ее обидеть…

А Жанна продолжала высказывать то, что у нее накопилось за годы существования в ипостаси ангела.

— Мы ежедневно смотрим на живущих людей, следим за ними, оберегаем. А подопечные ведь тоже бывают разные. Иногда может попасться такой, которого сама бы собственными руками задушила за то, что он вытворяет. Ты только представь, ангел-хранитель есть у каждого, у детоубийц и педофилов тоже есть ангелы, у серийных убийц и маньяков они тоже есть. И ангелу не предоставляется право выбирать, кем окажется твой будущий подопечный.

— Но ведь ангел дается при рождении, разве не так? — я устроился поудобнее и подтянул колени к подбородку. — А как же то, что все дети рождаются с одинаковыми способностями?

Жанна закатила глаза.

— Может быть, я отвечу тебе очень грубо, совсем не так, как должен отвечать ангел. Но гены пальцем не раздавишь. И против этого не попрешь. Мы пытаемся оберегать людей, и часто это действительно получается. Наши подсказки воспринимают, как везение или как собственно интуицию, но они не всегда срабатывают. Кроме того, не все люди восприимчивы. Иногда подопечные вообще нас не чувствуют, и ангел не может до него достучаться. Тут нет правил. И ты очень правильно сказал недавно, по сравнению с другими ангелами, у меня огромный бонус, что я могу напрямую с тобой общаться.

В ответ я только пожал плечами, по правде говоря, я никогда не смотрел на данный вопрос с этой стороны.

— Все очень сложно, Рома, — продолжала она, — и нам сложно. А помимо проблем подопечных, на нас давят личные. Люди, принявшие реинкарнацию, полностью забывают свою прошлую жизнь, боль уходит. Наши же воспоминания никуда не деваются. Краткосрочная память — это тоже дар живых. Наша память не притупляется с годами. Я помню свою жизнь, будто я была жива еще вчера, хотя прошло уже почти два века с тех пор, как я умерла. И свою смерть я тоже помню.

— Два века? — ахнул я. — Я думал… Ты говорила…

— Это правда. Я родилась в тысяча восемьсот первом году.

Ну тогда в ее глазах я должен быть не подростком, а вообще младенцем!

В ответ на эту мою мысль Жанна печально улыбнулась:

— Понял, слава богу.

Я скорчил гримасу.

Жанна снова замолчала. Очень жаль, что она могла читать мои мысли, а я ее нет. От этого разговор часто становился односторонним.

— Как ты умерла? — спросил я, стараясь заранее не озвучивать свой вопрос мысленно. — И причем тут Илья?