Дрессировщик. Приручение

Пауза затягивалась. Женя продолжала краснеть и жмуриться, жмуриться и краснеть, хотя, казалось, дальше уже некуда — кожа должна расплавиться и сгореть от того градуса, до которого раскалилась.

А потом — прикосновение твердой мужской ладони. Думала, что почудилось, но нет — оно становилось все более ощутимым, властным. Большой палец мужчины прошелся по ее щеке, поднялся выше, потом начал разглаживать брови и веки, будто помогая ей расслабиться. И она, действительно, расслаблялась, будто по приказу.

— Открой глаза, Женя. И не нужно ничего бояться. От того, что ты скажешь правду, ничего не изменится. Я не буду злиться, и отношение к тебе не изменю. Что бы ты ни ответила. Но мне необходимо знать, что с тобой происходит, чтобы понять, можно дальше двигаться, или пора остановиться. Понимаешь?

И снова легкое поглаживание. Бодрящее, почти нежное. Но это ей, конечно же, показалось. Игорь Суворов и нежность? Такое только в бреду привидится. Или нервничающей Жене. Чтобы хоть как-то отреагировать, кивнула.

— Не прокатит. Общаться будем словами. Кстати, совет на всю будущую жизнь: мужчины ваших женских штучек и намеков не понимают. Только слова. Коротко, прямо и по делу. Иначе, никогда ни о чем не договоритесь. И не только со мной, а со всей нашей братией. И в личных вопросах тоже. Вернее, обязательно в личных вопросах говорить, а не головой мотать и помыкивать. Это до тебя доходит?

То, что мужчина до нее сейчас доносил, было очень интересно. И немного на другую тему. Может быть, специально отвлекал. Но Женя расслабилась, перестала мучительно стесняться, захотелось ответить.

— Доходит. Запомню.

— О! Уже прогресс. Способность к членораздельной речи вернулась. Или нет? — Игорь был очень спокоен и сосредоточен. Будто бы и не лежал сейчас практически на ней, и ничего такого не происходило, странного на Женин взгляд.

Постаралась соответствовать.

— Вернулась, — прокашлялась, — способность к речи вернулась.

— Великолепно. А теперь просто скажи, что тебе нравится, когда я тебя так трогаю и глажу. И что тебе совершенно не страшно, и ничего противного не происходит. Сможешь? Или нужно еще подождать пару часиков?

— Смогу. — Заявить, конечно же, было проще, чем сделать. Но отступать было стыдно и уже некуда. — Да, мне все нравится. Мне приятно.

— То есть, можно продолжать? И ты не умрешь здесь от нехватки воздуха?

— Да. Нет. — По глазам поняла, что ответ неверный. Тут же исправилась. — Можно продолжать. Нет, не умру.

— Здорово. Значит, я продолжаю, а ты не жмешься от меня, а просто лежишь и получаешь удовольствие. И не нужно этого стесняться.

Последние фразы он договаривал уже не очень внятно. Занят был тем, что задирал на Жене кофту, что-то внимательно рассматривал, опускал голову ниже… А потом уже она перестала слышать, потому что губы Игоря обожгли ее кожу. Прямо через белье. Стало очень жарко, странно, приятно и… И сдерживать дыхание больше не получалось. Так же, как и слышать, и понимать слова Суворова.

Это было невероятно. Немного похоже на то, о чем шептались девчонки, обсуждая свои приключения с парнями. Кажется, о подобных ощущениях наперебой рассказывали авторы женских романов. Женя еще отказывалась верить всем этим глупым рассказам и восторгам: она-то знала, на самом деле, что ничего хорошего мужчина сделать не может, тем более, находясь вот так близко. А Игорь сейчас дал ей понять, что никаких слов не придумаешь, чтобы описать… чтобы передать… Да, впрочем, и описывать ничего было не нужно. Только, закрыв глаза и до боли кусая губы, удерживать сбивчивое дыхание и не стонать. Её пугали эти ощущения, слишком острые, чтобы расслабиться и не переживать. Тело предавало, переставало слушаться. То подрагивало, когда горячие губы прикасались в самых неожиданных местах, то замирало, когда острые зубы слегка прикусывали кожу; изгибалось дугой, когда под спину пробирались неугомонные, сильные руки, а потом опадало безвольно, стоило лишь на секунду остаться без их поддержки… Девушке очень хотелось бы стать немного сдержаннее, не показывать Суворову эту свою неожиданную слабость, ведь он сейчас мог творить, что угодно, играть, как с послушной куклой. Но другое желание пересиливало, слишком острое, слишком внезапное: раствориться в ощущениях, поддаться, прижаться ближе к мужскому телу, свободно дышать, не стесняясь, подстегивать его своими руками… может быть, даже обнимать и гладить. Этого особенно сильно хотелось.

— Ты себе палец сейчас отгрызешь, мне кажется. — Абсолютно спокойный голос отрезвил, наступившая пауза остудила. Как только руки Суворова остановились, сам он поднялся чуть выше, холодный воздух, проникший между телами, неприятно захолодил. Лишь тяжесть ладоней, уверенно лежащих на ее груди, приятно грела и убеждала, что все произошедшее ей сейчас не почудилось.

— Что? — Проморгалась, стряхивая с себя наваждение. Попыталась понять, что мужчина имел в виду.

Он взял ее ладонь и внимательно рассматривал костяшки на мизинце. Молча хмурился, заставляя нервничать и недоумевать.

— Зачем ты руки себе кусаешь, скажи? Больше занять их нечем? — Удивил вопросом, а потом развернул ее руку так, что Жене стали видны следы от зубов, оставленные на костяшках.

— Ннне знаю… Нечаянно. Я не заметила… — И действительно, она не помнила, когда и как успела себе навредить.

— Понятно. Это, конечно, льстит… Но давай договоримся, Жень, сразу, ладно? Не надо себя увечить, что бы ни случилось. Тем более, пока еще и поводов особых не было, мы еще только разминались с тобой. Начать не успел, а тут уже пошли производственные травмы… — И не понять было, шутит он или говорит на полном серьезе…

— Я постараюсь. Честно. — Встретила взгляд, полный сомнения, недоверчиво поднятую бровь. — Ну, я же не специально его кусала, Игорь Дмитриевич! — И осеклась, неожиданно услышав его хохот.

Глава 19

Нет, конечно, ржать, как конь, в такой ответственный момент было не очень верно. В принципе, смех и прелюдия очень плохо сочетаются, так же, как раскаты хохота неуместны при соблазнении. И совсем неважно, кто смеется: тот, кто пытается совратить, или тот, кто уже готов поддаться… Но Суворов не мог удержаться, хоть и понимал, что Женя сейчас может снова уйти в себя, обидеться, потерять доверие. С другой стороны, ему необходимо было найти повод, чтобы отвлечься. Слишком податливое тело, чересчур яркое женское желание заставляли мутиться разум, отпускали контроль к чертям. Возможно, Игорь получил бы невероятное удовольствие, если бы разрешил себе все и сразу. Но ему хотелось иначе. Чтобы девушка четко знала, что происходит, и зачем она это делает. Трахнуть неопытную девчонку — дело нехитрое. Намного сложнее сделать так, чтобы назавтра она не сбежала из дома, не простив себе этого позора и стыда.

Просмеявшись, он понял, что Женя молчит и смотрит, почти не моргая. В глазах — вопрос и недоумение, и на самом подходе, очень близко, стыд и боль. Возможно, и слезы непрошеные, ведь не зря так странно поблескивает под ресницами…

— Не обижайся. Все нормально, честно.

— Я совсем глупая, да?

— Ты нормальная, Жень. Ситуация необычная. — Помедлил, подбирая слова. — Меня еще ни разу не звали по имени-отчеству женщины, которых я только что трогал и облизывал, от пупка и до самой шеи…

Он намеренно не стал смягчать краски, назвал вещи своими именами. Во-первых, не очень любил притворяться, во-вторых, Женя должна была это понять и принять, а в-третьих, ему нравилось смотреть, как щеки девушки снова заливает краска, а сама она снова взволнованно и трудно дышит.

— Прости…те. Я как-то не подумала…

— А тебе и нужно думать над этим. Как хочешь, так и называй. Можешь на "ты" и Игорем, можешь на "вы" и с отчеством, можешь сочетать как угодно. Мне пофигу, вообще-то. Просто было неожиданно.