Древний Китай. Том 3: Период Чжаньго (V—III вв. до н.э.)

Именно за этот воинский успех Сяо-гун пожаловал Яну владение в Шан, насчитывавшее 15 селений, после чего реформатор и стал именоваться Шан Яном. Из последующего текста 68-й главы, где излагается диалог между Шан Яном и отшельником-конфуцианцем Чжао Ля-ном, становится ясным, что Шан Ян, став первым министром — сяном в Цинь, сравнивал себя со знаменитым Байли Си, бывшим сяном при циньском Му-гуне в VII в. до н. э., чье имя и чьи деяния в IV в. до н. э. уже считались легендарными. В тексте диалога в адрес Шан Яна было выдвинуто множество обвинений. В частности, Чжао обвинял Шан Яна в жестокости к людям, в нежелании воспитывать их и в стремлении всех наказывать, даже в боязни выезжать из дома без хорошей охраны. В заключение Чжао предрекал Шан Яну скорую гибель.

Шан-цзюнь (как стал именоваться вэйский Ян после получения им владения Шан), по словам Сыма Цяня, «не прислушался» к увещеваниям и советам Чжао. Однако предостережения отшельника оказались вещими. Через пять месяцев после их беседы умер покровитель реформатора Сяо-гун и циньский трон унаследовал его сын, в свое время жестоко оскорбленный Шан Яном. Сыма Цянь утверждает, что сановники настроили нового правителя против реформатора, обвинив его в намерении поднять мятеж. Очень сомнительно, что это было правдой. Знать в Цинь была, конечно, настроена против Шан Яна и, вполне вероятно, видела в нем бунтовщика. Но едва ли ее советы и наговоры сыграли сколько-нибудь серьезную роль. Новый правитель, как только что было упомянуто, имел свои счеты с реформатором, причем Шан Ян хорошо это понимал. Он бежал из столицы в свое владение.

Интересны заключительные строки повествования о Шан Яне. Когда он достиг заставы, где мог переночевать, от него потребовали «согласно законам Шан-цзюня» удостоверить свою личность, иначе хозяин постоялого двора будет наказан. Неважно, анекдот это или реальность. Известно, что вэйский Ян из заставы попытался бежать в родное Вэй, где его не приняли (там не забыли о коварном разгроме их войска) и вернули в Цинь. Добравшись до своего владения Шан, реформатор обрел там поддержку и даже начал строить планы вторжения (видимо, просто бегства) в соседнее Чжэн, ставшее частью царства Хань. Но все кончилось тем, что циньские войска прибыли в Шан и убили Яна. Затем тело его было разорвано на части. Новый правитель Цинь Хуэй-ван при этом заявил, что «нет большего бунтовщика, чем Шан Ян», и велел уничтожить весь клан реформатора.

Акцент на том, что Шан Ян был сурово наказан за то, что являлся опасным бунтовщиком ^[190] , не случаен. Все дело в том, что у циньского Хуэй-вана хватило ума сохранить в неприкосновенности если не все, то основные нововведения реформатора, оставить в силе полезные стране и укреплявшие власть правителя его законы, что и способствовало быстрому и успешному развитию царства. А раз так, то наказывать Шан Яна за суровость его законов было несподручно, хотя именно от этого пострадал новый правитель и именно за это он приказал столь жестоко расправиться с Шан Яном и его родственниками. Поэтому версия о том, что Шан Ян оказался опасным бунтовщиком и был наказан именно за это, оказалась, видимо, наиболее приемлемой для правителя Цинь.

190

¹⁸ Впервые об этом упоминается в предханьском трактате-энциклопедии «Люй-ши чуньцю», составленном, как известно, в царстве Цинь (см. также [Вяткин, т. VII, с. 333, примеч. 36]).

«Шан-цзюнь шу» о жестком легизме

Шан Ян отнюдь не был бунтовщиком и никогда не стремился поднять мятеж. Он стоял за крепкую и нерушимую стабильную власть, за сильное и всемогущее, близкое по многим параметрам к тоталитарному государство. Он ставил своей целью создать государство, опирающееся на мощную военную силу, поддержку запуганного, искусственно расчлененного и умело оболваненного населения.

Его доктрина изложена в упоминавшейся уже книге, носящей его имя, — «Шан-цзюнь шу» ^[191] . Она была написана в основном в III в. до н. э., через несколько десятилетий после смерти автора. История этого текста, изученная как китайскими авторами разных эпох, так и европейскими исследователями, начиная с голландца Я. Дайвендака (1928), а в отечественной синологии Л.C. Переломовым [Переломов, 1968, с. 14 и сл.], свидетельствует о том, что содержащиеся в нем материалы в значительной их части восходят к самому Шан Яну и отражают его идеи. Как правило, они связаны внутренней логикой и в большинстве своем заслуживают доверия. Мало того, часть их имела характер служебной записки либо деловой инструкции с целью укрепления центральной власти циньского государства [Васильев Л.C., 1995, с. 26].

191

¹⁹ Строго говоря, название этого произведения следует переводить на русский как «Книга Шан-цзюня», ибо знак цзюнь (правитель, господин) используется в данном случае как часть имени, а не свидетельство того, что речь идет о правителе области Шан.

По объему трактат не слишком большой (около сотни страниц в русском переводе) и состоит из 26 глав, из которых 16-я и 21-я утеряны. Каждая из глав посвящена отдельной теме либо проблеме, хотя нередко одни и те же вопросы повторяются в разных главах, а иногда и решаются не совсем одинаково. Впрочем, такого рода внутренние противоречия в немалом количестве можно найти и в других древнекитайских трактатах. Они свидетельствуют о неодновременности написания глав той либо иной книги (начиная с «Луньюя») и о редактировании текста разными людьми в разное время.

Практически все главы трактата отличаются выдержанным стилем и строгой логикой. Разумеется, речь не о литературном стиле; перед нами деловой текст высокопоставленного чиновника с соответствующей аргументацией, логикой изложения и необходимыми выводами. Глава за главой убеждают читателя в том, что необходимо сделать, дабы достичь конечной цели — всемогущества Цинь и его господства в Поднебесной.

Первая из них, вводная по характеру, повествует о знакомстве вэйского Яна с циньским Сяо-гуном и о тех сомнениях, которые высказывались циньскими сановниками по поводу смелых идей реформатора. Во 2-й главе развивается идея о необходимости привлечь внимание к земледелию, включая раздачу пустующих земель всем желающим, поощрение именно сельскохозяйственных занятий в ущерб остальным, предоставление льгот крестьянам. В ней подробно описывается, что следует делать для поднятия престижа земледелия: умерить алчность и ограничить произвол чиновников; отрегулировать налогообложение; обложить увеличенным налогом бездельников; ограничить возможности торговцев дешево скупать зерно; способствовать наделению землей наемников; уменьшить притягательность роскоши; наладить строгий учет и составить подворные списки и т. п. Пафос главы — в необходимости обработки новых пашен, причем этому должно активно содействовать государство. Оно должно сосредоточить внимание на расчленении больших семейно-клановых коллективов и раздаче земельных участков малым нуклеарным семьям, а также на размежевании участков пашни.

Глава 3 вводит в рассуждения реформатора понятие и (Единое), суть которого сводится к тому, что единственными достойными занятиями являются земледелие и война. Только те, кто имеет заслуги в этом, достойны поощрения, включая должности и ранги. Ремесленники и торговцы, интеллектуалы-книжники, алчные чиновники, избегающие Единого, не должны пользоваться уважением. Словом, путь к господству в Поднебесной лежит через Единое, а если на тысячу тех, кто занят им, придется всего один из числа знающих «Шицзин» и «Шуцзин» и умеющих красиво говорить, то вся тысяча отвлечется от Единого. К числу 10 «паразитов» Шан Ян относит, кроме красноречивых интеллектуалов, знатоков «Шицзина» и «Щуцзина», также любителей музыки и тех, кто рассуждает о добродетели, традициях, человеколюбии, бескорыстии и т. п., т. е. конфуцианцев-жу-цзя. Эти «паразиты», как он их именует, ослабляют государство, сбивают с толку народ и ведут страну к бедности и поражениям. Весь народ должен быть сосредоточен на Едином.

В главах 4 и 5 говорится о слабом народе и сильном государстве. Основа силы страны — ее богатство и военная мощь. Если богатое и сильное государство не воюет, оно гибнет, ибо разлагается изнутри стараниями уже упоминавшихся «паразитов». Если же «паразиты» ослаблены, государство сильно. Но главная сила государства — в ослаблении народа. Когда государство сильнее своего народа, его армия становится могущественной. А для ослабления народа существуют разные способы, прежде всего умелое применение наград и наказаний. На десять наказаний достаточно одного поощрения, причем наказания должны быть суровыми даже за мелкие проступки — тогда люди будут бояться и не станет серьезных преступлений. Ослабление народа достигается еще и строго налаженной переписью с учетом всего, что только можно учесть, а также четкими и неукоснительно выполняемыми законами, т. е. распоряжениями властей.

Управление страной следует организовать так, чтобы не было ни бедных, ни богатых, а усредненные подданные четко знали свои обязанности. Не должно быть разнообразных желаний и связанной с ними распущенности, а все помыслы следует сосредоточить на Едином. Каждая семья под страхом наказания должна осознать свой долг, производить земледельческую продукцию и тем усиливать армию и государство.

Глава 6, продолжая тему, призывает руководителей государства к овладению методами точного учета всего достояния страны, дабы эффективнее использовать труд земледельцев и отвагу воинов. Снова предав анафеме «паразитов», автор призывает умело использовать психологию людей: если они глупы, их следует побеждать умом, если умны — силой. Люди стремятся схватить лишний кусок, это в природе человека. Следует пресечь это, используя метод наград и наказаний, и сосредоточить все усилия народа на Едином. Народ должен не бояться законов, т. е. распоряжений власти, а отдавать все силы на то, чтобы всегда полно и четко выполнять их.

Глава 7 начинается с упоминания о доисторических временах, когда люди не знали своих отцов, но умели отделять своих от чужих и стремились к превосходству над другими. Тогда мудрые установили нормы общежития и ввели законы и запреты. Были поставлены над всеми правители и чиновники (вспомним аналогичные построения Мо-цзы). Наступил порядок, век Шуня. Позже выяснилось, что путь к господству в Поднебесной зависит не от мудрости, а от силы. Ныне пытаться подражать Шуню нелепо — другие времена, иные обстоятельства. Ставка на добродетель и справедливость не поможет, люди только развратятся. Нужны наказания.