Древняя душа
Шрифт:
— Надежды юношей питают.
— Ломоносов? — Драган хмыкнул.
— Сейчас начнется, — Ангел закатила глаза, — я с ним…
— Именно! Общался, работал и даже, знаешь ли…
— По бабам ходил. — Со вздохом закончила госпожа Драган.
— С ним — не ходил, — уточнил супруг, — но пили, бывало, до утра. Так что потом было уже не до баб!
— Стукну!
— Буду только рад!
— Тогда лучше вспомню, как там дальше было: «Надежды юношей питают, отраду старым подают».
— Я не старый, женщина, — возмутился Горан, развернув меня к себе лицом, — а…
— Многопохоживший?
— Вот
— Ведь, и правда, напомнишь! — я рассмеялась. — Кстати, а у Глинки было по-другому.
Надежд сомнителен приют.
«Надежды юношей питают,
Отраду старцам подают»,
Но все же постепенно тают.
И, наконец, на склоне дней
Вдруг понимает человече
Тщету надежд, тщету идей…
— И когда в тебе литератор уснет, а? — муж рассмеялся.
— Ни-ког-да! Кстати, вспомнила, надежды питают — у Глинки как раз было, у Ломоносова науки!
— Скажу тебе кое-что по секрету, вероломная красавица, — хрипло прошептал Горан. Я прижалась к нему как можно теснее, заставив мысли санклита перейти из головы на несколько этажей ниже. Хотя они всегда там обитают. — Так вот, — он сделал глубокий вдох. — Взрослых мужчин питает кое-что иное.
— И что же, просвети?
— Лично меня — твоя любовь и страсть, воздух мой!
Поцелуй заставил застонать от желания, которое вихрем взметнулось в крови. Но у зазвонившего телефона были другие планы.
— Давай пошлем всех, — выдохнул мне на ушко Драган, обжигая шею дыханием, — и убежим, всего на денек?
— Отличный план, — одобрила я, достав смартфон. — О, муж, отпусти.
— И ради кого меня отпинывают? — пробурчал он, с неохотой убрав руки.
Ангел укоризненно глянула на него. Сейчас кому-то будет стыдно.
— Ради эликсира для исцеления твоей сестры Катрины. Звонит Атапи.
Разговор был короткий. Дружба у нас с каарой не получалось, но чувство вины передо мной и благодарность за спасение Рафаэля заставили девушку согласиться помочь мне в поиске причин безумия Катрины.
— Ты не поверишь, куда Атапи привел след, который она почувствовала, когда мы познакомили ее с твоей сестрой! — выдохнула я, закончив разговор.
— Любимая? — в глазах Горана протаяло беспокойство. — Куда?
— В Хорватию!
Глава 5
Атапи
Теперь я уже жалела, что согласилась помочь Саяне. То, что вначале казалось небольшой услугой, которая не займет много времени, вылилось в полномасштабную разведывательную операцию, съедающую все мои силы. Да к тому же времени даже на Рафаэля не оставалось.
Один плюс — он хоть немного оживился, когда я увезла его в Хорватию. А может, что более вероятно, жизнь в нем всколыхнулась лишь благодаря желанию помочь его ненаглядному Ангелу. Но об этом лучше не думать.
Я подошла к окну небольшого отеля, в котором мы поселились и не нашла слов, чтобы облечь в мысли красоту узкой мощеной булыжником улочки, что убегала вдаль, сворачивая вбок у маленькой церкви. По сути, кто такая Атапи? Почти что неграмотная колумбийская девчонка, и в музее ни разу не побывавшая. Где взять красивые слова да замысловатые фразы, с которыми у Саяны, уверена, проблем не возникает, если я и школу-то не закончила?
Все образование дала мать, да книги и журналы, что были на вес золота в нашей глуши.Накатило глухое раздражение. Кого хотела обмануть, когда поверила Ангелу, которая уговаривала, успокаивала, уверяла, что одержимость Рафаэля ею исчезнет, ведь действие ее крови на смертного пройдет? Когда? Его раны затянулись, здоровье почти вернулось. Но по ночам он зовет ее! Я слышу крики из соседней комнаты и реву в подушку. Больше ничего не остается. И главное, понимаю, что ей он не нужен, она ни в чем не виновата, но от этого не легче. Голова кругом!
— Атапи? — ладонь легла на плечо, заставив сердце пуститься вскачь — и не от страха, а из-за того, что оно чувствует близость любимого.
И вместе нам никак, и порознь невозможно. Да что же это за наказание-то такое! Ведь из-за этого, стыдно признаться, я и по матери толком не скорбела. Все время рядом с Рафом была, после похорон сразу уснула, а наутро уже казалось, что минул год, не меньше.
— Ты плачешь? — прошептал он, когда повернулась к нему лицом. — О маме вспомнила? — теплые руки вытерли слезы со щек, и я потянулась за этой нечаянной лаской, порожденной не любовью, а сочувствием.
О маме — да, вспомнила, но вовсе не потому плачу. Ты думаешь обо мне лучше, чем есть, хороший мой. Я — порождение Люцифера, дьявольское отродье! Отпечаток его длани на спине — подтверждение!
Всхлип вырвался изо рта, он обнял меня, но вскоре, как только успокоилась, начал отстранять — осторожно, но настойчиво.
— Я не она, да? — горечь вырвалась из меня ядовитым выкриком. — Не твой Ангел, будь она неладна?!
— Атапи, — он устало отвел глаза и поморщился — как и все мужчины, Раф не выносит женских истеричных воплей.
— Прости. — Я мигом остыла, напряженно провожая взглядом его, отступившего к кровати.
— Расскажешь, что удалось узнать? — взгляд засветился интересом, такое теперь бывает нечасто.
Меньше всего сейчас мне хотелось бы углубляться в тему поисков истоков безумия сестры Драгана. Когда впервые увидела ее в клинике Стамбула, она показалась куклой: на лице словно маска, глаза смотрят в пустоту, губы втянуты внутрь. Вокруг все такое белое, что чувствуешь холод, хотя в комнате тепло. Одно яркое пятно в помещении — волосы девушки, яростным пламенем обрамляющие голову. В них словно ушел весь характер ее страстной, порывистой натуры.
Вначале я ничего не почувствовала и готова уже была недоуменно пожать плечами и сказать Саяне правду — что она ищет то, чего нет, ведь все просто, Катрина просто больна каким-то психическим заболеванием. Но потом неожиданно случилось это.
Сложно описать. Находясь в сознании санклитки, я словно бродила по пустым темным комнатам, давно брошенным хозяйкой. Пустота, сонный покой, ничего интересного. А потом вдруг одна из стен рухнула, прорвалась, как если бы была бумажной, а я уперлась в нее рукой. Возведенный «фасад» оказался обманкой.
Снаружи был ад — темный огонь сжирал все на своем пути, потянулся и ко мне, но понял, что Атапи ему не по зубам и с неохотой уполз из-под ног, затаился неподалеку, выжидая момент наброситься, как только представится подходящий случай.