Древняя Русь. Быт и культура
Шрифт:
Считается, что смоленские приемы отразились в архитектуре Рязани, но более определенно в этом смысле можно говорить про Новгород, где в 1207 г. была построена ц. Параскевы Пятницы со смоленской профилировкой «пучковых лопаток» (Гладенко Т.В., Красноречьев Л.Е., Штендер Г.М., Шуляк Л.М., 1964, с. 201).
Как уже отмечалось, к области тектонической пластики должны быть отнесены неорнаментированные базы и капители колонок междуярусного пояса, а также карнизы, поскольку они тесно связаны с «костяком» здания. Во второй половине XII — начале XIII в. предпочтение первоначально отдавалось капители в виде опрокинутой усеченной пирамиды с импостом и скругленными нижними углами. Базы колонн (а также цокольные профили) постепенно усложнялись от однообломного отлива Георгиевской церкви Юрия Долгорукова в Суздале, 1148 г. (табл. 111, 28) (Варганов А.Д., 1945) до «аттической» формы. Последняя появилась в дворцовом храме Боголюбова (1158–1165?) и состояла из двух валов (нижний с «рогами»-грифами) и скоции
В области профилировки порталов развитие шло от простой прямоугольно-уступчатой формы «киевского типа» (ц. в Кидекше, Спасо-Преображенский собор в Переяславле-Залесском, 1152 г.) к «перспективной», которую обычно возводят к романскому стилю. Это не совсем верно, так как в древнерусских порталах не было горизонтальной балки и, следовательно, не было тимпана — непременных элементов романского портала (Кудрявцева Т.П., 1975, с. 30–36, рис. 1). Исключение представляет архитектура древнего Галича, в которой, как оказалось, применялись порталы с архитравом и тимпаном (Воробьева Е.В., 1976). «Перспективность» образовывалась (впервые в Боголюбове?) за счет выноса крайних полуколонок на наружную плоскость стены и перемежаемости прямоугольных уступов с полуколонками. (С начала XIII в. колонки стали наделяться «бусинками»-дыньками.) Аналогично развивалась профилировка архивольтов, причем полуциркульному очертанию с рубежа XII–XIII вв. (впервые в закомарах башен Дмитриевского собора) стало предпочитаться килевидное. Перечисленные формы способствовали динамизации архитектурного образа в вертикальном направлении.
Довольно сложную эволюцию проделали междуярусные пояса. Вместо южнорусской ленты меандра с середины XII в. появляется поясок, состоящий из ленты поребрика и мелкой аркатурки на консолях (ц. Богородицы в Кидекше, 1152 г.), который в Чернигове (а также в Спасо-Преображенском соборе Переяславля-Залесского, 1152 г.) выполнял функцию карниза. Казалось бы, это противоречит отмеченной выше тенденции к динамизации. Но в Успенском соборе Владимира (1158–1160) и в одновременной ему ц. Рождества Богородицы в Боголюбове укрупненная аркатура опирается уже на колонки, имеющие капители (в виде опрокинутой усеченной пирамидки), и клинчатые консоли (табл. 111, 16). Наряду с «висячим» аркатурным фризом использовали и «врезанный» в стену (заподлицо с наружной плоскостью) — впервые на фасаде дворцового храма в Боголюбове. К началу XIII в. поребрик уступил место двойному орнаментированному поясу, например в Суздальском соборе (1222–1225) (табл. 111, 19). Эволюция владимиро-суздальского аркатурно-колончатого фриза подробно прослежена в капитальной работе Н.Н. Воронина (Воронин Н.Н., 1961, с. 72, 73, 84, 104, 170 и сл.). Им же признано его западноевропейское (романское) происхождение (Там же, с. 332). Однако «висячие» владимиро-суздальские фризы не типичны для романской архитектуры. В генезисе этих фризов следует учитывать и такие элементы, как пояса фасадных ниш в южнорусских памятниках (собор Михайловского монастыря и пр.) (Воробьева Е.В., 1977, с. 14).
Междуярусные аркатурно-колончатые фризы были достоянием не только владимиро-суздальской архитектуры. Находки белокаменных консолей в Старой Рязани (табл. 111, 16а) (Монгайт А.Л., 1955, рис. 62) говорят о том, что такие фризы делали и здесь.
Естественно, что с развитием аркатурно-колончатого фриза усложнялись капители и особенно консоли его колонок: эволюция шла от простых «клинчатых» консолей Успенского собора 1158–1160 гг. (табл. 111, 16) и кубических консолей Старой Рязани к фигурным, в виде зверей и птиц, но в тех фризах, которые не были «висячими», консоли превращались в базы колонок, приобретая кубическую форму. Возможно, что рязанские консоли были именно такими базами. Кубическая форма баз была усвоена Аристотелем Фиоравенти при постройке Успенского собора Московского кремля.
Карнизы в архитектуре второй половины XII — начала XIII в. развивались по трем линиям. В группе северо-западных памятников (Новгород, Псков) сохранялся поясок висячей аркатурки (без консолей, но с зубцами-«сухариками»). Классическим примером может служить ц. Спаса-Нередицы (1198) (История русского искусства, 1954, с. 31, 33). Карнизы смоленской группы представляли собой рудимент аркатурки «черниговского» типа (Свирская церковь), сведенной до миниатюрного масштаба (История русского искусства, 1953, с. 324). Во Владимиро-Суздальской Руси та же самая аркатурка сначала перешла на апсиды (Спасо-Преображенский собор в Переяславле Залесском) (Воронин Н.Н., 1961, с. 79, 83), а затем была заменена (на барабанах глав) поясом свисающих городков, увенчанных лентой поребрика (табл. 111, 5а), и короной мелких арочек двух-трехобломного профиля (табл. 111, 6). Таким образом, карниз здесь входил одновременно и в тектоническую и в орнаментальную подсистемы. С известной натяжкой он может быть отнесен
и к тематической подсистеме, поскольку свисающие городки, например в Дмитриевском соборе, декорированы львиными масками (табл. 111, 7) (Вагнер Г.К., 1969а, с. 235, 237), а в Георгиевском соборе Юрьева-Польского (1230–1234) в арочках даны погрудные рельефы светских персонажей (табл. 111, 8) (Вагнер Г.К., 1964, табл. VIa).Отмеченное обстоятельство позволяет заключить, что тектоническая подсистема архитектурной пластики принимала немалое участие в формировании новой архитектурной образности. Она способствовала не только динамизации через обогащение вертикальных ритмов (отвечая в этом отношении общеевропейской эволюции стиля в сторону готики), но и переходу всей пластики в многоярусное построение.
Сказанное о карнизах может быть перенесено на большую часть подсистемы орнаментального декора второй половины XII — начала XIII в., связанной с белокаменной архитектурой. Последняя, как известно, развивалась в Галицко-Волынском и Владимиро-Суздальском княжествах, использующих опыт романских мастеров; она (эта часть подсистемы) органически сливалась с тектонической и тематической подсистемами. При этом процесс носил двусторонний (взаимонаправленный) характер. С одной стороны, элементы тектонической подсистемы покрываются орнаментальной резьбой и таким образом сами превращаются в орнаментально-декоративные элементы (например, капители, колонки, карнизы) и даже цепочки элементов — бордюры и панели. С другой стороны, элементы тематической подсистемы (рельефы антропоморфного и зооморфного характера), в свою очередь, выстраиваются в ряды и более широкие по площади композиции, которые тоже можно рассматривать как бордюры и панели («ковры»).
Однако другая часть орнаментальной подсистемы развивалась в условиях традиционного зодчества (кирпич, дерево), и здесь отмеченного выше взаимопроникновения декоративных подсистем не было. Промежуточное положение (между белокаменной резьбой и кирпичной орнаментикой) занимал декор из майоликовых плиток, переживавших расцвет именно в это время.
Простейшим элементом орнаментальной подсистемы белокаменного зодчества остается покрытая резьбой капитель. Она была известна и ранее, но только теперь становится неотъемлемым элементом архитектурного декора.
Капители орнаментальной подсистемы рассматриваемого времени, как правило, растительного характера: орнамент либо покрывает тело капители, сливаясь с ним, либо растительные мотивы выполнены в трехмерной манере, и тогда капитель приближается к корзиночной (коринфизированной) форме. Отчасти это зависело от функции капители, но в неменьшей мере и от мастеров. Исторический ряд представляется в следующем виде.
1. Большие капители, венчающие фасадные полуколонны храма в Боголюбове, наиболее пластичны. Судя по дошедшим фрагментам они имели коринфизированную форму (из трех рядов сильно отогнутых аканфовых листьев) (табл. 111, 9) (Вагнер Г.К., 1969а, рис. 50). Последняя сохранена в капителях Успенского собора 1158–1160 гг., но здесь наряду с пластичными капителями появились капители с плоской резьбой (табл. 111, 10) (Вагнер Г.К., 1969а, рис. 77–80).
2. В капителях церкви Покрова на Нерли (около 1165 г.) резьба аканфовых листьев еще более уплощается и стилизуется. Впервые появляются аканфовые листья на винтообразно закрученных стеблях (табл. 111, 11) (Там же, рис. 121а).
3. В капителях собора Рождественского монастыря (1192–1196) ряды аканфовых листьев сокращаются до двух (Там же, рис. 137а).
4. Капители Дмитриевского собора (1194–1197) близки к капителям ц. Покрова, но более «кудрявые» (табл. 111, 12) (Там же, рис. 151, 152а).
Фасадные капители Суздальского собора не известны. В Георгиевском соборе Юрьева-Польского вместо растительных капителей появляются капители с рельефами восточных персонажей (табл. 111, 14) (см. ниже).
Примерно в такой же ряд выстраиваются капители порталов, барабанов и аркатурно-колончатых поясов (Вагнер Г.К., 1969а, рис. 47, 78, 92, 119, 129, 131, 132, 154, 186, 230, 237); для Нижнего Новгорода (Воронин Н.Н., 1962, рис. 22) с тем лишь отличием, что в Суздальском соборе на порталах появились широкие капители с более фантастическим построением листьев, а также «блочные» (горизонтально-призматические) капители с довольно крупными рельефами львов (табл. 11, 13а) (Вагнер Г.К., 1976а, с. 78, рис. 17–20, 24, 25). На порталах Георгиевского собора Юрьева-Польского кубоватые капители покрыты замысловатой растительной плетенкой (Вагнер Г.К., 1964, табл. XXIX–XXXI, XXXV).
Вслед за капителями в орнаментальную подсистему второй половины XII — начала XIII в. входит резьба самих колонок — от малых (во фризе) до больших — их баз и консолей, а также архивольтов порталов. Здесь наблюдаются следующие закономерности.
1. Прежде всего (с середины 60-х годов XII в.) стали орнаментировать архивольты порталов (ц. Покрова на Нерли). Резьба носила исключительно растительный характер (пальметты в эллипсовидном плетении и в виде рядоположения) (табл. 112, 1) (Вагнер Г.К., 1960а, рис. 119).