Дримлайф

Итак, что нам нужно? Ага. «Осознанные сны: как научиться» – забарабанили мои пальцы по клавишам. Я уткнулась взглядом в монитор, где в браузере мне предстало целое разнообразие сайтов, посвящённых волнующей меня теме. Мышкой кликнула на первый попавшийся, и мне открылся огромный текст, в котором я мельком заметила отдельно выделенные методы обучения. Принялась штурмовать статью, проводя взглядом по строчкам. Интересно, однако: в одном из методов рекомендуется вести дневник своих сновидений, дабы лучше запомнить увиденное во время сна – не зря, значит, делаю записи. Следующий пункт показался довольно-таки странным для моего первоначального осмысления: осознание реальности. То есть как это? В непонимании уделила этому моменту чуть больше времени. Оказывается, чтобы осознавать сон, сначала нужно осознать реальность, иначе говоря, постоянно проверять наличие этой реальности вокруг: посмотреть на руки, почитать текст, попробовать то, что возможно только во сне, вырабатывая таким образом привычку спрашивать у себя «а не сплю ли я?» Это упражнение учит отличать сон от реальности – вот как, значит. Далее следовал совет: в момент засыпания повторять себе, что собираешься осознать сон – твёрдо выразить своё намерение и не выпускать его из фокуса внимания. Сделала пометки в блокноте по основным пунктам, перечитала, осмыслила. Теперь я знаю, чем займусь сегодняшней ночью.

Виски продолжало сдавливать, голова тяжелела, и с каждой минутой, проведённой мной за компьютером, я понимала, что больше не могу сидеть. Дотронулась до пульсирующих висков. Жар не спадал – неужели заболела? Впрочем, болеть не так уж и плохо, по крайней мере, для меня: в школу не надо ходить, да и вообще никуда не надо, сидишь дома, занимаешься любимыми делами, а тебе вдобавок всяких вкусностей приносят, чтобы поскорей выздоровела. Если ещё учесть мои планы по осознанным сновидениям, то остаться в постельном режиме – идеальный вариант для начала практики. В общем, я настроилась на болезнь и с радостью собралась болеть долго. Всего лишь неделю. Только вот головная боль меня нисколько не вдохновляет, а ещё насморк и, кажется, в горле першит. Но это не отменяет того факта, что я останусь дома в тишине и покое. Может, сделать ещё что-нибудь, чтобы продлить больничный?

На что только не готов пойти человек ради того, чтобы никуда не выходить в будничный день. Кажется, не только я, да и все мы в первую очередь мечтаем остаться дома, когда на душу нападает тоска. Дом – это первое, о чём мы думаем, когда идём промозглым утречком в школу, когда в общественном транспорте нам наступают на ноги и толкают, когда на нас срывается учитель или рабочий день кажется слишком длинным. У каждого человека есть свой уголок, куда он с радостью готов возвращаться снова и снова. А всё потому, что дом – это единственное место, где можно спрятаться, согреться и набраться сил для нового выхода. Хотя в моём случае я бы вообще никогда не выходила бы из своей крепости. Так, я сидела на подоконнике, размышляя о том, как прекрасен дом. Моё тело обдавал морозный мокрый сквозняк распахнутого окна, в комнату забрёл ветер и невидимым воришкой шарил по углам. Я продрогла насквозь, чувствуя, как скоро мои внутренности покроются кристалликами льда. Упёрто продолжала восседать на подоконнике ради своего отпуска. Кажется, это было лишним.

В прихожей послышался щелчок замка. Я мгновенно соскочила на пол, шлёпнув босыми ступнями, и закрыла окно, проветрив и комнату и себя заодно. Мать вернулась домой. Сейчас увидит, что я не вышла её встречать, разуется, а затем…

– Саввушка, ты дома? – как предсказуемо.

Глаза аж закатились. Я с укором вздохнула, а затем заставила себя высунуться из комнаты. Угрюмо поморщилась. Коридор заполонила свежесть мороза, отдающая слегка больничным запахом. Я неподвижно продолжала наблюдать, как мать убирает свою верхнюю одежду в шкаф.

– Даже не поздороваешься? – заметили меня.

– Добрый вечер, – буркнула я так, что слово «добрый» приобрело иной оттенок.

– Ну и? – допрос продолжился. – Что уже успело произойти?

– Да много чего, – вздохнула я.

– И мне не обязательно знать?

– Тебе ЛУЧШЕ вообще не знать, – я бесшумно закрыла дверь, вернувшись в свою нору.

Разговаривать, а уж тем более о том, как прошёл день, мне откровенно не хотелось. Каждый день у меня проходит почти одинаково, каждый день я слышу одни и те же вопросы. Даже не знаю, что мне больше надоело: повседневность или однотипные вопросы матери. Мне не хотелось нагружать своими проблемами кого-то ещё, достаточно было держать всё накопившееся в себе, терпеть и ждать, пока всё само собой пройдёт. Я задумчиво дотронулась до щеки. «Дрянь!» – сразу же всплыло воспоминание. Закусила губу, чувствуя, как щёки снова начинали гореть. Сейчас меня почему-то одолело совершенно иное чувство злобы. И если в тот момент я злилась на себя, то теперь мой гнев изменил своё направление: да кто она такая, чтобы называть меня дрянью? Так дорожит своими тряпками, что совсем озверела. Выпендрёжница. Наводят лишний шум лишь бы привлечь внимание к себе любимым. Терпеть не могу таких людей. У меня тоже есть своя гордость, я тоже человек, и, думаю, конфликт можно было не доводить до истерики и уж до рукоприкладства тем более. Но почему в тот момент меня одолело глубокое чувство вины? Почему то, что я должна была сказать, в голову пришло только сейчас? Как досадно, что обстоятельства порой способны придавить нас до низшей степени.

Моя мать знает меня. Не понимает так хорошо, как хотелось бы, но знает прекрасно и умеет читать по моему настроению, эмоциям и мимике всё то, что я усердно пытаюсь не афишировать. Я замкнулась до такой степени, что не в состоянии поделиться своими переживаниями с близким человеком. Боюсь непонимания, боюсь оказаться осуждённой за собственные слабости – это хуже всех тех неприятностей, периодически происходящих в моей жизни. Конечно, матери хочется знать, чем живёт её чадо, как обстоят дела на учебё и прочее, но я молчу. Я спрятала всё от неё, начиная от собственных интересов и заканчивая происходящими со мной событиями, – я просто знаю свою мать. Она либо попытается поддержать, либо начнёт угнетать своими поучениями о том, как правильно жить. Да что мы знаем о правильной жизни? Уж лучше умалчивать и учиться великому непостижимому искусству самостоятельно.

Мои душевные терзания прервались: мне почудился запах жареного, который прокрадывался в мою комнату из кухни. Кажется, обжаренная куриная грудка в соусе. Всё-таки усидеть в комнате я не смогла и отправилась к источнику аппетитного аромата. Пробралась и незаметно заглянула на кухню. Мать, напевая что-то под нос, в переднике орудовала у плиты, откуда доносилось шипение сковородки. Присмотрелась: и правда куриная грудка. Слюнки так и потекли. Если так подумать, то за сегодня я ни разу не поела, и сейчас желудок как раз напомнил об этом. Откуда-то из недр мне послышалось страшное урчание. Давно на нашей кухне не было по-настоящему вкусной еды, и сейчас я как никогда раньше ждала ужина. А что там на гарнир? Рис – о, роскошь-то какая, а то от вкуса одних макарон с полуфабрикатами меня уже, мягко говоря, тошнит.

– Какой-то праздник сегодня? – поинтересовалась я.

– Сегодня у меня короткая смена, Саввушка, – ответила мать, не отрываясь от готовки.

– Боже, не называй меня так, – с укором вздохнула я.

– А как мне тебя называть? – усмехнулась та.

– Не знаю, но точно не так, как ты это постоянно делаешь, – замялась я.

– Ну тогда придумай сама такой вариант имени, который будет нравиться тебе.

– Придумать?

«Лисси» – пронеслось в моих мыслях протяжным полушёпотом незнакомца. Меня передёрнуло. Я оторопело уселась на стул, неподвижно уставившись в скатерть стола. Затем внезапно вскочила и ринулась в комнату. Там впопыхах нашарила в смятой постели блокнот и трясущимися руками открыла сегодняшнюю запись. Ручкой черкнула продолжение отметки: «незнакомец, зелёные глаза, тайное имя». Меня ни с того ни с сего стало колотить от дрожи. Лисси… Я придумала это имя в детстве. Помню, что не рассказывала об этом имени никому из близких, оно было тайным. Но для кого же я его тогда придумала? В моих воспоминаниях был какой-то пробел – фрагмент из жизни, который я по какой-то причине напрочь забыла. Там было что-то важное. Сердце бешено заколотилось. А кто же тогда тот парень из сна? Говорят, что людей, которые нам снятся, мы видели когда-то в реальности. Но я прекрасно знаю, что попросту не могла встретить этого зеленоглазого брюнета даже самым мимолётным взглядом – никогда не обращаю внимания на прохожих и смотрю только под ноги. Даже в сериалах и фильмах я не видела похожего актёра. Я просто уверена, что не видела. Однако в холод меня бросило вовсе не из-за этого: придуманное имя мог знать только один человек. Но кто? Кому же я настолько доверилась? Для меня кто-то был настолько важным? Не могу вспомнить. Я совсем не могу вспомнить тот промежуток жизни! Схватилась за голову в каком-то ужасе, нависнув над блокнотом. Я пыталась вспомнить события десятилетней давности.

– Савва, ты куда убежала? Ужин уже готов! – раздался голос из вне.

Всё же, мой желудок был сильней всех переживаний и размышлений, поэтому я с пребольшим удовольствием двинулась на кухню. Там меня уже ждала моя порция, заваренный чай и корзинка с печеньем. Я поглощала пищу жадно и быстро, как если бы меня не кормили неделю. На самом деле, так быстро есть заставляют меня мои мысли, особенно в момент глубокой задумчивости. А вспоминала и думала я над увиденным сном. Громко отхлебнула чай.

– Мам, а ты помнишь что-нибудь произошедшее со мной, например, лет десять назад? Что-нибудь необычное, – поинтересовалась я.

– А попроще вопрос нельзя? – усмехнулась мать. – Необычное… что же могло быть необычного? – бормотала она себе под нос.

– Просто сегодня я поняла, что совсем не помню один фрагмент из своей жизни. Знаю только, что это было лет десять назад.

Повисло молчание. Мне показалось это странным, отчего я внимательно затаила дыхание.

– И ты не помнишь? – в голосе матери послышалась осторожность.

– Абсолютно, – ответила я.

– Значит, это было не столь важно, – нарочито улыбнулась та.

– Мне почему-то кажется, что совсем наоборот, – пробормотала я.

– Олли, поверь, что подсознание оберегает тебя, – интонация заставила меня заледенеть от ужаса.

Из моих рук выскользнула вилка и звякнула об пол, я наклонилась и сделала это слишком резко. В глазах внезапно потемнело. Дальше я увязла в темноте забытья. Кажется, слышала чей-то взволнованный голос, приглушённый тьмой. Тело ослабло. Сознание постепенно стало возвращаться, и, открыв глаза, я узнала потолок своей комнаты. Едва пошевелилась под теплом одеяла. Голову сдавило от боли, отчего я поморщилась. Жар обволок меня, как будто под кроватью горело пламя и раскаляло простынь. В полубреду заметила, как в комнату кто-то вошёл. Холод компресса на лбу дал прийти немного в себя.