Дроу в 1941 г. Я выпотрошу ваши тела во имя Темной госпожи
Шрифт:
И обо замолчали. Слишком дикими показались эти слова, дикими даже для военного времени. Разве кто-то может хотеть войны? Желать смерти своих близких, друзей и, чем черт не шутит, самого себя? Командиры переглянулись
— … Товарищ полковник, — наконец, капитан нарушил молчание. — Вы бы сейчас лучше вздремнули немного. Чувствую, больше такого отдыха не предвидится.
Нахмурившись, комполка кивнул. У него тоже что-то «под ложечкой сосало», явно не к добру. Верная примета, что скоро что-то плохое случится.
— Похоже…
Полковник растянулся у березы, подложив под голову
Вроде только заснул, а уже вставать. Спросонья он никак не мог понять, что его будили. Пару раз даже отмахнулся, чтобы отстали. Смертельно уставший организм никак не хотел просыпаться.
— Товарищ полковник…
Его снова потрепали по плечу.
— Товарищ полковник, сержант вернулся. Командир!
Наконец, очнулся. Открыл глаза и сел.
— Товарищ полковник, Биктяков уже здесь! Слышите?
Прямо перед ним сидел встревоженный комбат и кому-то махал. Похоже, того самого сержанта подзывал.
— Плохие новости, товарищ полковник.
— Что? — у комполка в один момент весь сон из головы выбило. — Чего там, сержант? Встретился с генерал-майором, передал письмо? Ждут нас?
Тот покачал головой. Из-за пазухи достал то самое письмо и протянул его обратно.
— Это же мое письмо, — не понял полковник, взяв в руки сложенный листок. Посмотрел на бумагу и положил ее рядом. — Рассказывай, чего там случилось? Генерал-майор ранен? Уже бой идет? Чего молчишь?
Сержант снова покачал головой. Причем сделал это с таким невозмутимым видом, что это вряд ли бы кого-то успокоило. Честно говоря, все случилось строго наоборот. Полковник скривился, а капитан прикусил губу.
— Город почти пустой, товарищ полковник. По зданиям в центре гуляет ветер, везде валяются бумаги. По домам прячут жители. Ни солдат, ни техники нет…
— Как пустой? — вскинул голова комполка. Это же в голове не укладывалось. — В Слобожанах же должна наша дивизия стоять. У нас приказ… Слушай, а ты точно там был? Случаем не…
Биктяков даже бровью не повел, словно его каждый день в предательстве обвиняли. Потянулся к своему вещмешку и вытащил из него целую пачку каких-то документов с печатями, подписями, советскими гербами. Сразу видно, штабные бумаги.
— Вот, нашел. Там такого добра полно.
Схватив пачку бумах, капитан начал их перебирать. Во что-то внимательно вчитывался, что-то сразу откладывал в сторону, а что-то просто комкал, как ненужное.
— Что там, Георгий? — напряженно спросил командир полка.
— Похоже, сержант прав, — вздохнул капитан, держа в руках какие-то справки. — Ушли наши из города… Да и никакой дивизии не было.
Полковник нетерпеливо дернулся, явно требуя разъяснений.
— Черт, как в Финскую. Там тоже ни хрена не знали, что на земле творится, — с горечью проговорил капитан, тряхнув бумажками. — Бывало, все телефоны обрывали, требовали и требовали наступать. А у тебя от батальона два взвода раненных с тремя пулеметами осталось, и впереди окопы в полный рост, бетонные доты с трехдюймовками. И вот опять двадцать
пять…Скрипнул зубами хмурый полковник, не сводящий глаз с рассыпанных по траве документов. С дезорганизацией управления и он был знаком не понаслышке. В Финскую тоже полком командовал, хорошо хлебнув и самодурства командования, и заразной паники в войсках.
— Здесь накладные на топливо, списки личного состава, перечень частей. Толком сжечь не успели, — капитан перебирал обгорелые бумажки, показывая то на одну, то на другую. — Судя по документам в Слобожанах было место сбора для отступающих с запада частей, командование которыми должен был принять генерал-майор Солянкин и организовать здесь линию обороны.
Обожженные бумажки подхватило ветром и закружило по траве, словно намекая на всю тщетность человеческих усилий изменить предначертанное судьбой.
— Настоящая солянка, товарищ полковник, — продолжал капитан, уже не глядя на документы. — Зенитная часть с двумя батареями, взвод пограничников, рота средних танков и бронеавтомобилей, пехота… Последняя дата на справках — вчерашнее число…
Командиры понимающе переглянулись. Похоже, военная обстановка изменилась, и их приказ устарел. Но ясности это никак не прибавило.
— Что будем делать, командир? Связи нет, обстановка вокруг неизвестна, и в лесу оставаться нельзя.
Ничего не ответив, полковник поднялся. Молча стряхнул с себя пыль, оправился, затянув потуже ремень и застегнув верхнюю пуговичку ворота.
— У нас есть приказ, товарищ капитан. Или вы забыли об этом? — строго спросил он. — Нам нужно прибыть в город Слобожаны, где принять участие в обороне города. Что в этом непонятного? Поднимайте людей, выступаем через пятнадцать минут!
А что комбат мог еще сказать? У него, действительно, был письменный приказ командования, который никто не отменил. Не следовать ему он не имел права, а, значит, полк должен идти в город.
— И пусть будут готовы сходу вступить в бой. Мы так и не знаем, где немцы…
Все оказалось еще хуже, чем они предполагали. В городе не осталось ни оружия, ни продовольствия. Отступающие советские части вынесли из складов все, что смогли. Остатки — патроны, снаряды, обмундирование и продукты — сожгли. По обгоревшим остовам складов, прежде забитым ящиками с боеприпасами, сейчас гулял ветер. На плацу застыл сгоревший БТ, задрав выгнутый ствол орудия. Чуть дальше приткнулась полностью выгоревшая полуторка.
Неприятный сюрприз обнаружился в городском клубе, двухэтажном каменном здании с высокой колоннадой по всему фасаду. Весь его первый этаж был забит койками с раненными бойцами, при которых находились испуганные медсестры, совсем еще девчонки, и пожилой доктор. Последний все и рассказал о последних днях.
— … Как генерал-майор скончался, Царство ему Небесное, так все и полетело в тартарары, — махнул рукой доктор Гольцман, жадно затягиваясь цигаркой. Заядлый курильщик, судя по заполненной окурками пепельнице рядом с ним. — Полковник Кравченко, что следующий был по старшинству, сразу же куда-то запропастился. Сбег, поди, ирод. За ним и другие потянулись… Тоже, чай, поди, сбежите.