Другая другая Россия

— Да, скучаю.

— Теперь вам уже не становится легче на душе?

— В чем? В чем легче? В том, что я отцу не смог помочь? Я всегда старался для людей. Я никогда ничего не брал с пожаров. Это противно, противно, противно! А отцу я помочь не смог.

— Может, хватит уже? Рак — это такая болезнь. Вы ничем не могли помочь!

— Не кричи на меня… Тихо… Тихо… Я сам все знаю. Знал, еще когда деньги давал на лечение.

— У вас комплекс вины.

— Возможно. Но, согласись, он мне помогает. Знаешь в чем? Как тебе объяснить? Он вызывает чувство ответственности перед людьми.

— А чувство ответственности перед собой?

— Я не хочу никому причинять боль, лучше — себе…

— И как далеко вы можете в этом зайти?

— Однажды мне приснился сон: мне предлагали в обмен на мою жизнь выпустить заложников. Я покончил с собой, не задумываясь. И я понял, что смогу это сделать.

— М., вы себя любите?

— Скажу честно: я — самовлюбленный человек. Но больше я себя ненавижу. За отца, за Катю, которую бросил, за мать — я ей боль причинил, за бабушку — ей надо было помочь, а я струсил. Меня пытались в церковь тащить, а я бегу оттуда. Да, знаю, ты хочешь возразить, но не перебивай меня, пожалуйста.

— Давайте, вспомните еще какого-нибудь таракана, которого задавили. Вы же кругом такой виноватый!

— Да… Утка. Я ее подстрелил на охоте, увидел ее глаза, и у меня все внутри упало. Мне говорили: «Придурок!» — а я выходил ее и выпустил.

— Вам нужна нормальная работа и другая жизнь.

— Не переживай за меня, я снял барьеры, и теперь мне спокойно.

— Хорошо. Представьте, что я — это вы. И теперь объясните мне, за что вы меня ненавидите?

— У меня очень много претензий к тебе. Из-за девушек, которых ты бросал.

— Девушки меня тоже бросали.

— Но ты не обязан был поступать так же, как поступали с тобой! Ты не должен повторять за другими! Ты должен — слышишь: должен! — всегда поступать правильно!

— Кому я должен?! Я не хотел причинять боль, но больно будет все равно. Я сделал все что мог.

— Неправда! Ты должен был сразу сказать себе: «Стоп! Стоп! Стоп! Стоп!» А ты! Ты этого не сделал! Ты — подонок!

— Я понимаю, что не всегда был прав… Но такова жизнь: отношения себя исчерпывают, они заканчиваются… И я… да, я причинил боль Кате, но я спасал людей на пожарах. Я не подонок…

— Тихо… Что это было? Ты почувствовала? Сейчас пошло тепло… Ты чувствуешь? Нам всем так нужно успокоение. Все беды мира происходят сгоряча. Я хочу, чтобы мир стал лучше…

— Вы не сделаете его лучше, находясь здесь.

— Но и хуже тоже не сделаю… Ты посиди, а я тебя нарисую. Мне нравится рисовать глаза. Дай блокнот. И я тебе расскажу, почему мне нравятся волки… Ты знаешь, что они — благородные?

Когда М. уходит, в «дневнике психолога» остается мой портрет, нарисованный синей ручкой. И опять это чувство, что М. здесь не дома. Не только в клубе, а вообще в этом мире.

Вторая ночь

Б. — африканец. Не единственный в этом клубе. Он работает здесь уже четыре года. Войдя в кабинет, Б. старается плотнее закрыть дверь, но музыка гремит так же, до упора крутит выключатель, но светлее не становится.

— Я уже пятнадцать лет в России. У меня высшее образование, мама, сестра и два брата. Папы нету. Папы вообще нету, мама одна нас воспитала. Все мама, мама, мама… Мамы тоже нету, она болела не год и не два, а пять. Она умерла… Нет, она не знала, что я работаю в клубе. Она бы не поняла, потому что, когда мне было трудно, ее здесь не было… Я работал механиком в автомобильном бизнесе. Там говорили: «Пусть этот черный мою машину не трогает». У меня есть лучший друг — Серега. Если я позову, он завтра прилетит из Минска. Но когда дело доходит до шуток, Серега тоже называет меня «негрой». Ты не понимаешь! Потому что у тебя кожа белая. Если я тебя сейчас стукну, ты почувствуешь боль, а если я стукну себя и расскажу тебе, как мне больно, ты ничего не почувствуешь… Потому что ты — не негра. За пятнадцать лет я понял, что в России есть добрые люди, которые не хотят меня оскорблять. Но это — один из ста. Один из ста! Я не могу расслабиться, потому что, извините, не знаю, что будет завтра. И все повторяют: кризис, кризис, кризис! И моя злость укрепляется. Я взял эту злость от мамы, она умерла бы, но не взяла лекарство от своего врага… Что я делаю в клубе, если такой гордый? Ха! Вымещаю свою злобу. Если она расистка — не пригласит негра к себе за стол, но я об этом не узнаю. Понимаете, это разные вещи: когда тебе говорят в лицо и когда за спиной… Клуб — это как дорога, а у дороги есть конец. Она придет и заплатит один раз, два раза, три. А потом все закончится — у дороги есть конец.

Как я отношусь к женщинам, которые сюда приходят? Никак. Смог бы я создать семью с одной из них? Вы что, шутите? Вам самой это не смешно? Женщины, которые здесь отдыхают, сами не относятся к танцорам как к мужчинам. Для них все танцоры — как игрушки… И я им за это могу грубить… «Б., почему у тебя тут руки черные, а тут розовые?» — это разве не глупый вопрос?

— Б., я сейчас назову слова, а вы составите из них историю: калитка, ключ, медведь, речка, цветок, сад…

— Как-как? Зад?

— Сад… И калитка… Такая дверь в заборе…

— Дверь и зад — вы этого от меня хотите?

— Нет, калитка и сад… А еще садовник — человек, который ухаживает за садом… И речка… То есть река. Цветок…

— Цветок и зад — это почти одно и то же… Потому что в заду есть цветок.

— Ну… Еще там есть деревья, не только цветы…

— Это я понимаю… Я должен придумать что-то, да? Так вот я вам сразу скажу: мне это неинтересно. Что это за история? Что где-то там у вас в заду есть цветок… Или скажем так: где-то есть зад. Да? И есть человек — задовник. Или как его там? И в этом заду есть зверь, огромный очень, про которого вы говорили…

— Медведь.

— Да, медвед… И что там еще? Ключ?.. Ключ — это понятно. Дверь в зад закрывают на ключ. Задовник ухаживает за задом и, конечно, кормит этого зверя — медведа. И ему обязательно нужно море…

— Речка?

— Нет, обязательно море, понимаете? Потому что он берет оттуда воду и поливает в заду. Если бы я был задовник, я бы собирал урожай и так далее… И у меня там был бы маленький клетка, в котором бы я держал медведа.

— В клетке? Почему вы посадили медведя в клетку?

— Потому что он мне сломает зад.

— Но это же добрый медведь.

— Хищник не бывает добрый.

— А бывают ручные медведи.

— Они все равно могут покушать что-нибудь, которое ядовитое, потом будет плохо.

— Вы бы его на речку выпустили, он бы там рыбу ловил. Цветок бы ему подарили.

— Кого-кого бы я ему подарил?!

— Цветок…

— Да ладно! Вы что? Мы же не на Западе. Это даже не цирк, это Россия! Поэтому я сажал медведа в клетку, я с ним гулял, кормил его растениями, пускал его в море, смотрел, как он там играет в воде… Ему там, в клетке, плохо, это понятно… Но он уже привык.

— Нельзя привыкнуть к несвободе.

— А по-другому не бывает.

— А вам самому понравилось бы сидеть в клетке?

— Я — человек, я не хищник. Разница есть. Куда? Куда его выпустить? А зачем я тогда вообще имею медведа? Зачем я его поймал? Если тебе не надо что-то — нельзя взять…

— Но он сам пришел в сад.

— Сам пришел?!! А почему вы мне это только сейчас говорите?! А почему вы раньше не сказали, что он сам пришел ко мне в зад?! А раньше я думал, что у меня маленький зад, и в него я поймал медведа, и даю ему туда рыбу!!! А в заду у меня что, вы думаете?! Растения очень дорогие! За которыми я ухаживаю!!! Вот что у меня в заду! И этот зад я всегда запираю на ключ! И все!!! А когда я стану старый и не смогу ухаживать за медведом, я его выпущу из зада на свободу! Поэтому я и говорю: лучше не брать, если у тебя в заду нет места! Старая африканская загадка!