Другая сторона светила: Необычная любовь выдающихся людей. Российское созвездие
Шрифт:
Любопытно, что Сергею очень понравился литератор совершенно противоположного склада — поэт Апухтин, циник и критикан, интимный друг Чайковского. В марте 1883 г. Сергей пишет кузену Константину:
«Вообрази себе, что на днях я провел вторично ночь, с кем бы ты думал? С Апухтиным!!! … Его пригласили некоторые наши офицеры к нам в клуб, ну и дружеская беседа длилась далеко за полночь. Признаюсь, я был в восторге от его манеры говорить свои же стихи; он говорит такие прелести и так чудно, что можно было заслушаться; время было проведено крайне симпатично».
Если вспомнить сексуальную ориентацию и беззастенчивость Апухтина, то природа его обаяния для Сергея Александровича становится понятнее.
6. Застенчивый преображенец
Сергей
Близость великого князя Сергея с подчиненными офицерами и солдатами начинала уже тогда вызывать подозрения у окружающих. К. Р. пишет Сергею:
«Твой образ жизни находит себе много порицателей, и я, конечно, получаю письменные жалобы и вздыхания о твоей погибели… Нам теперь стоит позавтракать у Донона, выпить бутылку шампанского, чтобы свет оплакал навек нашу нравственность. Это очень смешно и нечего обращать внимание на толки и пересуды. Брань на вороту не виснет» (цит. по: Боханов 1997: 339).
Кузен Константин был его лучшим другом. Но таким обаянием, как Константин, Сергей Александрович не обладал.
Начальник канцелярии министра двора генерал А. А. Мосолов описывает его так: «Очень высокого роста, весьма породистой красоты и чрезвычайно элегантный, он производил впечатление исключительно холодного человека». Французский посол в России Морис-Жорж Палеолог добавлял: «Сергей Александрович был физически человек высокого роста, со стройным станом, но лицо его было бездушно и глаза, под белесыми бровями, смотрели жестоко» (обе цит. по: Волгин 1998: 246–247). По воспоминанию другого великого князя, Александра Михайловича, это был человек «упрямый, дерзкий, неприятный… бравирующий своими недостатками, точно бросая в лицо всем вызов и давая таким образом врагам богатую пищу для клеветы и злословия» (Александр 1991: 116). Волгин (1998: 284), упирая на слова «клевета и злословие» и не замечая «бравирования своими недостатками», делает наивную для современного историка подпись к фотопортрету великого князя: «В этом холодном непроницаемом… лице… нельзя обнаружить следов приписываемых ему низких страстей». А какие следы он ожидал бы видеть?
Великий князь Сергей Александрович
Фото К. Бергамаско. СПб, 1880-е гг.
Французский посол Палеолог отмечает, что великий князь был «очень застенчив». И кузен Константин отмечает в нем обыкновение конфузиться. Возможно, его внешняя неприступность была оборотной стороной застенчивости, так сказать, защитным рефлексом. Но чего же он мог конфузиться? С кем и как он отходил от своего смущения?
Длинный, подобно многим Рома новым, сухопарый, ладно скроенный, великий князь был всегда окружен красавцами-адъютантами. Бывший председатель кабинета министров граф С. Ю. Витте писал о его привычках деликатно и осторожно:
«… его постоянно окружали несколько сравнительно молодых людей, которые с ним были особенно нежно дружны. Я не хочу этим сказать, что у него были какие-нибудь дурные инстинкты, но некоторая психологическая анормальность, которая выражается часто в особого рода влюбленном отношении к молодым людям, у него несомненно была» (Витте 1994, 1: 202).
Князь Петр Алексеевич Кропоткин, теоретик анархизма, в своих «Записках революционера» писал о Сергее Александровиче более прямо: «…Великий князь Сергей Александрович прославился пороками, относящимися
к области психопатологии» (Кропоткин 1988: 241). Быв. депутат Государственной Думы от кадетов В. В. Обнинский (1912: 487; 1992: 23, 223) конкретизировал:С. А. «более всего славен был своими противоестественными наклонностями, расстроившими его семейную жизнь и составившими служебные карьеры его красивых адъютантов. Были и штатные возлюбленные: один из них и доселе не скрывает своих бывших отношений с великим князем и показывает на своих выхоленных пальцах перстни, заработанные худшим из видов разврата».
«Некоторые генералы, — продолжает высокородный автор мемуаров, — которые как-то посетили офицерское собрание л.-гв. Преображенского полка, остолбенели от изумления, услыхав любимый романс великого князя в исполнении молодых офицеров. Сам августейший командир полка иллюстрировал этот любезный романс, откинув назад тело и обводя всех блаженным взглядом» (Александр 1991: 116). Судя по остолбенению генералов, содержание романса было достаточно гомоэротичным.
На двадцать восьмом году жизни великий князь женился на гессен-дармштадтской принцессе Элизабет, внучке английской королевы Виктории. Брак долго откладывался, Сергей никак не мог решиться. Между тем, он был очень привлекателен, и ради него невеста отвергла более перспективного жениха — Вильгельма II. Наконец Сергей женился, проживал с женой, но детей не имел. Воспитывал детей своего младшего брата Павла, вытесненного за второй, неравный брак за границу. Более того, уже будучи 35-летним, Сергей составил завещание, отказав все свое наследие племянникам. То есть и не рассчитывал на появление потомства. Знал об этом и брат Сергея — царь Александр III. В 1892 г. он писал жене: «Бедный Сергей и Элла, часто о них думаю; на всю жизнь они лишены этого великого утешения в жизни и великого благословения Господня» (Боханов 1997: 345).
С женой Сергей Александрович проживал во дворце Белосельских-Белозерских на углу Невского и набережной Фонтанки. Поговаривали (и об этом знал французский посол Палеолог), что их брак — сугубо номинальный, для «прикрытия грехов» Сергея. Впоследствии то, что жена осталась якобы «непорочной», было одним из негласных аргументов в причислении ее к лику святых мучеников. Генеральша А. В. Богданович в дневнике, изданном уже при советской власти (1924, 68), записала: «Сергей Александрович живет со своим адъютантом Мартыновым», а жене своей не раз предлагал выбрать мужчину из окружения. В одной иностранной газете сообщалось, «что приехал le grand duc Serge avec sa maitresse m-r un tel» (великий князь Сергей co своей любовницей господином таким-то).
В отличие от К. Р., Сергей Александрович не очень скрывал свои сексуальные наклонности и даже основал в Петербурге своего рода гомосексуальный клуб, который просуществовал до 1891 г., когда великий князь был назначен московским генерал-губернатором (Урусов 1909: 192).
7. На ком стояла Москва
В Москве он продолжал жизнь по своему вкусу. Организовал хор молодых офицеров. Будучи в возрасте, носил корсет для поддержания фигуры. У режиссера В. И. Немировича-Данченко (1989: 120–121) есть запись толков в московском свете о Сергее Александровиче: «Говоря о нем не пропускали случая подмигнуть насчет его склонности к молодым адъютантам, — что, мол, оправдывало и близость к великой княгине одного красивого генерала…». Слухи доходили не только до театра, но и до Университета. Декан математического факультета профессор Н. Н. Бугаев, по воспоминаниям его сына, писателя Андрея Белого (1989: 61), не стеснял себя в выражениях:
«— Педераст! — слышался надтреснутый крик его…
Педераст — другого именования не было для великого князя Сергея».
Как сообщает министр иностранных дел Ламздорф (1934, 106), сам гомосексуальный, остряки шутили, что до того Москва стояла на семи холмах, а теперь стоит на одном бугре (бугр — по-французски активный гомосексуал).
Современный историк Боханов (2000: 354) считает, что благочестие Сергея Александровича избавляет его от подозрений в гомосексуальности. Но ни в этом, ни в других случаях (Иван Грозный, Чайковский, К. Р. и проч.) благочестие не было препятствием для грехов любого рода, тем менее — для грехов сладострастия. Благочестивый человек знает, что грех всегда можно замолить, снять покаянием. Можно вообще списать и грех на волю Божию…