Другая точка...зрения
Шрифт:
А проснулась… Мышонок лежал, скрючившись, его глазки стали мутными и безжизненными. Он не дышал! Я ужасно расстроилась, расплакалась. Для меня это была настоящая трагедия. Я думала, что он отлежится и поправится, попьёт водички и поест. Я ругала себя, за то, что уснула. Мне почему-то казалось, если бы я не спала, то он бы непременно выжил! Я пошла на улицу, взяв его с собой. Встретила местных ребятишек. Они моему горю посочувствовали, решили устроить похороны. Вместе мы вырыли ямку, выстлали её листьями подорожника, и мхом, я завернула его в ту же тряпочку, положила в могилку, аккуратно засыпала землёй. Холмик обложила цветами ромашки и дикой гвоздики. Кто-то из ребят сказал слова над его могилой, типа: « Ты был настоящим мышонком!» А потом мы устроили поминальный обед. Я притащила из дома пирожков и термос с чаем. Дедушка
Как я была наивна в девять лет…
Уже в подростковом возрасте получилось, что для мальчишек я была «своим парнем», а потому многие их «секреты» знала, была порой жилеткой, в которую можно было поплакаться и ребята меня не стеснялись. Однажды они даже дали мне попробовать покурить сигарету, но это мне категорически не понравилось. Да и мне было сказано, что парням не особо нравятся курящие девчонки. Правда, при мне они деликатно старались не курить и не ругаться матом, но разные пошлые фразочки из «мужского» юмора были в моём лексиконе именно от них. Вечерами мы сидели у подъезда на лавочке, травили не очень приличные анекдотики, смысл которых порой ещё не совсем понимали, но смеялись. У кого-то была гитара, мы старательно учили слова иностранных песен и пытались петь, подражая своим кумирам. А, в общем, у нас была дружная и весёлая компания.
Так было до моих четырнадцати лет. Папа и мама тогда решили переехать в другой, более спокойный район, подыскали квартиру, где они живут и сейчас. С переездом трудностей не возникло. С моим переводом в школу тоже. В новый коллектив я влилась быстро и незаметно. Виной всему мой открытый, добросердечный нрав. Я очень дружелюбная. Это я не хвалю сама себя, нет! Просто, если увижу, что кому-то нужна помощь, спокойно мимо пройти не смогу. Другому человеку, ведь, станет легче, если сказать ему даже обыкновенное доброе слово. Такой вот характер. В новой школе у меня появились подружки . Только учёба теперь занимала много времени. А потом поступление в достаточно престижный ВУЗ, и опять учёба. А после – работа…
Так я и рассказала Карпову почти всю мою жизнь.
Он внимательно слушал. Улыбнулся , представив сцену с мышиными похоронами. Обхватил меня покрепче. А я обнимала его, доверчиво прильнув к его груди, положив голову на его плечо.
Потом Стас рассказал мне пару своих историй: о том, как отец поймал его с сигаретой, вправил ему мозги на этот счёт. Наказал, не отпустив с друзьями в детский загородный лагерь, чему тринадцатилетний Стасик был очень не рад. Потом про гитару, которую пришлось «нечаянно» сломать о голову распоясавшегося местного хулигана, приставшего на улице к незнакомой девчонке. За что он, в пятнадцать лет, первый раз угодил в местное отделение милиции. Благо, участковый знал его лично, разобрался, что к чему, и благополучно отпустил, задержав настоящего нарушителя общественного порядка. Именно он, тот самый милиционер впоследствии, стал его наставником, старшим товарищем, давшим парню рекомендации для поступления в ВУЗ и дальнейшей службы в МВД. Сейчас он уже давно на пенсии, но Карпов, время от времени, навещает его..
Стас замолчал. Молчала и я. Было так хорошо, так душевно. Даже не нужно было слов. Я боялась пошевелиться, нарушить эту благостную тишину и гармонию. Да-да, гармонию! Только сейчас я поняла, что это значит! Когда ты понимаешь и принимаешь человека таким, какой он есть. Тебе с ним хорошо, а ему хорошо с тобой. Я видела это по его глазам: опять чистым и светлым, как морская гладь на горизонте. И, наверное, в благодарность за это на меня нахлынула такая нежность к нему, что я не удержалась. Мои губы потянулись к его шее. Стас вздрогнул, невольно облизнул свои губы, слегка приподнялся от спинки дивана. Я очень осторожно коснулась , но меня манили его губы. Я невольно припала к ним, почувствовала их влажность и их стремление подчинить себе. Он начал меня целовать, нежно, мягко, будто пробуя на вкус – касался то одного уголка, то другого. То жадно захватывая мою нижнюю губу, то верхнюю, пытаясь раздвинуть их языком. Его язык скользнул внутрь, лаская мой рот, переплетаясь
с моим языком. Я растаяла в его руках, обвила его шею. Мы наслаждались, чувствуя, пробуя друг друга. И это было так сладко. И тут меня словно приподняло, в буквальном смысле! Я округлила глаза: «Ничего себе, мощь!» – отстранилась от Стаса.А он, выпуская меня из рук, засмеялся:
– Ну, вот! Раздразнила только! Как я спать-то с тобой ночью буду?- зажал ладонью своё «достоинство», усмиряя его пыл. Я скромно потупила глазки.
ОН опять ушёл в ванную, вернулся успокоенный, начал укладываться спать.
Я сидела на диване, весьма смущённая и вся в раздумьях:
«Может, не ждать неделю? Пока ещё только разок мазнуло, попробовать с ним?»
Нет, мне было страшно! Так и не решившись, я услышала писк: одежда постиралась!
Я развесила её на сушилку. Отправилась готовиться ко сну, потом легла на свой край кровати, потянула одеяло на себя. Стас, отвернувшийся к тому времени, моментально приблизился, оказался вплотную ко мне. Поцеловал в щёчку, пожелал спокойной ночи и, нежно обняв меня левой рукой, положил голову на локоть правой, и затих. Я выключила ночник, успокоилась, закрыла глаза. И только начала погружаться в лёгкую дрёму, как почувствовала, что его ладонь осторожно проскальзывает под вырез ночнушки, касается моей груди, потом захватывает её. Его пальцы трогают сосок, мгновенно напрягшийся и затвердевший. Я молчу, но мне уже трудно сдерживать свои ощущения: с моих губ слетает еле слышный стон. Спиной чувствую, как мужчина позади меня замирает, даже на какое-то время останавливает дыхание. Я не шевелюсь, делаю вид, что сплю. А он, переждав чуть-чуть, продолжает. Гладит, ласкает мою правую грудь, потом переходит на левую. С ней проделывает то же самое. Я слегка пошевелилась, слегка застонала, будто во сне. Потом опять затихла в ожидании: что будет дальше?
Карпов опять немного выждал времени. Его рука начала гладить мой живот и бока. Я молчу, не двигаюсь. А он продвигается всё дальше. И вот его рука оказалась на резинке моих трусиков. Скажу честно, я испугалась, когда его тёплые пальцы скользнули внутрь, и коснулись низа живота и лобка. Волосы я не убираю: пусть всё будет естественное! Карпов позади меня так охнул, что у меня по спине побежали мурашки. А он запустил пальцы в курчавую поросль, гладит ласково. Чувствую: у него дыхание уже сбивается, и рука начинает прижимать меня к себе с силой, а пальцы продвигаются ещё дальше. Тогда я схватила его запястье, выдернула руку из своих трусиков:
– Стасик, уймись! Пожалуйста!
Он шумно вздохнул, усмехнулся:
– Не спишь, значит? Понятно.
– Уснёшь с тобой! Я уже отворачиваться боюсь, - недовольно ворчу.
Карпов засмеялся, обнял меня, положил подбородок на мое плечо:
– Не боись, Глашенька! Сегодня можешь спать спокойно: спустил я.
Я не поняла, переспросила:
– Чего спустил?
А он, нисколько не смущаясь, отвечает:
– Сперму, девочка! Ох, детский сад! – вздыхает, целует меня в щёку вновь, потом отодвигается:
– Ладно! Беспокоить больше не буду. А-то и сам что-то разволновался. Так у тебя там мягонько! Вдруг опять захочется! – я услышала его негромкий мелодичный смех. Отвернулся и затих.
Вот, поганец! Он-то успокоился, а я?! Как мне сейчас уснуть-то? Растревожил он меня.
Потом всё же уснула. А проснулась опять от странного ощущения…
Во сне я, видимо, неосознанно (а кто ж его знает, может, и вполне осознанно?), придвинулась к подполковнику, обняла его за пояс. И вот, я сплю, а моя рука у него на … его «достоинстве! Благо ещё, что держу я его за это дело через трусы. А Карпов лежит спиной ко мне. Наверное, проснулся давно. И его трясёт мелкой дрожью. Моя рука дрогнула, а он вдруг прижал её своей ладонью, обернулся, взглянул на меня:
– Попалась! Баловница! Тебе кто разрешил?- и громко расхохотался!
Да уж! Краска залила моё лицо…
========== Часть 36 ==========
Хорошо, что темно в комнате: не видно, как пылали мои щёки и даже уши! Стыдобище! Сама схватила мужика за причинное место. А Стас ещё усугубил ситуацию: мою руку с его «орудием» придержал, а потом начал совершать «простые движенья». Я сразу возмутилась:
– Стас, прекрати! Отпусти меня!
В это время спасительно прозвенел будильник моего телефона. Я обрадовалась: