Другая женщина
Шрифт:
– Мэгги, она уже не девочка. Она взрослая женщина, и, я бы сказал, потаскуха…
– Я знала, что ты так скажешь. Вот поэтому я и не хочу давать тебе ее телефон.
– Ради Бога, Мэгги, ты просто на ней помешана. Ты всегда видела в ней только хорошее. Ты хотя бы знаешь, что она вышла замуж за этого человека?
– Что?
Чувствовалось, что материнское чувство Мэгги было задето. Она совершенно растерялась.
– Она вышла за него замуж.
– Джеймс, это просто смешно. Она не выходила за него замуж.
– Нет, вышла.
– Откуда ты знаешь?
– Есть фотография,
– Ах, это!
– радостно воскликнула Мэгги.
– Они решили запечатлеть себя в этот день. Пошли в собор и попросили священника благословить их. Им очень хотелось…
– Ради Бога, Мэгги, - прервал ее Джеймс, - мне уже надоела вся эта история. Я ужасно устал и хочу отдохнуть.
– И тем не менее история стала казаться Джеймсу вполне правдоподобной. Недостающие звенья как-то связались, и Крессиде уже можно было найти оправдание. Ее поступок стал ему казаться менее ужасным, да и сама она менее аморальной.
– Для того чтобы выйти замуж, у нее просто не было времени, - продолжала Мэгги.
– Но откуда ты знаешь о фотографии?
– Фотограф Тилли увидел ее на столе в одной из редакций. Он переслал ее по факсу Гарриет.
– Гарриет?
– Да.
– И ты ее видел?
– Да. Сегодня утром я слетал в Париж.
– Ты летал в Париж?
– От удивления Мэгги даже побледнела.
– Мы летали туда с Тео на его самолете. Мы ходили в собор Сакре-Кер и разговаривали со священником, который дал им свое благословение. Он…
– И ты ничего не сказал мне?
– перебила его Мэгги.
– Ты даже не показал мне эту фотографию?
– Мэгги, ты в это время крепко спала. Конечно же, я собирался тебе все рассказать, но какой смысл было будить тебя и еще больше расстраивать? Мы вылетели в Париж в половине пятого утра, а вернулись совсем недавно, когда ты все еще спала.
– Все это звучит неправдоподобно, - сказала Мэгги. На ее лице появилось выражение холодного презрения. Голос звучал твердо, в глазах застыл холод. Джеймс еще ни разу не видел ее такой. Чувствовалось, что она хорошо владеет собой. Между тем Мэгги продолжала: - Ты всегда мне врал и продолжаешь врать. Меня вечно все принимают за дурочку, и в первую очередь ты, Джеймс. Хватит, мне это надоело. Я ухожу от тебя.
– Не говори глупостей, - отмахнулся Джеймс, не принимая всерьез ее слова.
– Да, ухожу. Я уже давно это решила, ждала только свадьбы.
– Никуда ты не уйдешь, Мэгги. Что я буду без тебя делать?
– Ты без меня прекрасно обойдешься. Будешь делать что хочешь. Ты всегда хотел свободы. Теперь она у тебя будет. Можешь уйти к Сюзи, если она этого захочет.
– К Сюзи?
– искренне удивился Джеймс. Он столько раз проигрывал в голове эту сцену, что сейчас его удивление было вполне правдоподобным.
– Какое отношение Сюзи имеет ко мне?
– Ради Бога, Джеймс! Не делай из меня дурочку!
– Но, Мэгги…
– Джеймс, неужели ты думал, что я ничего не знаю? Вы с Сюзи стоите друг друга, вот и убирайся к своей проклятой Сюзи!
Именно слово «проклятая» заставило Джеймса понять, что она не шутит. Мэгги никогда не употребляла бранных слов. Самое страшное ругательство, которое когда-то сорвалось
с ее губ, было слово «черт», и то под давлением веских обстоятельств. Джеймс молча смотрел на жену, от которой сейчас зависела его жизнь.– Я ненавижу тебя!
– продолжала Мэгги.
– Господи, как же я тебя ненавижу! Все эти годы ты делал из меня дуру. Ты и твоя любовница смеялись надо мной. Я ненавижу эту проклятую Сюзи с ее отличной фигурой и милым личиком. Она увела тебя от меня, толстой и глупой Мэгги. Конечно же, я все знала, Джеймс, и знала давно, а ты думал, что я ничего не знаю, или делал вид, что ничего не замечаешь. Возможно, ты считал, что и без того осчастливил меня, став моим мужем. Я приняла твою игру. Что еще мне оставалось делать? Я старалась казаться глупее, чем я есть на самом деле. Все вокруг говорили: «Бедная старушка Мэгги, как она может жить с таким мужем?» Но у меня были девочки, и я жила ими, но, к сожалению, они обе больше любили тебя.
Джеймс посмотрел на жену. Она очень изменилась. Изменилась всего за одну ночь. С одной стороны, это была прежняя Мэгги, толстая, неуклюжая, бледная и уставшая, но она вымыла голову, слегка подкрасилась, надела нарядное платье и превратилась в приятную, даже хорошенькую женщину. Полнота делала ее лицо гладким, почти без морщин, кожа была свежей и гладкой по сравнению с ее ровесницами, глаза, большие, опушенные длинными ресницами - совсем как у Крессиды, - были того же василькового цвета, что и в юности, их взор был чистым и ясным.
Джеймса снова охватила паника. Он не любил Мэгги, но не мог без нее обходиться.
– Хватит, Мэгги, - сказал он наконец.
– Мне не нравится этот разговор.
– Мне очень жаль, но тебе придется меня выслушать. Я долго молчала, но больше не хочу.
– Ты не можешь меня оставить. Это ужасно. Ты можешь слетать в Париж, чтобы повидаться с Крессидой, но должна обязательно вернуться ко мне.
– Не понимаю, почему я должна к тебе вернуться?
– Потому что мы женаты и женаты давно. Ты нужна мне.
– Нет, Джеймс, мы не женаты. Во всяком случае, я так считаю. Я вела хозяйство, воспитывала детей, стирала тебе белье, старалась во всем помогать тебе, но назвать браком это нельзя. Мы уже давно не спим вместе, а в те редкие случаи, когда мы занимаемся любовью, я чувствую себя отвратительно, потому что знаю, что ты в это время думаешь о Сюзи.
– Это неправда!
– Нет, это правда. Я ни в чем тебя не обвиняю, просто я разъясняю тебе, почему наше совместное проживание я не считаю браком. Мы редко разговариваем, никуда не ходим вместе, даже в кино. Мы ничего не делаем вместе, только едим, и то ты за мной наблюдаешь, сколько я съем. Тебе всегда кажется, что я ем слишком много.
– Мэгги, я не…
– Нет, Джеймс, ты делаешь это и в это время думаешь о Сюзи и о ее стройной фигуре и о том, как она следит за собой и никогда много не ест.
– Когда же ты узнала о нашей связи?
– спросил Джеймс не в силах сдержать любопытство.
– Очень давно, почти сразу же. Еще до рождения Руфуса.
Джеймс чуть не задохнулся. «Неужели она и это знает?» - подумал он.
– Я грешным делом думала, что Том твой ребенок, но уж очень он похож на Алистера, ты не находишь?