Другие люди
Шрифт:
– Я бы так не смог, – сказал Светозар.
– Что не смог? – спросил отец.
– Убитого сына принесли, а он… вино, пиво… угощенье убийцам… – Светозар даже непроизвольно замотал головой, отгоняя живо представившуюся ему картину.
– Ты спрашиваешь, что такое вера, вот это она и есть.
– Они перестали убивать? – чуть помолчав, спросил сын.
– Куда там, только во вкус вошли. Выпили и пошли ошибку «исправлять». Афанасий Нарышкин спрятался под престолом в Воскресенской церкви, нашли, на паперти изрубили и бросили на площадь. Ивана Нарышкина нашли
– А эти, которые убивали, они какой веры были? – спросил Светозар.
– Той же, крещеные. Православные. Как говорится, единоверцы.
Если бы Алдымову сказали, что чувство деятельного сострадания едва ли ни главная движущая сила его души, он, быть может, удивился и заговорил бы о чем-нибудь другом, не было у него привычки ни вглядываться в себя, ни вести о себе разговоры.
Теперь Светозар топил печь, приходя из школы, а к приходу отца со службы растапливал еще и плиту, вечером отец стряпал, еду готовили на три-четыре дня, благо на холоде все хорошо сохранялось.
С тех пор, как увезли маму, отец стал забывать, подолгу не стриг усы и бородку, отчего они распушились и утратили привычную строгую форму. Но ощущение беды, пришедшей в дом надолго, Светик почувствовал, когда перед Новым годом, заранее чувствуя недоброе, робко спросил отца: «Чрезвычайный и полномочный интересуется, а цепи клеить будем?»
«Не знаю, милый, не знаю, – как-то торопливо проговорил отец, но, увидев глаза сына, уже обычным деловым тоном сказал: – Я думаю, ограничимся прошлогодними».
О «чрезвычайном и полномочном» больше не вспоминали, ни отец, ни сын. Игры кончились.
13. Отдых на полях истории
История из всех наук и самая гостеприимная и благодарная!
Посмотрите, как широко и приветливо растворяет Клио двери своего храма всякому приходящему. Всякому! И встречному, и поперечном. И тому, кто с великой ученостью изучает и с тщанием крота обрабатывает необозримый материал, так и тому, кто с познаниями краткого учебника готов выступить судьей и прокурором на историческом процессе. Забредают ненароком в храм Клио и чувствуют там себя как в своей тарелке и те, кто только что чайной ложкой почерпнул исторические знания из газет и красочных журналов, и, прочтя зажигательную статью, спешит поделиться своими соображениями о путях человечества.
История единственная в своем роде наука, где может себя чувствовать, и чувствует свободно всяк, кто беспечно мыслит и беззастенчиво судит и рядит обо всем.
А еще история из всех наук наиболее склонна к беспорядочным связям. Во всех других науках связь между событиями, явлениями, причиной и следствием подчиняются раз и навсегда установленным
правилам и законам.Заметьте, та же арифметика опирается на общепризнанные и безусловные понятия, за которыми всем без исключения видится равный смысл. Числитель и знаменатель, слагаемое и вычитаемое всеми понимаются одинаково. Так же как логарифм и интеграл в математике серьезной, или ампер и герц в физике первой ступени. В любой науке есть начала, не усвоив которые невозможно ни шагу ступить, ни быть понятыми другими. Не станете же вы рассуждать о гармонии цифр с человеком, знающим из всей арифметики лишь – отнимание и деление.
Иное дело – история!
Вот где раздолье, вот где степь, по которой лихие кобылицы, ну и жеребцы тоже, могут мчать во все стороны и мять ковыль фактов исключительно в нужную сторону.
Понятия, которыми пользуется история, могут растягиваться в разные стороны вплоть до противоположных. Известная сноровка позволяет вырабатывать какие угодно положения и доказательства. Отсюда и бесконечные пререкания и споры, в частности относительно нашей истории.
Ладно, если в прочих науках твердой опорой под ногами служат безусловные, не зависящие от человеческих умонастроений и выгод законы и правила, то разве не являются такой же незыблемой основой истории как науки – факты.
Но историю изучают по текстам, и, увы, тексты уже давно возобладали над фактами!
Никто же не считает Нестора, сообщившего, откуда есть и пошла земля Русская, «ученым», ну, хроникер, ну, летописец. И свою историю мы ведем не от ускользнувших от нашего зрения событий, а от сохранившегося рассказа. «Порядка у нас нет, приходите володети и княжить». Пришли, стали володеть и княжить. Синеус сел на Белом озере, Трувор в Изборске, Рюрик сел… То-то было Нестору видно через двести-то лет, как они сели княжить на Бел-озере, да в Новгороде. В окошко смотрел и записывал. Нестор самый типичный «историк», то есть, идеолог пишет на заказ, для обоснования непреложной верховной власти династии Рюриковичей. Ясно же, как божий свет, что никаких братьев у Рюрика не было. Синеус? Трувор? Sine hus – родственники. Thru voring – дружинники. Оба «имени» собирательные существительные. Слова «синеус» и «трувор» обозначают не одно лицо, а множество лиц вполне ясного свойства – сказано же простыми шведскими словами – родственники! дружинники!
Известный закон, по которому горох имеет свойство отлетать от стены, в полной мере распространяется и на науку историю.
Так что наша история, считай, чуть не с первой страницы – художественное произведение, талантливо изготовленное к славе правителей. И как ни странно, в этом есть закономерность. Стоит вспомнить, что Клио, прежде чем стать Музой истории, была вдохновительницей и покровительницей героических песен. И логика вещей, да и последовательность событий, все говорит о том, что «героическая песня» послужила предшественницей истории. И сколько бы потом ни призывали: «Хватит песен!» – никуда от этой привычки не уйти, остается только вычислять и угадывать, кто заказывает музыку.
Конец ознакомительного фрагмента.