Другой брат

— Сын, — говорит он, коротко кивая.

— Папа, — отвечаю я, хлопая его по плечу, прежде чем войти. Мебель в доме простая, но добротная, многое досталось от бабушки с дедушкой. Я следую за мамой в гостиную, где на столе уже стоят чашка чая и тарелка с её домашними имбирными печеньями.

Она знает, что это мои любимые. Ангел.

Мама и папа устраиваются на диване, а я опускаюсь в кресло с цветочным узором напротив них. Наклоняясь, хватаю печенье с тарелки. Оно ещё тёплое.

Окуная его в чай, я откусываю большой кусок. Из меня вырывается довольный стон – ничто не сравнится с маминым домашним имбирным печеньем. Я бросаю взгляд на маму, её глаза сияют. Она обожает кормить людей. Это её язык любви, достаточно взглянуть на папин живот, чтобы в этом убедиться.

Отец бормочет с полным ртом имбирного печенья.

— Ну, что нового, сын?

Я сглатываю, прежде чем ответить.

— Всё по-старому – репетиции. Прослушивание на следующей неделе. Я взял для вас билеты, если вдруг сможете приехать. Для меня это будет очень важно. Я понимаю, что это долгий путь для вас обоих, но…

Мама отмахивается, словно это пустяк.

— О, да брось. Мы не пропустим такое событие, дорогой.

— Мы будем там, — добавляет отец.

Гордость растекается внутри меня тёплой волной. Они не видели, как я играю, уже несколько лет, и мысль о том, что они смогут увидеть, насколько я вырос как музыкант, наполняет меня радостью. Когда я впервые решил заняться музыкой, создав группу, их беспокойство было естественным. Я понимаю, что мало кому из музыкантов удаётся добиться успеха или зарабатывать на жизнь комфортно – это риск. Но я никогда не был создан для офисной работы, галстуков или учебников – «сосать корпоративный хер», как я это называю. Я ненавидел школу и учёбу. Это всегда был путь Лукаса, а не мой. Никогда не мой. Но как только родители поняли, насколько серьёзно я настроен, их поддержка стала непоколебимой. После того как я увидел, как Оливер борется с принятием своих родителей, я особенно ценю, насколько мне повезло.

— Спасибо, это для меня многое значит, — говорю я, а мама дарит мне тёплую улыбку.

Отец делает глоток чая.

— Ты видел брата с тех пор, как он вернулся?

Я глубоко выдыхаю, стряхивая крошки с джинсов. Я знал, что этот вопрос прозвучит.

— Э-э… нет, не видел, — отвечаю, почесывая затылок. Лучше уж сразу всё сказать – как вырывать зуб. — Кстати, о Лукасе. Это, собственно, одна из причин, почему я здесь.

— О? — Мама подаётся вперёд, её взгляд пересекается с отцовским.

— Да. — Я делаю глубокий вдох, чтобы собраться. — Тут, правда, нет лёгкого способа сказать, так что я просто скажу.

Я закрываю глаза, мысленно молясь, чтобы меня не разнесли в пух и прах. Отец непредсказуем в лучшие времена.

Я не ожидал, что буду так нервничать.

— Что случилось? — спрашивает мама.

Я открываю глаза и встречаю её взгляд.

— Я встречаюсь с Эйприл.

Мама замирает, держа кружку на полпути ко рту, а в комнате воцаряется тишина. Её лицо меняется с обеспокоенного на какое-то неразборчивое выражение, а отец просто смотрит на меня с нахмуренными бровями.

Проходит целая вечность, прежде чем кто-то говорит хоть слово.

Блядь.

— Папа… — начинаю я.

Он поднимает руку, прерывая меня.

— Я слышал тебя, сын. Просто… дай мне минуту.

Мама смотрит на меня с удивлением и любопытством.

— Ты и Эйприл, — произносит она. — То есть вы с Эйприл…

— Вместе. Да, — заканчиваю я за неё.

— Понятно, — кивает она, как будто пытается осмыслить.

— Как долго это продолжается? — спрашивает отец, выпрямляясь.

— Пару недель, — признаюсь, потирая руки о штаны.

— А твой брат… он знает? — мама спрашивает, слегка морщась, словно каждое слово даётся с трудом.

— Знает, — киваю я.

В комнате снова наступает тишина, и единственным звуком остаётся громкий тиканье старинных часов в прихожей.

— Ну что ж, — наконец говорит мама. — Я всегда думала, что ты неровно к ней дышишь.

— Что? — Я удивлён настолько, что едва не роняю кружку.

Она кивает.

— Я замечала, как ты на неё смотрел.

— Нет, не смотрел, – отвечаю я.

— Смотрел, сын, — говорит отец.

Вот чёрт. Неужели это было так очевидно для всех, кроме меня?

— Вы не сердитесь? — спрашиваю я.

Отец криво улыбается.

— Сын, тебе двадцать девять. Ты взрослый человек. Конечно, мы на тебя не сердимся. Удивлены – да. Но это всё.

Он пожимает плечами.

— А вот что скажет твой брат, я не знаю.

Я опускаю руку на лицо и ощущаю, как моё напряжение исчезает вместе с глубоким выдохом.

— Милый… — мама наклоняется вперёд, осторожно ставя чашку на журнальный столик. — Единственное, чего хотят любящие родители, чтобы их дети были счастливы. Ты счастлив?

Я думаю об Эйприл, и сердце наполняется теплом.

— Да. Я счастлив. Она делает меня счастливым.

Мама улыбается, её взгляд становится мягким и понимающим.

— Я знаю, ты и твой брат не всегда ладите, — начинает она, поднимая руку, чтобы я не перебивал, — И мне не нужно знать все детали. Это ваше дело. Вы уже взрослые мужчины, и я не могу вас ни к чему принуждать. Но я очень хорошо отношусь к Эйприл. Она мне дорога. И я не настолько глупа, чтобы поверить, что их разрыв произошёл просто из-за «проблем с общением». — Её взгляд смешан с грустью и пониманием. — Я прошу тебя, Джеймс, будь честен с ней.

Я киваю, давая понять, что понял её.

— Хорошо, — говорит она, снова беря чашку.

—– Как отреагировал Лукас, когда узнал? — спрашивает отец серьёзным тоном.

— Был в ярости, — отвечаю я.

Отец выдыхает и качает головой.

— Дай ему время. Он придёт в себя.

Блядь. Сколько всего я мог бы сказать, но вместо этого сдерживаю слова. Я решил не раскрывать правду о нашем с Абигейл разрыве и держусь своего слова. Я выдавливаю улыбку и откусываю ещё кусочек маминого имбирного печенья.

— Как она? — мама задаёт вопрос мягким голосом.

– Она в порядке. Правда, в полном порядке.

— Это серьёзно, между вами? — уточняет она.

— Да, мама. Всё серьёзно. — В уголках её глаз появляются морщинки, когда она улыбается. Она всегда была неравнодушна к Эйприл. — Я планирую привезти её сюда на Рождество… если вы будете рады нас принять?

Мамино лицо светится, и она радостно хлопает в ладоши.

— О, это будет прекрасно! — Она поворачивается к отцу. — Правда, Питер?

Отец глубоко вздыхает, явно предвидя возможную реакцию Лукаса, но, наконец, расслабляется.

— Это было бы замечательно. — Он прочищает горло. — Но, возможно, мы сначала расскажем об этом твоему брату, ладно?

Я тут же соглашаюсь. Даже представить не могу, как неловко будет, если всё произойдёт иначе. И, несмотря на всё, что я к нему чувствую, я не хочу злорадствовать.

— Буду очень благодарен, спасибо, — говорю я, одаривая его благодарной улыбкой.

Мама переводит взгляд между нами, её радость по-прежнему заметна. Она встаёт, поправляя свои брюки, и подходит ко мне. Наклоняясь, она прижимается щекой к моей, держась за мои плечи обеими руками. Я накрываю одну её руку своей.