Другой брат

— Пора было найти кого-то, кто видит в тебе то же, что и мы, Джеймс. Ты замечательный человек, а Эйприл – просто чудо. Я за вас рада, милый. Очень рада.

Мы проводим следующие несколько часов в разговорах. Мама рассказывает о своей книжном клубе и их последнем чтении, которое оказалось несколько более откровенным, чем привыкли местные дамы. Я смеюсь, пытаясь представить её, обсуждающую такие романы. Молодец, мама. Она выглядит счастливой.

Я рассказываю им о песнях, которые мы выбрали для прослушивания, и объясняю, как будет проходить этот день.

На прощание я обнимаю их обоих. Мама крепко сжимает меня и целует в щёку. Я смеюсь, стирая следы её губной помады. Уже собираясь уходить, я замечаю, как отец торопливо уходит на кухню, а затем возвращается, держа в руках бутылку красного вина без этикетки.

— Что это? — спрашиваю я, изучая бутылку.

Гордость мелькает в его глазах.

— Я начал делать своё вино. Роб из соседнего дома помог мне разобраться с набором для домашнего виноделия. Это испанский сорт, Риоха. Получилось неплохо. Держи, — говорит он, протягивая бутылку. — Раздели с Эйприл.

Я принимаю её, замечая лёгкие изменения в его выражении лица. Он выглядит спокойным, почти довольным. Я поднимаю бутылку, как в тосте.

— Обязательно, папа. Спасибо.

Я почти выхожу за дверь, когда чувствую, как мамины маленькие пальцы обхватывают мой бицепс.

Мама серьёзно смотрит на меня.

— Она потрясающая женщина, Джеймс. Береги её. Она пережила слишком многое.

— Я обещаю, — отвечаю я, наклоняясь, чтобы поцеловать её в макушку.

По пути домой я громко пою под свою любимую песню. Я так рад, что нам удалось обсудить это без всяких вспышек. Это ощущается как огромный груз, снятый с моих плеч.

Больше никаких секретов.

Больше никаких укрытий.

Я нажимаю на газ, не терпится вернуться домой к моей девочке.

Глава 42

Эйприл

Джеймс вчера днём вернулся после встречи с родителями и рассказал им всё о нас. Моё сердце бешено колотилось от нервов, пока он не заверил, что они счастливы за нас. Ощущение облегчения, которое накрыло меня, было неописуемым. Они всегда были добры и поддерживали меня, принимая в свою семью с открытыми объятиями, когда я была с Лукасом.

Несмотря на свои внутренние трудности, Кэролайн всегда старается изо всех сил. У неё есть этот особый материнский талант – заставлять людей чувствовать себя услышанными и любимыми. Она удивительная женщина с нежным сердцем, и осознание того, что она благословила нас, просто окрыляет. Они будут на прослушивании на следующей неделе, что станет первым случаем, когда я увижу их с момента помолвки. Стоять рядом с ними, поддерживая Джеймса, будет довольно странным контрастом, но я с нетерпением жду этой встречи.

Я иду по квартире Джеймса, одетая лишь в его футболку. Волосы собраны в небрежный пучок на макушке, и приятная тупая боль пульсирует между бёдер после вчерашней ночи. Я выглядываю в кухню и наблюдаю, как он разбивает два яйца в миску. Он без футболки, на нём только серые тренировочные штаны, и я невольно сглатываю, разглядывая, как работают мышцы его спины, пока он взбивает яйца. Он перекидывает полотенце через плечо, добавляет соль и перец в смесь, и я улыбаюсь, вдыхая аромат жарящегося бекона и варящегося кофе, заполнивший всю квартиру.

Я прохожу мимо кухни и подхожу к его книжной полке, начинаю листать названия: Данте, Диккенс, Фрейд, де Бовуар. Классика, охватывающая литературу и философию, аккуратно расставлена по жанрам. Вот он – тот самый мягкий, скрытый за твёрдой оболочкой.

— Кофе? — спрашивает он, и я вздрагиваю, оборачиваясь к нему.

— Ты меня напугал, — говорю я, прикладывая руку к сердцу, и он ухмыляется. Протягивает мне кружку, и я принимаю её, поднося к губам.

— Ммм, — я довольно мурлыкаю. — Ты делаешь лучший кофе.

— Завтрак тоже готов. Тебе нужно поесть. Твой живот урчал целый час, — он смеётся.

Я следую за ним к небольшому столу у стены на кухне. Ставлю кружку, отодвигаю стул и устраиваюсь поудобнее. Он берёт две тарелки и ставит их перед нами, садясь напротив. Я украдкой бросаю взгляд, замечая, как напрягаются его мышцы живота, когда он придвигается ближе и берёт в руки нож и вилку. Я едва не начинаю пускать слюни на стол.

На толстом куске масляного хлеба лежат нежная яичница-болтунья, хрустящие ломтики бекона, обжаренные грибы, слегка поджаренный шпинат и сочная свиная сосиска.

— Спасибо. Это выглядит невероятно, — говорю я, беря в руки нож и вилку.

— Пожалуйста, дорогая, — отвечает он, мягко улыбаясь, разрезая бекон.

В воздухе слышен только звон приборов о тарелки, пока мы едим.

— Так, — говорю я, прожёвывая кусочек хлеба. — Ты прочитал все книги на своей полке?

Он проглатывает большой кусок.

— Большинство из них, да.

— Я никогда бы не подумала, что ты интересуешься философией.

Он ухмыляется.

— Тогда тебе не стоит судить книгу по обложке.

Хитрец.

— Туше, — говорю я, указывая на него ножом. — Когда ты начал читать философию?

— Когда мне было восемнадцать. Один из моих старых школьных друзей из Тотона подарил мне книгу Жана-Поля Сартра «Возраст зрелости». Я взял её, когда скучал после переезда в Лондон. С тех пор я просто начал собирать больше. Мне это нравится.

Я поднимаю брови, улыбаясь. Музыка и философия – этот мужчина продолжает меня удивлять.

— Немного отличается от моих любовных романов, — поддразниваю я.

Он смеётся.

— Немного. Но если бы ты попросила меня прочитать один, я бы это сделал. Ради тебя.

Сердце наполняется счастьем, и я чувствую, как оно удваивается в размерах.

Звучит уведомление на телефоне, и Джеймс игнорирует его, сосредотачиваясь на еде.

Дзинь. Ещё одно уведомление. Он мельком смотрит на телефон, но продолжает есть. Когда телефон снова пиликает, внутри меня всё сжимается. Я нервно смотрю то на свою тарелку, то на телефон, лежащий на столешнице, затем перевожу взгляд на Джеймса. Он смотрит на меня с лёгким беспокойством, но быстро меняет выражение.