Другой отличный миф

Мы пытались облачить Ааза в наличествующую одежду, и он наблюдал результат в найденное нами маленькое зеркальце, поворачивая его то так, то этак, чтобы поймать по частям свое отражение.

– Может быть, если бы мы смогли найти какой-нибудь другой цвет кроме этого ужасного коричневого...

– Это все, что у нас есть.

– Ты уверен?

– Убежден. У меня две рубашки, и обе коричневые. Одну носишь ты, другую я.

– Хмм...
– произнес он, внимательно изучая меня.
– Может, я лучше выглядел бы в светло-коричневом... а, ладно, мы можем поспорить об этом позже.

Его внимание к своей внешности вызывало у меня любопытство. Я хочу сказать, ведь он не мог планировать встретиться с кем-нибудь. Вид зеленого чешуйчатого демона расстроил бы любого из местных, что бы он ни надел. Однако, я считал, что в настоящее время лучше всего помалкивать и подыгрывать ему в его стараниях.

На самом-то деле одежда подошла ему довольно неплохо. Из-за его длинных рук рубашка была ему коротковата в рукавах, но не слишком, так как я превосходил его ростом, и это сглаживало большую часть разницы. Нам пришлось немного подрезать штанины для прикрытия его более коротких, чем у людей, ног, но они, как и рубашка, сидели на нем не слишком плотно. Одежду я первоначально сшил сам и она имела некоторую склонность к мешковатости, по крайней мере, на мне. Портновское искусство - не мой конек.

Он также надел сапоги Гаркина, удивительно хорошо подошедшие ему. На это я стал было робко возражать, пока он не указал, что Гаркину они больше не нужны, а нам пригодятся. Прагматизм, так он это назвал. Ситуационная этика. Он сказал, что она окажется весьма полезной, если я всерьез собираюсь стать магом.

– Эй, малыш!
– прервал мои размышления голос Ааза. Он, казалось, занимался рысканием по разным шкафам и сундукам избушки.
– Неужели у вас здесь ничего нет в смысле оружия?

– Оружия?

– Да, знаешь, вещички, что убили старину Гаркина. Мечи, ножи, луки и тому подобное.

– Я знаю, что это такое, просто я не думал, что ты этим заинтересуешься, вот и все.

– Почему бы и нет.

– Ну... я думал, ты сказал, что ты маг.

– Не будем опять заводить об э т о м разговор, малыш. Кроме того, какое это имеет отношение к оружию?

– Я просто никогда не знал ни одного мага, применяющего иное оружие, кроме своих способностей.

– В самом деле? И сколько же магов ты знал?

– Одного, - признался я.

– Восхитительно. Слушай, малыш, если старина Гаркин не хотел пользоваться оружием, это его проблема. Я лично хочу. Гаркин, если ты заметил, убит.

С подобной логикой спорить было трудно.

– Кроме того, - продолжил он, - неужели ты действительно хочешь открыть огонь по Иштвану и его своре, не имея ничего за душой, кроме твоей магии и моей ловкости?

– Я помогу тебе поискать.

Мы продолжили шарить в поисках оружия, но кроме убившего Гаркина арбалета мало чего нашли. Один из сундуков выдал меч с рукоятью, инкрустированной самоцветами, а на рабочем столе мы обнаружили два ножа, один с белой рукоятью, другой - с черной. Помимо них в хижине не оказалось ничего даже отдаленно напоминавшего боевую утварь. Ааз не испытывал огромной радости.

– Просто не могу поверить. Меч с дрянным клинком, скверным балансом и липовыми самоцветами и два ножа, не затачивавшихся с тех пор, как их изготовили. Всякого, кто так содержит оружие, следует проткнуть насквозь.

– Его и проткнули.

– Достаточно верно. Ну, если это все что нам досталось, то именно этим нам и придется воспользоваться.

Он повесил меч на бедро и заткнул за пояс нож с белой рукоятью. Я подумал, что другой нож он отдаст мне, но вместо этого он нагнулся и засунул его за голенище сапога.

– А я разве не получу нож?

– Ты умеешь им пользоваться?

– Ну...

Он возобновил свою работу. У меня под поясом рубахи имелся маленький ножик, который я применял для снятия шкур с мелкой добычи. Даже на мой неопытный взгляд он превосходил по качеству оба только что присвоенные Аазом ножа.

– Ладно, малыш. Где старик хранил свои деньги?

Я показал ему. Один из камней в очаге вынимался, и за ним была спрятана небольшая кожанная сумка. Он подозрительно уставился на монеты, которые высыпал себе на ладонь.

– Проверь меня в этом, малыш. В этом измерении медь и серебро немного стоит, верно?

– Ну, серебро в какой-то мере довольно ценно, но оно стоит не так много как золото.

– Тогда на что этот цыплячий корм? Где настоящие деньги?

– У нас их никогда по-настоящему не было в больших количествах.

– Брось! Я еще не встречал ни одного мага, который бы не прятал кубышку с монетами. То, что он их не тратил, еще не означает, что у него их нет. А теперь подумай. Разве ты не видел здесь ничего такого из золота или с драгоценными камнями?

– Ну есть несколько таких вещей, но они защищены заклятиями.

– Малыш, подумай минутку. Если бы ты был дряхлой развалиной, не способной выбраться самостоятельно даже из бумажного пакета, как бы ты защитил свои сокровища?

– Не знаю.

– Восхитительно. Я тебе объясню, пока мы собираем их.

В скором времени перед нами на столе лежала скромная куча добычи, к большинству предметов которой я относился с трепетом. Там имелась золотая статуэтка человека с головой льва, Три Жемчужины Краула, золотой амулет в виде солнца с тремя отсутствующими лучами и кольцо с большим самоцветом, снятое нами с руки Гаркина. Ааз взял солнечный амулет.

– Вот пример того, что я хочу сказать. Я полагаю, существует история, о том, что случилось с тремя недостающими лучами.

– Ну, - начал я, - было одно затерянное племя, поклонявшееся одной огромной змеежабе...

– Пропусти это. Это старая уловка. Ты делаешь вот что: относишь свое золото к ремесленнику и заказываешь изготовить что-нибудь со множеством маленьких выступов, вроде пальцев или рук, - он поднял амулет повыше.
– Или солнечных лучей. Этим ты убиваешь сразу двух зайцев.

Во-первых, у тебя появляется нечто мистическое и сверхъестественное, ты добавляешь к нему историю о привидениях, и никто к нему не смеет прикоснуться. А во-вторых, оно имеет то преимущество, что если тебе понадобиться немного готовых наличных, ты просто отламываешь луч или руку и продаешь ее по цене золота. Вместо того того чтобы потерять свою ценность, стоимость оставшегося предмета возрастает из-за его мистической истории, странных обстоятельствах, при которых его разодрали на куски, - чисто вымышленных, конечно.