Другой

— Ты, это сейчас серьезно?

— Это — нескромный вопрос?

— Более чем.

— Не стыдно?

— За тебя, очень… Что с тобой стало, друг? Когда это произошло?..

— Она не такая, — тихо, почти шепотом…

— То есть? — испуганно спросил белорус. — Не такая, это какая?

— Тема закрыта.

Игорь повернулся ко мне:

— Не такая.

Я шепнул ему: — Генная инженерия? новый сорт?

— Сейчас дам в ухо! — сердито произнес Сергей.

— А что я сказал-то?!

— Чего шепчетесь?!

— Мы про рыбалку, — хмуря брови, оправдывался Игорь.

— Так, отойдите друг от друга! Я запрещаю вам стоять вместе!

— Не имеешь право! — возмутился белорус, схватил меня за руку, притянул к себе.

— Когда людям не дают говорить гадости, они могут начать их делать, — предостерег я, приглушенным голосом.

— Вот! — значительно добавил Игорь. — Отпустил меня, подошел к Сергею:

— Темнишь. Чего поругались-то?

Сергей посмотрел на него недружелюбно: — Сами разберемся, — потом, сухо бросил Саше: — Пока. — Махнул мне и исчез в палатке.

Антон вытащил под свет фар, раскладные стулья и столик, принялся сервировать его вином и водкой.

— Вы еще, будете пить? — удивилась Саша.

— Обязательно надо выпить! — Он разлил водку в стаканчики, из какого-то потайного ящичка достал штопор, откупорил вино, неуловимым движением выхватил из темноты настоящий хрустальный бокал, наполнил. Игорю налил томатного сока.

— Я тебе не предлагаю, — сказал ему.

— Все правильно, — согласился белорус.

— За того, кто берег нас с самого начала пути! За то, что этот день кончился — спасибо тебе! — Антон поднял лицо к небу: — За то, что не отвернулся! За то, что отвел зло!..

— Думаешь, он нас сейчас слышит? — спросил Игорь, голосом вдруг прозревшего грешника, и подобно Антону бросил взор в темное небо.

— Конечно! — ответил бородатый, всепрощающей интонацией пророка.

— Велик! — с восхищением протянул белорус. — Дядя Коля! Если ты и вправду слышишь нас, прими искреннюю благодарность от рабов своих. Увы — грязны и телом и душою, но путь наш славен и на благо доброму замыслен! Святи и впредь нам, не оставь в лихую годину, не брось на поруганье недругам, не…

— Аминь. — Прервал я Игоря.

Выпили. Игорь с нескрываемой завистью наблюдал, как Саша осушила бокал, говорит:

— Как, жаловался один мой приятель — большой любитель "спиртуоза": "За этими пьянками, некогда и бутылочку вина выпить!"

Белорус перевел внимание на Антона: — Скажи, а ты возишь с собой только часть коллекционного сервиза, или все-таки, гусары на мелочи не размениваются?

— Ты про бокалы? — морщась от водки уточнил Антон, тут же запил вопрос, недопитым, соком Игоря.

— Меня интересует, все, что ты взял: бокалы, графины, люстры, яйца Фаберже…

— В походной сумке у меня всегда два бокала.

— И свечи.

— И свечи, — подтвердил Антон. — Маленький джентльменский набор. Ну что, еще по одной, или спать?

— Я спать, — сказала Саша, показалось, подмигнула мне и вдруг выпорхнула из пространства, освещенного фарами. Открылась и захлопнулась дверь джипа. Снаружи планеты остались только мы втроем. Стало грустно.

— Наливай.

Антон подчинился.

Игорь пропал из виду, я услышал, как он еле слышно постучал по машине: — Сашенька! Прости, что отвлекаю, солнышко, если тебя не затруднит… там на самом верху, чехол с гитарой, подай, пожалуйста.

Опять скрипнула дверь, приглушенно под чехлом задребезжали струны. Игорь, оставил инструмент у колеса, и пошел почему-то не к нам, а отправился вверх по дороге, в сторону поселка.

— Куда это он?

Я пожал плечами, но Антон не увидел, темно. Выпили еще пару рюмок, без тостов. Молчали, но тихо не стало; эфир наполнился озером. Ночные волны толкали сонный берег; он теснился, казалось, подползает ближе с каждым накатом.

— Ну что, Антон? Завтра, ты у нас штурман? — говорю.

— Как бы веслами не пришлось грести, я мотор год не запускал.

— Расскажи еще раз, куда едем-то?..

— Исторический, культурный центр "Пегрема". Его раскопал Анатолий Павлович. Ты это… не обижай его. Пожалуйста.

— Я?

— Именно ты.

— Не, ну если он не будет вести себя агрессивно…

— Не, он не будет… он не агрессивный…

— Подожди "не будет" Ты просто его не провоцировал.

— А зачем?

— Предупреждаю, если ударит — я отвечу.

— Ну, чего ему тебя бить-то?

— Знаю я этих… Моего знакомого, археологи, так отфигачили. Ни за что.

— Ну, ты не сравнивай…

— И пусть ведет себя нормально, если будет тырить нашу тушенку…

— Да ну… ты не то говоришь…

— Молодой ты еще… Старички, они знаешь как любят тушенку.

— О да! — донесся из темноты голос белоруса. С его стороны вдруг возник и пропал клокочущий грохот: будто сто баранов одновременно столкнулись головами.

— Идите сюда, — позвал Игорь, — и фары выключайте, сейчас костер разожжем.

Лицо его, вдруг осветилось в свете горящего газетного листа. Игорь, метрах в пятнадцати. Возле, в кучу свалены толстые дрова (источник недавнего шума); за его спиной показались и снова исчезли, врытые в землю, столы и скамейки.

— Зараза, потухла, — выругался белорус.

Антон, без стука открыл дверь водителя, выключил свет, потом еле слышно затворил.

Ничего не видно. Темнота пережевывала бумагу, нещадно рвала и комкала. Я пошел на истошный вопль, разрываемой бумажной плоти. Лицо Игоря, снова вспыхнуло желтым мерцающим светом.

— Голиии-голиии мояааа звездааа… — тихо напевал он.

Костер разгорался. Свет, сантиметр за сантиметром отвоевывал пространство: сначала неуверенно с оглядкой, но скоро подстегнутый безнаказанностью смело кинулся в бой, оставляя за собой окурки, шелуху от семечек, ржавую пивную банку; над полем брани зацепившись за сучковатую ножку врытой скамьи, победоносно реял, разорванный полиэтиленовый пакет. Сел рядом с Игорем; Антон принес разборной стул, разместился напротив.