Друзья и соседи

Если разложить Димкину душевную энергию на сто единиц, то на научную работу, общественную деятельность и разные интеллектуальные взлёты придётся сорок единиц, на спорт — пять, на развлечения — пять. Итого половина. Другая же половина горит синим пламенем в топке ревности.

Мы знали, что в Москве живёт и здравствует какая— то волшебная девушка по имени Лариса и у Димки с ней давний роман. Когда я из чистого любопытства попытался расспросить о ней, в ответ я услышал, что мне давно уже пора переплавить своё нездоровое любопытство а силу, способную двинуть научный прогресс.

Теперь, когда у вас сложилось некоторое представление о Димкином характере, я расскажу вам, что у нас недавно произошло.

Как-то в середине апреля я сказал Димке:

— Старик, я отбываю в командировку.

— Далеко?

— В Москву.

— Надолго?

— На недельку. Если нужно, могу выполнить ряд несложных поручений.

— Что ты имеешь в виду?

— Могу передать привет твоей знакомой. Я готов даже вручить ей от твоего имени букет цветов.

Димка насторожился. Он посмотрел на меня, как бык на матадора, и холодно сказал:

— Спасибо. Я подумаю… Мне кажется, что это не обязательно.

Вообще говоря, я и не ждал другой реакции с его стороны. Беднягу Димку можно было понять: если к его девушке явится человек с моими внешними данными, скромная процедура вручения цветов может обернуться в бытовую трагедию. Девушка повнимательней глянет на посланца и тут же пошлёт пославшему прощальный привет.

Димка продолжал обдумывать сделанное ему предложение, вздохнул и спокойно произнёс:

— Хорошо, Женя, Я решу этот вопрос завтра.

— Ладно. Завтра так завтра.

На следующий день у нас с Димкой состоялся довольно интересный разговор.

— Женя, — сказал он, — знай, что превыше всех твоих добродетелей я ценю присущую тебе скромность и порядочность.

Я поклонился и достал платок.

— Старик, не доводи меня до слёз.

— Я не шучу. Если б я не был в этом уверен, я на решился бы дать тебе такое поручение. Вот адрес института, где она работает, и деньги на цветы!

— Ты не боишься, что я их ненароком растрачу?

— Нет. Этого я не боюсь.

Так как Димка по неосторожности выделил слово «этого», я понял, что он боялся другого. Того самого, о чём я вам уже говорил.

— Купишь большой букет цветов, приедешь к ней на работу, передашь и уйдёшь.

— Сказать, от кого цветы?

— Она догадается, от кого.

— И это всё?

Димка молчал. Видно, он хотел сказать мне что-то ещё, но почему-то не решался.

Я деликатно ждал. Димка задумчиво смотрел в сторону, потом нервно хрустнул пальцами и сказал:

Женька… Ты понимаешь… Только тебе я могу доверить эту не то чтобы тайну, но такую… я бы сказал, деталь, или, проще говоря, особенность характера Ларисы…

Димка был взволнован и, по-моему, смущён. Он с трудом подбирал слова. Я молча закурил, наивно полагая, что это может успокоить Димку.

— Ну вот что, — наконец он решился, — я хочу, чтоб только ты один это знал. Ты, и никто другой. Дело в том что у Ларисы небольшие… как бы тебе сказать… странности. В разговоре она не выносит односложности.

Она страстно любит разные аллегории и даже нарочито усложнённую речь.

— Я не совсем понимаю.

— Как бы тебе объяснить?… Ну, если, к примеру, на вопрос: «Откуда вы приехали?» — ты ей примитивно ответишь: «Из Новосибирска», — Лариса, разумеется, тебя поймёт, но она сразу же уйдёт в себя и потеряет к тебе интерес. Она будет вежливо молчать. И всё.

— А что же я ей должен ответить?

— Женя, ты интеллигентный человек. Не мне тебя учить. Помни одно: чем причудливей будет петлять ход твоей мысли, тем большего успеха ты достигнешь.

— Странно, что ты заботишься о моём успехе в такой ситуации, — сказал я и пожал плечами. С Димкой что-то случилось, не иначе. Что-то прибавило ему уверенности в себе. В противном случае этот ревнивец ни за что на свете не поручил бы мне передать цветы его девушке.

Размышляя над тем, что мне поведал Димка, я пришёл к выводу: во время свидания с Ларисой мне следовало переключиться на новую и не свойственную мне манеру излагать свои мысли.

В день приезда в Москву я был загружен до предела. Полдня я провёл в академии, остальное время просидел в Комитете по координации. Только на следующий день мне удалось дозвониться в институт и условиться с Ларисой о встрече. Я примчался туда на такси и угодил в обеденный перерыв. Мы встретились внизу, в холле.

Когда она, стройная, длинноногая, в белоснежном халате, подошла ко мне, я шагнул вперёд и молча протянул ей букет.

— Спасибо, — сказала Лариса. — Садитесь, пожалуйста…

— Привет вам из Новосибирска, — со значением произнёс я и сел в кресло.

— Какие чудесные цветы! — сказала Лариса, и тогда, выполняя наставления Димки, я придал своему лицу мечтательное выражение и дал короткую очередь:

— Всё растущее, всё устремлённое навстречу солнцу, как ростки самой жизни, преображённые в зримые знаки красоты, способно радовать душу…,

Лариса внимательно выслушала меня,

— Да-да, — кивнула она и при этом оглянулась, — в цветах, как во всём живом, есть что-то вечно новое, что волнует… И радует…

Боясь показаться односложным, я дал вторую очередь, подлиннее:

— Всё призрачное обретает черты земного в чёткости восприятия того, что видится там, где иллюзорность уже не кажется до конца осознанной… Мечты, Лариса, возвращают человека к реальности того, что представляется каждому в хрупкой ясности небытия. Скажите, разве я не прав?…

— Вы правы. Вы совершенно правы, — торопливо сказала Лариса и опять оглянулась. — Всё в жизни приходит к хорошему концу. Здоровье возвышает человека. И он шагает бодро и весело…

— Да, — согласился я и подкинул новую порцию отвлечённой речи: — Мечта обретает крылья, как теорема — стройную систему доказательств. И в результате приходит ощущение полёта.

— Это верно, — сказала Лариса. — Я с вами совершенно согласна. Я тоже думала об этом… Уже кончается перерыв…