Друзья и соседи

Анна Евгеньевна молча передала Юркино письмо Лёше и достала из конверта вторую записку.

« Уважаемая мама Юрия Сорокина! Горячий привет вам от его товарищей. Как бригадир благодарю, что Вы воспитали такого хорошего парня, который не боится трудностей и отлично работает. Коллективное спасибо за посылочку! Незабываемые пирожки! Это первое. Теперь второе. Извините, что воспользовались машиной, но мы давно ждали удобного случая, чтобы отгрузить в город выдающегося дармоеда нашего времени Эдуарда Сорокина. Желаем Вам всего хорошего. Игорь

Цветков, бригадир».

Прочитав записку Игоря, Анна Евгеньевна также, не сказав ни слова, протянула её Лёше.

Лёша читал, восхищённо покачивая головой:

— Вот черти, а!.. Ну, сильны!.. Анна Евгеньевна, надо понимать, всё в порядке!

— Да… Вообще, конечно…

Улыбнувшись, она взглянула на Лёшу и сказала:

— Спасибо что вы туда съездили. Теперь вы знаете, какой Сорокин — Сорокин и какой Сорокин — не Сорокин!..

Свадебный пирог

Мы асе любили её — и я, и Сергей, и Димка. Случилось так, что и встретили мы её все вместе. Она вышла с подругами из подъезда института, и все они взялись за руки и пошли по самой середине улицы. Они шли смеясь и что-то распевая, и шофёры объезжали их, стараясь не нарушить этот весёлый строй.

Она шла в центре и была так красива, что об этом можно писать отдельно.

Мы невольно остановились.

— Братцы! — тихо сказал Димка. — Посмотрите!..

— Я никогда в жизни не видел таких девушек! — сказал Сергей.

— Да. Ничего, — сказал я сдержанно. Я боялся открыться сразу, и кроме того, сдержанность уже в те годы казалась мне лучшим украшением мужчины. — Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей! — сказал я, приходя в восторг от собственной хитрости.

На следующий день мы встретили её снова. Она медленно шла по аллее, держа под мышкой портфель и старательно обрывая лепестки ромашки. Первым её опять заметил Димка.

— Братцы, — сказал он, — мы погибли. Она гадает на ромашке: любит, не любит…

— Он вас не любит, — сказал я.

— Кто он?

Она посмотрела на каждого из нас, и мне уже тогда показалось, что Димка удостоился самого долгого взгляда.

— Вы ошибаетесь, — сказала она, — я просто гадала, сдам я завтра зачёт?

— А что у вас завтра? — спросил Димка.

— Органическая ми ми я.

— Я дам вам свои конспекты, — быстро предложил Димка.

— Если у вас подробные конспекты, я с удовольствием воспользуюсь ими, — сказала она Димке. — Будете проходить мимо, занесите.

— Куда? — спросил Димка. Ом уже шёл напролом.

— Студгородок. Второй корпус, второй этаж, комната пять.

— А как вас зовут?

— Елена, — ответила она.

— Понятно. Значит Леночка, — догадался Димка, — до свиданья.

Она улыбнулась нам и ушла,

— Братцы, так начинается личное счастье, — задумчиво сказал Димка.

С этого действительно всё и началось. Сперва Димка отнёс ей конспекты. И она сдала зачёт. Потом мы пришли к ней в гости. Каждый из нас принёс цветы. Потом мы вместе ходили в театр, ездили за город и вместе катались на лодке. И тогда же, я помню, был этот случай, когда, нагибаясь за сорвавшимся веслом, я, как бы невзначай, поцеловал ей руку. Сергей это заметил. Он строго посмотрел на меня и сказал:

— Трое в лодке, не считая собаки!

Итак, мы любили её. Каждый по-своему, но все нежно и бескорыстно.

А потом началась война. И я, и Сергей, и Димка уезжали одновременно. Мы пришли к ней в последний раз. И решили так. Если хотя бы один из нас будет в Москве, он непременно зайдёт к ней и проведёт с ней вечер, а стол будет накрыт для четырёх.

Во время войны мы встречались не все. Но на столе стояли четыре прибора. И тому, кто в редкий вечер был с ней, казалось, что все опять в сборе, что мы никогда не разлучались и что мы обязательно встретимся.

Так было долго. Однажды мы приехали в Москву вместе с Сергеем, мы были оба на Первом Белорусском. Мы пришли к ней, и стол был накрыт для четырёх. Мы вспомнили Димку добрым словом, и тут она прочла нам его письмо. Он писал, что его отзывают с фронта, что он будет военпредом на заводе в ста километрах от Москвы.

Я помню, мы вздохнули с Сергеем, а она улыбнулась и сказала:

— Мальчики, всё остаётся по-старому.

Но в её глазах мы уже видели Димку. У неё были такие глаза, что об этом можно писать отдельно.

Всё произошло в ноябре. Мы с Сергеем приехали в Москву получать награды. Она дала телеграмму Димке, и он тоже приехал на праздники.

Итак, мы опять были в полном сборе. Она хотела пригласить подруг, но мы наотрез отказались. Мы сказали: пусть будет так, как было!..

Она надела самое лучшее платье и была прекрасна.

Мы рассказывали каждый о себе и расспрашивали Димку о его заводских делах. И тогда она вдруг сказала:

— Друзья! Я приготовила для вас невиданный пирог. Он скоро будет готов.

И тогда я сказал:

— Леночка! У меня есть предложение…

— Какое?

Тогда я сказал:

— Леночка! Сергей, и Димка, и я — мы очень любим вас…

— Им люблю и вас, и Сергея, и Димку, — сказала она просто, но мне показалось, что она боится обидеть двоих из нас, но кого, я ещё не знал.

— Нет, нет, вы слушайте, — продолжал я, — давайте сделаем так. Возьмите монетку и запрячьте её в пирог. А когда пирог будет совсем готов, один из нас разрежет его на три равных части. Мы возьмём каждый свою часть, и тот, кому попадётся монетка, тот будет признан сегодня самым лучшим, самым главным и самым…

— И самым достойным, — сказал Сергей.

Лена пожала плечами, улыбнулась и сказала:

— Хорошо. Давайте свою монетку…

Она вышла, и мы остались втроём.