Друзья, любимые и одна большая ужасная вещь. Автобиография Мэттью Перри

Я был в присутствии Божием. Я был в этом уверен. И на этот раз я молился о правильном: о помощи.

Наконец плач утих. Теперь все стало иным. Я видел другие цвета и другие углы. Стены были прочнее, потолок выше, деревья стучали в окна лучше, чем когда-либо, их корни соединялись через почву с планетой и вели обратно ко мне. Это была одна великая связь, созданная вечно милосердным Богом, а за ее пределами — небо, которое прежде было теоретически бесконечным, а теперь стало непостижимо бесконечным. Я был связан со Вселенной так, как никогда раньше. Даже растения в моем доме, которые я раньше просто не замечал, попали в фокус моего внимания и стали казаться мне более прекрасными, более совершенными, более живыми.

Исключительно благодаря этому случаю я оставался трезвым два года. Господь Бог показал мне немного того, какой может быть жизнь. Несмотря ни на что, он спас меня в тот день и на все будущие дни. Он сделал меня искателем не только трезвости и истины, но и его самого. Бог открыл окно и закрыл его, как бы говоря: «А теперь иди и потрудись для того, чтобы это получить».

Сейчас, когда меня окутывает такая же тьма, я ловлю себя на мысли, что это было просто сумасшествие от ксанакса, продолжение той змеи, в существовании которой я был уверен. Говорят, что этот препарат может вызвать то, что Национальные институты здравоохранения (NIH) описывают как «кратковременные обратимые психотические эпизоды». (Позже у меня тоже случился такой же сильнейший припадок на глазах у отца — не самое веселое происшествие изо всех, что со мной случались. Меня срочно отправили в Медицинский центр Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, который в то время показался мне пересадочной станцией на пути к ангелам.) Но после этого я быстро вернулся к истинной причине возникновения золотого света. Когда я трезв, я все еще вижу его и помню, что он сделал для меня. Кто-то может списать это на предсмертный опыт, но клянусь, я был там, и там был Бог. И когда я подсоединен к этой линии, то Бог показывает мне, что все это было в реальности. А еще Он дает мне легкие намеки. Например, показывает, как солнечный свет падает на океан и окрашивает его в этот прекрасный золотой цвет. Или дает мне увидеть отражение солнечного света на зеленых листьях дерева. Этот же свет я вижу в глазах человека, который выходит из тьмы в трезвость. И я чувствую это, когда помогаю кому-то протрезветь, этот свет бьет мне в сердце, когда они говорят «спасибо». Потому что эти люди еще не знают, что на самом деле это я должен их благодарить.

Через год после этих событий я встретил женщину, с которой прожил целых шесть лет. Бог везде, вам просто нужно прочистить свой канал связи, иначе вы Его не заметите.

7 Польза «Друзей»

Моника пошла первой; она положила свой ключ на пустую стойку.

Следующим был Чендлер. Затем Джоуи — взрыв смеха, потому что на самом деле у него не должно было быть даже ключа. Затем так же поступили Росс, Рэйчел и, наконец, Фиби. Итак, на стойке лежало шесть ключей. И что, по-вашему, это должно было означать?

Мы все стали в одну длинную шеренгу. Фиби сказала: «Наверное, это оно», а Джоуи сказал: «Да», а затем почти сломал четвертую стену, мельком взглянув на аудиторию, прежде чем сказать: «Похоже на то…»

Но у нас не было той четвертой стены, которую можно было бы сломать; на самом деле ее никогда не было. Десять лет мы обитали в чужих спальнях и гостиных; в конце концов мы стали неотъемлемой частью жизни такого количества людей, что упустили то обстоятельство, что у нас вообще никогда не было четвертой стены, которую можно было бы сломать. Мы только что были шестью близкими друзьями и жили в квартире, которая казалась слишком большой, хотя на самом деле она была размером с телевизор в вашей гостиной.

А потом пришло время выйти из этой квартиры в последний раз. Теперь нас уже было восемь человек — шесть главных героев, плюс близнецы Чендлера и Моники в коляске.

Перед этим финальным эпизодом я отвел в сторонку сценаристку Марту Кауффман и сказал ей:

— Никто, кроме меня, об этом не позаботится… Слушай, можно это я скажу последнюю реплику?

Поэтому, когда мы все вышли из квартиры и Рэйчел предложила выпить на прощание кофе, именно я опустил занавес сериала «Друзья».

— Конечно, — сказал Чендлер, а затем как нельзя кстати в последний раз произнес:

— А где?

Мне очень нравится выражение лица Швиммера в тот момент, когда я произношу эту фразу. Это идеальная смесь симпатии и веселья — именно то, что сериал «Друзья» всегда дарил всему миру.

И на этих словах сериал закончился.

По правде говоря, мы все были готовы к тому, что сериал «Друзья» подошел к финалу. Начало этому положила Дженнифер Энистон, которая решила, что больше не хочет участвовать в шоу. А поскольку мы принимали все решения сообща, как группа, это означало, что мы все тоже должны были остановиться. Дженнифер хотела сниматься в кино. Я все это время снимался в кино; вот-вот должен был выйти на экраны фильм «Девять ярдов 2», который обязательно должен был стать хитом (тут нужна вставка — ослиная голова как символ того, как на самом деле был принят этот фильм). Но в любом случае, несмотря на то что это телешоу стало величайшим в мире, к 2004 году все истории Моники, Чендлера, Джоуи, Росса, Рэйчел и Фиби были уже в значительной степени отыграны. К тому же я обнаружил, что Чендлер рос намного быстрее, чем я. В результате — в основном из-за Дженни — десятый сезон оказался укороченным. Правда и то, что к этому моменту все персонажи в основном тоже были счастливы, а кто захочет смотреть, как кучка счастливых людей наслаждается своим счастьем? Ведь в этом нет ничего смешного…

23 января 2004 года. Ключи лежат на стойке, парень, очень похожий на Чендлера Бинга, уже сказал: «Где?», прозвучала композиция Embryonic Journey группы Jefferson Airplane, камера показала дверь квартиры, затем Бен, наш первый арт-директор и очень близкий друг, в последний раз прокричал «Все, закругляемся!» — и тут почти у всех брызнули из глаз гейзеры слез. Мы сняли 237 эпизодов, в том числе и последний, получивший вполне уместное название «Финальный эпизод». Энистон рыдала так, что мне спустя некоторое время стало казаться, будто во всем ее теле не осталось ни капли воды. Плакал даже Мэтт ЛеБлан. Только я ничего не чувствовал. Не могу сказать, было ли это следствием того, что я тогда принимал опиоид бупренорфин, или я просто полностью выгорел. (Для справки: бупренорфин — это детокс-препарат, и он превосходен, но… Этот препарат предназначен для того, чтобы помочь вам держаться подальше от других, «более сильных» опиатов, сам он никоим образом на вас не влияет. Но по иронии судьбы он одновременно является самым тяжелым наркотиком в мире. «Буп», или субоксон, никогда не следует принимать более семи дней. Но я, опасаясь неприятного детокса, принимал его восемь месяцев.)

Итак, вместо того чтобы рыдать, я медленно прошелся вокруг съемочного павильона Stage 24 со своей тогдашней девушкой, которую также вполне уместно звали Рэйчел. (После окончания работы над сериалом компания Warner Brothers переименовала павильон Stage 24 в Бёрбанке в The Friends, «Друзья»). Мы попрощались, договорившись скоро увидеться, как это делают люди, когда знают, что этого никогда не случится, а затем направились к моей машине.

Некоторое время я сидел в машине, стоявшей на парковке, и думал о том, как прошли эти десять лет. Я думал о фильме «L.A.X. 2194», о сумме в $ 22 500 и о Крэйге Бирко. Я думал о том, как последним прошел кастинг, и о той поездке в Вегас, где мы тусовались в битком набитом казино и никто не знал, кто мы такие. Я думал обо всех гэгах и дублях, о братьях Мюррей и о некоторых моих самых известных и слишком близких к правде фразах, например:

«Привет, я Чендлер, я вечно шучу в некомфортных ситуациях».

«До двадцати пяти лет я думал, что единственным ответом на „Я люблю тебя“ будет „Вот дерьмо!“».

«Ну разве может она и дальше быть не в моей лиге?»

Я думал о летних месяцах между восьмым и девятым сезонами, когда находился в реабилитационном центре, а журнал People в это время вынес на обложку сообщение о том, что я «счастлив, здоров и СТРАСТЕН!» («Смешной парень из сериала „Друзья“ рассказывает о слухах, о романах, о „последнем“ сезоне и о своей борьбе за трезвость, — гласил первый абзац статьи. — „Это было страшно, — говорит он. — Я не хотел умирать“) Я действительно провел то лето относительно трезвым и много играл в теннис.

Я думал о первом дне четвертого сезона, когда лето закончилось, а я совершенно открыто отправился в центр реабилитации. Неудивительно, что на первой после перерыва читке сценария все взгляды были обращены на меня. Мой приятель Кевин Брайт, один из исполнительных продюсеров шоу, открыл читку словами: «Никто не хочет рассказать, как он провел лето?» Я решил воспользовался возможностью растопить лед в наших отношениях и громко и отчетливо сказал: «Хорошо! Давайте я начну!», чем разрядил сильное напряжение в комнате. Все разразились смехом и аплодисментами за то, что я изменил свою жизнь и появился на читке свежим и готовым к работе. Наверное, и по сей день эта шутка остается самой умной из всех, которые я когда-либо отпускал.

Я вспомнил о том, как мне пришлось в течение последних нескольких сезонов умолять продюсеров не позволять мне больше говорить так, как Чендлер говорил раньше (я уже не говорю о том, как я мечтал избавиться от этих идиотских жилеток). Эта особая интонация — ну разве может что-то раздражать сильнее? Я наигрался этим до такой степени, что, если бы мне пришлось еще хоть раз поставить интонационное ударение не в том месте, где нужно, я бы просто взорвался. Поэтому в шестом и последующих сезонах я вернулся к обычному произношению своих реплик.