Дряхлость

— Я вам её доверяю, — сказал Эмилио синьоре.

Он мог это сделать. У синьоры было нежное материнское лицо, её маленькие глазки смотрели на Амалию, полные жалости.

— Синьорина знает меня, — сказала она и присела рядом с кроватью. — Меня зовут Елена Кьеричи, и я живу здесь на четвёртом этаже. Вы помните тот день, когда одолжили мне градусник, чтобы я смогла померить температуру моему сыну?

Амалия посмотрела на неё:

— Да, но он болен и будет болеть всегда.

— Не будет, — сказала синьора Елена, наклонившись над Амалией с ободряющей улыбкой и влажными от сострадания глазами.

Она попросила у Эмилио, прежде чем он уйдёт, дать ей графин с нодой и стакан. Для Эмилио показалось очень трудным делом найти эти вещи в доме, в котором он жил так же небрежно, как если бы жил и гостинице.

Амалия не сразу поняла, что в этом стакане ей было предложено облегчение, потом жадно выпила воду маленькими глотками. Когда же она снова положила свою голову на подушку, то нашла новое облегчение: Елена протянула свою мягкую руку, и Амалия опустила на неё голову. Волна признательности нахлынула на Эмилио, и прежде, чем уйти, он выразил его в пожатии руки Елены.

Эмилио побежал в студию Балли и встретился с другом, который собирался уходить. У Брентани была мысль, что он может встретить здесь и Анджолину, и он перевёл дыхание, когда застал одного лишь Стефано. Во время всего того короткого промежутка времени, когда Эмилио намеревался каким-то образом помочь Амалии, его не мучили угрызения совести. Он не думал ни о чём другом, кроме как о сестре, и если бы он встретил Анджолину, то содрогнулся бы от боли, так как её нид напомнил бы ему о его вине.

— О, Стефано! Со мной случилась беда!

Эмилио вошёл в студию и присел на ближний к двери стул. Затем, обхватив голову руками, он разразился безутешными рыданиями. Эми-лио не мог сказать, почему именно сейчас слёзы хлынули потоком из его глаз. Он почувствовал себя виноватым и в горе искал необходимую отдушину, пусть и в присутствии Балли, который, наверное, тоже сыграл свою роль в болезни Амалии. Но почему чувства Эмилио были так остры? Конечно, затем он понял, что испытал удовлетворение, предавшись так отчаянно своему горю. Во время плача Эмилио горе отступило и он почувствовал облегчение. Он посвятит остаток жизни только Амалии. Даже если она останется помешанной, а Эмилио казалось, что так и будет, то он всегда будет с ней рядом и будет воспринимать её не как сестру, а как дочь. В своём рыдании Эмилио даже забыл, что срочно требовалось позвать врача. Именно там было его место, именно гам была нужна его помощь Амалии. В том возбуждении, в котором пребывал Эмилио, всё казалось ему осуществимым. Заявив о своём горе, он верил, что сможет простить Балли прошлое. Эмилио даже думал, что заставит Балли узнать Амалию такой, какой она была — мягкой, доброй и несчастной.

Брентани описал Балли во всех подробностях сцену, участником которой он стал: помешательство Амалии, её астму и долгое время, во время которого он не решался оставить Амалию одну, до божественного вмешательства синьоры Кьеричи.

Балли принял вид человека, удивлённого дурными известиями, и с энергией, которая, видимо, была присуща такому его состоянию души, посоветовал немедленно отправиться за доктором Карини. У него, по словам Балли, была репутация хорошего врача, и, более того, он был его близким другом, и Стефано смог бы заставить доктора Карини заинтересоваться судьбой Амалии.

Эмилио продолжал плакать и не покидал своего места. Ему казалось, что он ещё не закончил, и он искал какие-то фразы, чтобы взволновать друга. Вдруг Эмилио нашёл одну из них, которая заставила вздрогнуть его самого:

— Она сошла с ума или умирает!

О, смерть! Это было в первый раз, когда он представлял Амалию мёртвой. И он, только научившись не любить Анджолину, представил себя одного, отчаявшегося от страданий и не могущего больше воспользоваться счастьем, которое до сего дня было в его распоряжении. Он больше никогда не сможет посвятить свою жизнь кому-то, кому нужны его опека и самопожертвование. С Амалией из его жизни навсегда исчезала надежда на все прелести бытия. Глубоким от волнения голосом Эмилио сказал:

— Не знаю, испытываю ли больше горе или угрызения совести.

Он посмотрел на Балли, чтобы увидеть, понял ли он его. Но на лице Стефано было лишь выражение искреннего удивления:

— Угрызения совести?

Балли всегда считал, что Эмилио был образцовым братом, и сказал ему об этом. Однако Стефано вспомнил, что Эмилио часто забывал Амалию во время своих отношений с Анджолиной, и добавил:

— Конечно, тебе не следовало так увлекаться такой женщиной, как Анджолина, но всё равно это несчастье, которое все понимают…

Балли понял Эмилио настолько плохо, что заявил, что не знает, почему тот теряет столько времени. Надо было бежать к Карини и не отчаиваться прежде, чем он вынесет своё заключение о состоянии Амалии. Иногда симптомы, что так пугают профанов, мало впечатляют врачей.

И Эмилио целиком отдался во власть этой надежды. На улице он разделился с Балли, которому показалось желательным не оставлять на такой большой отрезок времени Амалию одну с незнакомкой. Таким образом, Эмилио пошёл домой, а Стефано отправился за врачом.

Оба принялись бежать. Спешка Эмилио была вызвана надеждой, которую ему внушил чуть раньше его друг. Ведь совсем не исключалось, что дома Эмилио мог обнаружить Амалию, которая вернулась в себя и благодарна ему за любовь, которую прочла бы в его глазах. Шаг Эмилио был быстрым по причине смелой мечты, что подталкивала его постоянно вперёд. Никогда Анджолина не давала ему подобной мечты, диктуемой таким интенсивным желанием.

Эмилио совсем не страдал из-за резкого ветра, что недавно поднялся и заставил забыть по-весеннему тёплый денёк, который так резко контрастировал с его горем. Улицы разом потемнели: небо покрылось большими тучами, что принёс с собой воздушный поток. Вдали Эмилио на тусклом небе видел верхушку жёлтого умирающего света.

Амалия бредила, как и раньше. Услышав вновь слабый голос, ту же детскую модуляцию, прерываемую астмой, Эмилио понял, что пока он тешил себя надеждами, будучи вне своего дома, больная, лёжа в этой постели, не находила ни минуты покоя.

Синьора Елена была привязана к постели, потому что голова больной покоилась на её руке. Синьора рассказала, что во время отсутствия Эмилио Амалия отбросила подушку, которая стала ей неудобна, а теперь вновь её приняла.

Миссия синьоры была завершена, и Эмилио сказал ей об этом, выражая бесконечную признательность.

Она посмотрела на него своими добрыми маленькими глазками и не сдвинула руку, на которой беспокойно ворочалась голова Амалии. Синьора Кьеричи спросила:

— А кто меня заменит?

Услышав, что Эмилио собирается обратиться к врачу, а затем нанять медсестру за плату, она попросила убедительно:

— Тогда позвольте мне остаться здесь.

И синьора Елена поблагодарила Эмилио, когда он, взволнованный, заявил ей, что никогда и не собирался выгонять её, а только боялся побеспокоить, удерживая. Затем Эмилио спросил, надо ли ей известить кого-нибудь о своём отсутствии. Синьора Елена ответила просто: