Дубль два
Шрифт:
Велел Алисе ложиться спать, не дожидаясь меня, закрыв дверь на щеколду. Изнутри она крепилась железным штырём, похожим на загнутый кусок арматуры приличного диаметра — проще было избу по брёвнышку разобрать, чем открыть дверь, запертую таким «ключом». Накинул куртку, проверив сигареты в кармане. Накомарников и прочих приветов от цивилизации, типа фумигаторов и зелёных вонючих спиралей от комаров, у нас с собой не было. Окна затянули тюлью и найденной в комоде марлей. А я надеялся, что местные комары тоже после десяти лютовать не станут — разлетятся спать, скотины капризные. Пару-тройку часов можно и потерпеть. А станет невмоготу — ничего не мешает костерок с гнилушками да травой на берегу разложить. Забытые с детства знания как-то переплетались с неожиданно появившимися новыми. Видимо, отчаявшись
Павлик видел десятый сон, Алиса закрыла за мной дверь и наверняка примостилась рядом. Почему-то я был уверен, что им в этом медвежьем углу точно ничего не угрожает. Подхватив рамки «телевизоров» и моток бечёвки, рванул было на улицу, к низкой двери, что вела в сторону бани — подворье, как и во всех деревенских домах, имело собственные выходы. Но вовремя вспомнил про раколовки. Ведьма там или не ведьма — это не принципиально. А вот раков наварить — это дело стоящее. Под такое, пожалуй, не грех и в магазин за пенным прокатиться. Если только смогу выехать на Ниве из этой чащи.
Бурча про себя песенку про «весь день сидит на озере любитель-рыболов», которой непременно сопровождал каждую рыбалку дядя Сеня, вышел за плетень, плотно притворив ставень. Начинала ложиться роса, хотя Солнце ещё не село. У берега ручья остановился, обернулся и приметил раздвоенную на уровне двух человеческих ростов берёзу — ту самую, что приняла меня в объятия, бегущего по жёрдочке с мешками на обоих плечах. В темноте она явно будет заметнее, чем остальные деревья. А от неё мне на полтора шага правее — и вперёд. Это на случай, если по тёмному возвращаться придётся.
Ручеёк журчал в правое ухо. Комары гудели в оба, остервенело, самозабвенно, явно угрожая выпить всю кровь ещё до рыбалки. Но дым и движение своё дело делали отлично — шёл я скорым шагом, да под ветками и сквозь кусты, поэтому ни одна крылатая кровопийца даже на посадку зайти не успела. Закатное Солнце словно ускорило падение. Так бывает, когда долгие, вроде бы, сумерки обрываются, разом уперевшись в стену темноты. В лесу становилось сложнее ориентироваться, и, если бы не ручей — не видать мне озера. Но с таким указателем прямо под рукой было трудно промахнуться.
На берег я вышел осторожно, стараясь не шуметь. Глушь — глушью, но рыба-то всё равно звуки различает, и топать по берегу перед рыбалкой — примета плохая. К безрыбью. «Телевизоры» прислонил к берёзе, что клонилась над зеркалом воды так, будто хотела рассмотреть себя во всех деталях. Ствол, цепко державшийся за берег, уходил в сторону центра озера под углом градусов сорок пять, а через пару-тройку метров поднимался вверх свечкой, вытянув дальше несколько крепких ветвей, что почти касались листьями воды. Тут и без лодки можно было на глубину забросить снасти. Будь я поменьше — уже давно сидел бы с удочкой на этих «мостках», изображая Тома Сойера. Или кто там из книжных персонажей любил рыбачить? Вот его бы и изображал. Но пока оставил снасти у приметного дерева, и направился к берегу, за которым край леса ещё чуть краснел. За моей спиной ночная тьма уже укутала небо полностью.
Раколовки у деда Сергия были старые, заслуженные. Те, в которых обнаружились дыры с кулак, я оставил дома. Три штуки относительно нормальных взял с собой. Конструкция простая и скучная: два обруча, большой и поменьше, обмотанные сеткой, и четыре куска проволоки с крючками с обеих сторон. Поднимаешь узкий обруч, крепишь на верхние крючки. От него вниз уходит воронкой полотно мелких ячеек плотной сети, кажется, плетёной из толстой капроновой нитки. Внутрь — приманку, прицепить бечёвкой за что угодно, хоть за обруч, хоть за проволоку — и вперёд. Главное, тот конец бечёвки, что в руках остаётся, при забросе не выпустить, а то бывали случаи. А купаться я как-то не планировал. Закинул две «авоськи»-раколовки с расстоянием между ними метра в три, привязав на берегу к пучкам рогоза и, кажется, остролиста. Хотя уже почти совсем стемнело, а ботаник из меня и на свету тот ещё.
И уже планировал было метнуть третью, как нога зацепилась за что-то мягкое внизу. Сколько ни приглядывался —
не понял, чем это могло быть. Вытащил из внутреннего кармана телефон и посветил. И остолбенел. Кроссовок. Один. Женский. С розовыми вставками. Рядом — второй такой же. В каждом — по белому носку. На втором — аккуратно сложенные, но чуть съехавшие на траву, спортивные штаны с узнаваемыми «лампасами». Под ними, судя по рукавам, кофта от того же самого производителя. Между ними, если глаза мне не врали — что-то кружевное. Логика уверенно сообщила, что именно кружевного должно было там находиться. Но соглашаться с ней было как-то страшновато, и я не спешил. На берегу Ведьминого озера, том самом, под которым, как поведал Хранитель, утопили одну любопытную гражданку, лежали комплект спортивной формы — одна штука, и кружевного белья — одна штука. Итого — две штуки. Жаль, но даже привычный рациональный подход не работал. Потому что вокруг был дремучий брянский лес, а этого озера даже на картах не было — я проверял. А лифчик с трусами — были. Вот тебе раз.— Вы не будете возражать, если я выйду? Вода прохладная, — раздался женский голос за спиной. Тёмной ночью. Из озера. Ведьминого.
* Любэ — Покосы: https://music.yandex.ru/album/219832/track/2215128
** Юрий Антонов — У берёз и сосен: https://rutube.ru/video/b4c294532467638805499e066e905c33/
Глава 19
Вот так встреча
Первым желанием было подпрыгнуть на месте и, начав перебирать ногами ещё в воздухе, припустить в сторону леса. Вопя при этом что-то пронзительно-народное, тонко, по-бабьи. Чтоб начиналось, например, с «ай»! Или просто «а-а-а!», на одной высокой ноте. Мысли кружились в голове цветастым хороводом цыганской свадьбы, сменяя одна другую, сверкая чёрным глазом и блестя золотыми зубами.
Второй идеей было развернуться и швырнуть на звук голоса авоську раколовки, что так и осталась в правой руке. Третьей — просто убежать, без всякой звонкой демаскировки, притаиться за деревом потолще и отдышаться. Я, казалось, со внимательным интересом выслушал все предложения ошалевшего с перепугу разума и запросил у господина ведущего минуту на обдумывание.
Батя рассказывал как-то хохму. Бродил он с корзинкой по осеннему тихому лесу, спокойно и без суеты. Грибы собирать он очень любил и меня тоже приохотил. А ходил по пересечённой местности привычно-тренированным скупым и абсолютно беззвучным шагом — я так не умел. И тут из-за раскидистой ёлочки показалась старуха с корзиной.
— Грибочек-грибочек, где ты, отзовись! — вполголоса упрашивала она, подслеповато щурясь под ноги, опираясь на батожок в правой руке.
— Грибочек-грибочек, где ты? Отзовись! — фраза повторялась с разными интонациями, но регулярно.
— Я ту-та! — не выдержав, также негромко, чтоб не напугать, ответил отец, оставшийся незамеченным ею.
Бабка с места, волчьим скоком, сиганула метра на три от него, вцепившись обеими руками в ствол большой ёлки. Корзина и батожок разлетелись в разные стороны, как отделившиеся ступени ракеты. А из-под дерева понеслось народное творчество, причудливое и витиеватое, неожиданно сочетавшее в себе религию, анатомию и географию. На фоне Спасителя, Богородицы и святых угодников ярко полыхали первичные половые признаки и вился вологодскими кружевами маршрут, по которому что-то из перечисленного должно было срочно отправляться в оставшееся. Отнять старуху от дерева удалось лишь при помощи деда-мужа, что выскочил из лесу на чарующие звуки голоса милой.
— Эва как заворачивает, — ворчал он с плохо скрываемой гордостью, отцепляя пальцы вопящей бабки, впившиеся в еловую кору, слегка постукивая по ним ребром ладони.
Грибы свои батя им отдал тогда в качестве компенсации. Отдышались, посмеялись и разошлись. Сейчас я бы тоже отдал все грибы. И ягоды, пожалуй. Но была только раколовка, пустая и одна.
Сердце робко стукнуло в рёбра изнутри, напоминая о том, что время-то идёт, а решение так и не принято. И что адреналиновый краник лучше бы прикрутить — уж больно шибко хлещет. Судя по тому, что удар был первым с того времени, как я услышал голос за спиной — времени прошло совсем немного, просто подумалась вся эта мысленная круговерть очень быстро. Ну, или у меня вдруг развилась такая аритмия, что того и гляди помру.