Дублинский отдел по расследованию убийств. 6 книг

В самом центре Крис останавливается, запрокинув лицо к звездам. Он тихонько улыбается, будто самому себе.

— Здесь хорошо.

— А о чем это тебе напомнило?

— Есть одно место, недалеко от моего дома. — Он говорит, глядя на деревья, и смотрит так, словно понимает, что они живые и разумные, словно хочет запомнить каждую деталь. — Просто старый дом, викторианский или как-то так, я не разбираюсь. Я его нашел еще в детстве, лет в семь; он был пустой, знаешь, вот настоящий заброшенный дом — дыры в крыше, окна разбиты и заколочены… А вокруг огромный сад. Там в дальнем углу было такое же кольцо деревьев, как здесь. Деревья другие — не знаю, как называются, тут я несилен, — но все равно очень похоже. Вот об этом напомнило.

Поймав ее взгляд, он смущенно дергает плечом и напускает на себя прежний легкомысленный вид. В эсэмэсках они обсуждали такие темы, о которых Селена даже не заговаривала с девчонками, но вот так, живьем, это совсем иначе. Они стоят так близко, что можно почувствовать мурашки, бегущие по коже другого.

— Ну, то есть теперь я туда больше не лазаю. Пару лет назад дом купили, теперь ворота запирают. Как-то раз я забрался на стену, заглянул, перед домом стояли машины. Не знаю, живут они там, или просто отремонтировали, или что. Неважно. — Отойдя в сторону, он принимается ворошить ногой низкий кустарник. — А тут зверье какое-нибудь живет? Кролики там или лисы?

— Ты туда ходил, когда хотелось побыть одному?

— Ага, — помедлив, оборачивается Крис. — Когда дома не все ладилось. Иногда я вставал очень рано, часов в пять утра, и уходил туда. Просто посидеть. В саду, а если шел дождь — внутри. Потом возвращался домой, пока все еще спали, и забирался обратно в кровать. Никто так никогда и не узнал, что я сбегал погулять.

И сейчас это опять он, тот самый парень, чьи слова она держала в ладонях, как светлячков.

— Я никогда никому об этом не рассказывал, — признается он. И улыбается, отчасти испуганно, отчасти смущенно.

Селене хочется улыбнуться в ответ и тоже рассказать, как они приходят на эту поляну, но пока не может; прежде надо прояснить кое-что, не дающее покоя.

— Этот телефон, что ты дал мне.

— Тебе понравился? — Но смотрит в сторону, куда-то под кипарисы, хотя в кромешной тьме все равно ничего не разглядеть. — Да здесь, наверное, и барсуки водятся.

— У Элисон Малдун точно такой же. И у Эйлин Рассел, она годом старше меня. И у Клэр Макэнтайр.

Крис смеется, но как-то агрессивно, и больше не похож на парня, которого она знает.

— И что? У тебя не может быть такого же телефона, как у других девчонок? Слушай, я думал, ты не из таких.

Селена вздрагивает и сникает. Она не может найти правильные слова, чтобы не испортить все окончательно. И поэтому молчит.

Крис начинает кружить по поляне, как сердитый пес.

— О’кей. Ладно. Да, я давал такие же телефоны другим девушкам. Не Элисон Как-там-ее, но другим да. И еще паре-тройке. И что? Я тебе не принадлежу, знаешь ли. Мы с тобой даже не встречаемся, мы не пара. Какая тебе разница, с кем еще я переписываюсь?

Селена продолжает молчать. Наверное, это наказание, думает она. Сейчас ее высекли, а потом он уйдет, а она потащится к себе сквозь ночь, молясь, чтобы ничто не подкралось к ней из окружающего мрака, привлеченное запахом крови, сочащейся из ее ран. И все будет кончено.

Крис останавливается. Резко встряхивает головой.

— Прости, — говорит он. — Я не должен был… Но те девушки, это же все было давно, несколько месяцев как. И я ни с одной из них больше не общаюсь. Клянусь. О’кей?

— Я не совсем это имела в виду, — говорит Селена. — Как раз это мне все равно. — Ей кажется, что она и правда так думает. — Я вот о чем: когда ты говоришь, что никогда никому не рассказывал о чем-то, я не хочу гадать, не рассказывал ли ты ровно ту же историю еще куче народа, всякий раз приговаривая: "Я никогда никому этого не говорил".

Крис открывает рот, и Селена понимает, что он сейчас готов разорвать ее в клочья и никто никогда не соберет эти клочки обратно. Потом он с силой трет щеки, обхватывает затылок ладонями.

— Я, кажется, не знаю, как это делать.

Селена ждет. Она тоже не знает — не знает, на что надеяться.

— Наверное, мне лучше уйти. Можем продолжать переписываться; уж лучше так, чем устраивать свидания, где все идет наперекосяк.

— Но ведь не обязательно все должно идти наперекосяк, — выпаливает Селена, не задумываясь.

— Да? Мы тут всего две секунды, а посмотри на нас. Не надо было мне приходить.

— Не нагнетай. Мы отлично посидели тогда на ступенях. Нам просто нужно разговаривать. Нормально.

Крис недоуменно таращится на нее, а потом понимает.

— Хорошо. Я сказал правду. Я никогда никому не рассказывал раньше про этот дом.

Селена кивает:

— Вот видишь? И как, трудно было? — И улыбается, и получает в ответ немножко ошарашенный, но радостный взгляд.

Крис шумно выдыхает:

— Кажется, живой.

— Ну вот, и тебе не нужно сбегать. И ничего не наперекосяк.

— Мне надо было честно сказать насчет телефона. Вместо того чтобы…

— Да.

— Я вел себя как козел. Блин, по-дурацки вышло. Прости.

— Все в порядке.

— Правда? У нас все нормально?

— У нас все замечательно.

— Отлично. Уфф! — Крис театральным жестом якобы стряхивает пот со лба, но вообще-то он действительно так чувствует.

Потрогав траву, он радостно сообщает:

— Сухая, — и шлепается на землю, приглашающе похлопав ладонью рядом.

Когда Селена не двигается с места, он спешит добавить:

— Я не собираюсь… В смысле, не переживай, я знаю, что ты не будешь… то есть мы не будем… о господи. Я совсем не умею разговаривать. Короче, я не собираюсь к тебе приставать. О’кей?

— Расслабься, — хохочет Селена. — Я понимаю, что ты хочешь сказать. — И усаживается рядом с ним.

Так они и сидят, молча, даже не глядя друг на друга, вписываясь в форму этой поляны вдвоем. Селена ощущает, как незримые грозные силы тают, превращаясь в тончайшую черную вуаль, которую легко протыкаешь кончиком пальца, и она безвредной лужицей растекается по земле. До Криса около фута, но этой стороной тела она ощущает его тепло. Он обхватил руками колени — какие у него мужские руки, крупные и сильные, — а голова запрокинута к небу.