Дух уходящего лета
Шрифт:
– Это же ты, – негромко сказал он, – Кузнецов Юрий Никитович, 19__ года рождения, лейтенант гос…
– Не нужно, – совершенно другим – не трусливым, а усталым голосом прервал Ручьёва тот, кого он (да и не только он) уже на протяжении десятка лет считал погибшим,– Я тебя, "Ржевский", тоже узнал.
Ручьёв несколько секунд, не отрываясь, смотрел на лицо того, кого некогда считал едва ли не лучшим своим другом и, узнав о его мнимой гибели, тяжело переживал.
– Погоди, ты… в порядке? Ушибы? Я серьезно тебя задел?
"Кузнец" криво усмехнулся.
– Пара синяков от силы. Не беспокойся. Я сам,
Ну, а ты? – он несколько искусственно изобразил оживление, – Похоже, бизнес процветает? Ездишь не на "консервной банке", как денди Лондонский одет… Из Конторы ушел? Занялся… чем? Торговлей? Финансами?
Ручьёв тоже не слишком натурально улыбнулся.
– То, что ушел из Конторы и давно, это ты угадал. А занимаюсь… да чем я могу заниматься? Торговец из меня вышел бы никудышный, поэтому открыли вместе с Кравченкой охранное агентство. Качков готовим для охраны. Кадры на месте, можно сказать, куем…
Отчего он умолчал о том, что его агентство занимается и сыском (причем, высокопрофессиональным сыском), Ручьёв и сам толком объяснить бы не мог. Вероятно, пресловутая интуиция.
Его бывший коллега (и бывший друг), считавшийся погибшим на Ближем Востоке, выглядел действительно жалко. Едва ли не как бродяга. Грязные, давно не стриженые волосы, старый, застиранный камуфляж… ботинки, едва ли знакомые с обувной щеткой…
Лишь пара деталей в облике "Кузнеца" не вязалась с образом опустившегося человека: отличные (крепкие, белые) зубы (ни малейшего признака дурного запаха изо-рта), да цепкий, острый и напряженный взгляд.
Внезапно Ручьёва словно ударило током – разве у "Кузнеца" глаза орехового оттенка? Разве не темно-серые?
…Дальше "Ржевский" действовал уверенно, напрочь заглушив в себе все эмоции.
Он улыбнулся бывшему товарищу как можно приветливее и располагающе и пригласил его к себе в гости. Причем, сей момент.
– Да ты че, – снова заканючил бродяга, исправно разыгрывая юродивого, – У тебя, небось, жена там красавица, ребенок… и нате. Является дядя с помойки…
– Перестань, – Ручьёв приобнял "Кузнеца" за плечи и стал мягко подталкивать к машине, – Ни жены, ни детей у меня нет. Один живу, не считая псины. К слову, породы сенбернар, а сенбернары, будет тебе известно, сторожа абсолютно никудышные. Лентяи и флегматики.
Вдобавок, Малыш вообще старик по собачьим меркам, – Ручьёв вздохнул, – Нет, здорово однако, что я именно сейчас тебя встретил, иначе одному пришлось бы горе "Смирновкой" заливать…
– Какое горе? – видимо, просто машинально спросил "Кузнец".
– А! – махнул рукой "Ржевский", – Все бабы стервы, а моя так стерва в кубе… да еще и ревнивая как черт знает кто…
– Так брось ее, – посоветовал "Кузнец", похоже чуть расслабившись, – Такому красавцу как ты несложно подыскать и девочку-модель…
– Все так, – вздохнул Ручьёв, мечтательно глядя на дорогу и заводя мотор, – Только вот люблю я ее, гадюку… Люблю и все тут. Ну, тебе ли не знать? Как же Галка твоя убивалась…
– Не нужно, – глухо сказал "Кузнец", – Не береди душу, "Ржевский".
Ручьёв кашлянул.
– Да, извини. Вырвалось так… ненароком. Но ты расскажешь, что же все-таки случилось-то
с тобой?"Кузнец" поморщился.
– Да что… обычное дело. Попал в плен, пытался бежать, был контужен, память частично потерял…
Ну, а когда вернулся… Та, о которой ты говорил, будто сильно убивалась по мне, снова замуж выскочила, ребенка родила… Ну, и к чему мне было ей жизнь-то ломать, сваливаясь, как снег на голову?
А старики… те померли давно. Закурить у тебя не найдется?
Ручьёв молча протянул "Кузнецу" пачку "Данхилла".
Тот опять вздохнул.
– Красиво, Серега, живешь… Вот из-за какой-то курвы паришься, а представь, когда ни кола, ни двора и не всегда даже на хлеб хватает…
"А на цветные контактные линзы и услуги дантистов? – холодно подумал Ручьёв, – Фальшивишь, братец… хоть песенка недурна, не спорю."
…В свое время Ручьёву неспроста опасался, что Лера может добраться до его аптечки – названия некоторых, находящихся в ней препаратов были известны далеко не каждому провизору, а у кого-то (более осведомленного) могли вызвать и легкий озноб…
Впрочем, то вещество, которое Ручьёв подмешал в бренди, являлось относительно безобидным. Оно всего-навсего ослабляло самоконтроль человека, ввиду чего даже самые молчаливые становились слишком разговорчивыми, самые подозрительные расслаблялись, самые скрытные откровенничами о сокровенном.
Ручьёв предполагал, что "Кузнец" будет настороже, и максимально постарался ослабить его бдительность – прикинулся опьяневшим (успев предварительно принять препарат, нейтрализующий действие алкоголя на мозг, болтал о своей "курве", на подарки которой якобы истратил целое состояние, "а ей все мало, стерве", признался, что работает "стерва" в агентстве моделей и собственно он-то ревнует ее куда сильнее, чем она его… и прочее, прочее, прочее, что на молодежном сленге зовется просто шняга. Или пурга.
Даже, поднатужившись, пустил скупую мужскую слезу.
А когда "Кузнец", похоже, и впрямь успокоившись, беспечно проглотил наживку, Ручьёв включил звукозаписывающую аппаратуру и начал задавать вопросы.
Он предполагал, что бывший коллега до сих пор работает в интересах госбезопасности родной страны.
Предполагал также, что тот теперь работает в интересах госбезопасности чужой страны.
Не исключал даже, что "Кузнец" мог являться двойным агентом…
Но то, что услышал, повергло его (отнюдь не слабонервного) в дрожь.
Тем не менее он задал "Кузнецу" максимум вопросов, получив ответы, некоторые из которых шокировали, дал выпить "поплывшему" кофейку (с подмешенным в кофе сильным снотворным),
и начал действовать.
Для начала он снял копии с пленки, на которую были записаны откровения члена террористической группировки "Аль-Агаззи" (одной из самых экстремистских), затем приказал Малышу "Сторожи" (этот "никудышный" сторож был отлично натаскан и отнюдь не являлся стариком по собачьим меркам), взял подлинник записи и поехал в агентство, дабы положить его в специальный сейф, имеющий двойную стенку (и этот секрет был известен лишь еще одному человеку – его компаньону Кравченке, который, впрочем, без разрешения Ручьёва влезть в этот тайник мог только после отхода (насильственного или естественного) компаньона в мир иной).