Духовка Сильвии Плат. Культ

Пит морщится, но похлопывания не прекращаются, поэтому он вынужден поднять глаза – рык пилы затихает – с полминуты он смотрит в полной тишине, ее разрезает ржание лошади.

– Я пойду, – предлагает Ленни. – Ты знаешь, где меня найти.

Пит сглатывает и кивает, провожая его взглядом так, словно остаться наедине со мной – самое ужасное, что может случиться. Когда скрип перил и ступеней стихает, Пит возвращается к работе. Я подхожу ближе, и его челюсти сжимаются, точно я тигр, обнюхивающий добычу.

– Не хочешь смотреть на меня?

Он разделывается еще с одной доской и кидает в общую кучу, а после наконец поднимает голову.

– Это правда ты?

– Это правда я.

Я касаюсь его разгоряченного предплечья. Теперь у него такая же загорелая кожа, как у Роберта.

– Не так я представлял нашу первую встречу. – Он кладет пилу на стол и ставит руки в боки.

– Ты ее представлял?

– Надеялся, что ты хотя бы… – на миг он крепко сжимает губы, – поговоришь со мной.

– Прости. Джейн умерла, Молли так переживала. И я тоже. Я была сама не своя в те дни.

Я умираю от того, как ты похож на брата. Я погибаю от тоски по нему.

– И именно поэтому я на тебя не злюсь.

– Нет?

– Нет.

В порыве неловкости он хватает со стола скребок и начинает крутить в руках.

– Не хочешь говорить?

– Хочу, – признает он, краснея до самых ушей.

– Значит, мир? – я протягиваю ему руку.

Он кидает скребок к другим инструментам и оглядывает свои ладони.

– Я убирал в конюшне до этого – у меня руки в грязи.

– У меня тоже.

Он стягивает с плеча тряпку, вытирает руку и протягивает мне. Пожатие оказывается крепким, но жмет он не в полную силу. Боится причинить мне боль? Кожа грубая и шершавая, пальцы в ссадинах и мозолях – рабочие руки, каких не было раньше у Роберта. Каких никогда не будет у Сида.

– Мне нужно закончить с этими досками сегодня.

– Я не спешу.

Когда он принимается за работу, я оглядываю мастерскую и стол, заваленный инструментами столяра. Судя по виду, за ними, как и за лошадьми, тщательно ухаживают. Размеренному движению пилы время от времени ленивым ржанием отвечают лошади. Среди верстаков, лобзиков, ножовок и стамесок я чувствую себя странно, но это что-то приятное, разливающееся теплом в груди.

– Почему ты перестала отвечать на мои письма? – спрашивает Пит, разделавшись с последней доской.

– Не перестала.

– Я ничего не получал два с половиной года.

– Я писала тебе каждый месяц, даже после того как ты перестал отвечать.

– Я отвечал на все письма, которые получал.

Мы оба задумываемся.

– Как я и полагал.

– И что же ты полагал?

– Их кто-то перехватывал. Мне хотелось в это верить. Хотя более вероятным было то, что ты забыла обо мне.

– Я так не поступила бы.

– Но о нем ты забыла.

Я подавляю внезапно возникший ком в горле.

– Ты не знаешь, о чем говоришь.

– Молли не хватало тебя. Знаешь?

– Знаю.

– И мне тоже.

– Знаю.

Он еще раз вытирает руки и выдыхает, отходит к окну и запускает пальцы в волосы, надолго задумываясь о чем-то.

– Ты вернулась за Молли?

– Да.

Он подходит ближе и кидает тряпку на стол, опилки разлетаются.

– Тебя не было шесть лет.

– Я умею считать, но я ушла не просто так. Ты был уже достаточно взрослым, когда это случилось. Ты должен меня понять.

– Да, ты училась. Сид тоже хотел учиться.

– Не говори так, будто это я убила его.

– Ты… мое единственное воспоминание о нем.

– Это неправда. У тебя есть родители, дом и Корк, где он в каждом уголке.

– Думаешь, это то, что мне нужно? Призрак мертвого брата?

Я не отвечаю.

– Ты собираешься уехать и забрать Молли? – спрашивает он таким недоброжелательным тоном, что если я отвечу «да», он распилит и меня.

– Да. И я хочу предложить тебе поехать с нами.

Он усмехается, прикусывая губу.

– Это так не работает.

– У меня есть деньги.

– Дело не в деньгах. Дело никогда не было только в деньгах.

– Знаю, тебе страшно, но… – Я запинаюсь в попытке подобрать нужные слова.

– Но?

– Тебе здесь не место. И Молли тоже. Тут никому не место.

– У меня есть обязательства.

– Перед общиной?

– Перед семьей.

– У меня они тоже есть. Когда Джейн умирала, она молила увезти Молли.

И я намерена выполнить ее последнее желание, чего бы мне это ни стоило.

– Молли – мой друг.

– Это одна из причин, по которой я здесь.

– Хочешь, чтобы я обманул ее?

– Хочу, чтобы ты открыл ей глаза.

– У меня нет такой власти.

– У кого есть?

– Ты его уже встречала.

– Доктор?

Он кивает. И снова все упирается в одного человека.

– Что он такое?

– Говорят, что мессия.

– А ты как думаешь?

– Скорее, диктатор.

– Ты ходишь в школу?

– Сейчас лето.

– Ты пойдешь в школу?

– Я слишком взрослый, чтобы сидеть за партой.

– Тебе семнадцать.

– Я не хожу в школу с четырнадцати.

– Тогда откуда тебе известно, кто такой диктатор?

Он опускает взгляд и уязвленно бурчит:

– Понятия не имею, о чем ты.

Я не допытываюсь, но делаю мысленную пометку – выясню это позже.

– Как ты узнала, что я здесь?

– Мне сказал твой отец. Он не рад меня видеть.

– Он не рад чужакам.

– Вы с ним ладите?

Он пожимает плечами.

– Столяр из него лучше, чем отец.

– А у тебя… хорошо выходит?

– Не думаю, что это дело моей жизни. Но выбора нет. Либо это, либо целовать пятки преподобному, как Ленни.

– Зачем он это делает?

– Хочет занять его место.

– Не знала, что Ленни так амбициозен.

– Не амбициозен – религиозен. Он верующий до мозга костей.

– Но он все равно твой друг?

– Приходится мириться с некоторыми недостатками.