Дураков нет

– Просто тебя фраппировали, – объяснила миссис Грубер в ответ на признание мисс Берил, что она сегодня не в лучшем настроении. “Фраппировать” было излюбленное словечко миссис Грубер, и она, не задумываясь, пускала его в ход, точно оно самое обычное из тех слов, что раз пять услышишь в любом разговоре, независимо от демографических данных говорящих. – Я и сама фраппирована, – продолжала миссис Грубер. – Мне все кажется, что сегодня понедельник. – И принялась объяснять почему. Вчера, в День благодарения, они ездили обедать в мотель “Нортвудс”, куда обычно наведывались только по воскресеньям. Вот миссис Грубер и решила, что вчера было воскресенье, а значит, сейчас понедельник.

– Не понимаю, какая разница, – раздраженно сказала подруге мисс Берил. Вряд ли миссис Грубер нужно было идти на работу после выходных. – Если угодно, пусть будет понедельник.

Миссис Грубер подумала над этим безумным советом.

– Я вижу, – сказала она, помолчав, – кто-то сегодня сердится.

Она угадала. Эта жуткая женщина, Джойс, наконец-то ушла. Лишь в одиннадцать часов утра она появилась, заспанная, в дверях гостевой спальни – ее разбудил телефонный звонок. С девяти до одиннадцати Клайв-младший звонил три раза, спрашивал, как она. Он планировал закончить дела и отвезти ее обедать в Шуйлер-Спрингс, поскольку в Бате не было достойного заведения. Клайв-младший давно понял, что близость к Шуйлер-Спрингс – хорошая реклама для Бата. Обычно он селил приехавших инвесторов в шикарном отеле Шуйлер-Спрингс, там же кормил и поил их, летом водил на скачки или на концерт и таким образом внушал им мысль, что все это находится лишь в десяти минутах езды от того места, на которое надо раскошелиться. А в сам Бат старался их не возить.

– Как думаешь, с ней ничего не случилось? – спросил он мисс Берил, когда позвонил в последний раз. – Как-то не верится, что она до сих пор спит.

– Ты в этом не сомневался бы, если бы услышал ее храп, – сказала ему мисс Берил.

В другое время после ухода этой жуткой женщины, Джойс, мисс Берил существенно приободрилась бы, но ее все утро преследовал образ старой Хэтти в зловещих бегах и как ее тонкий халат развевался на ветру, словно плащ. Мисс Берил старуху всегда недолюбливала, считала грубой и алчной, но ее унизительное бегство и поимка тронули мисс Берил до слез. Хуже того, она узрела в старухе себя и поняла, что сын пытался уберечь ее именно от такого исхода. Настанет день, когда и ее потребуется ловить. Клайв-младший лишь хотел, чтобы, “когда придет время”, по крайней мере ее финансовые дела были в порядке. Может, он только этого и добивался. Надо взглянуть правде в глаза и исполнить просьбу сына. Продать ему дом, чтобы защититься от кары, которая неминуемо ее настигнет. И сделать это сейчас. Смириться, а не откладывать упрямо на потом, когда станет слишком поздно.

Стоило мисс Берил прийти к этому разумному заключению, как ее настроение резко испортилось. Часов в десять утра у нее из носа потекла кровь, потом – она уже полагала, что настроение и без того хуже некуда, – принесли “Еженедельник Норт-Бата”, как всегда по пятницам. Сегодня, как обычно, две из восьми страниц целиком посвящались мнениям горожан. Те, что высказывали в разделе “Во весь голос”, в совокупности представляли собой усложненную риторическую разновидность ехидного улюлюканья в мегафон. А поскольку авторам разрешалось пользоваться псевдонимами, определенных правил в разделе не существовало. В одном письме поливали помоями лидера школьного оркестра; в другом излагали своего рода христианское фундаменталистское кредо [33] , смысл которого терялся за грамматическими и синтаксическими ошибками, если вообще был; в третьем письме пылко набрасывались на гомосексуалистов в частности и извращенцев в целом, только что не предлагали расправиться с ними без суда и следствия. Сдержанность автора в этом последнем нравственном вопросе объяснялась лишь тем, что расправы, к счастью, не требовалось – Бог послал вирус, и тот сам их уничтожит. Еще один писака призывал каждого жителя Бата в эту субботу приехать на долгожданную Большую Игру и тем самым показать всему миру: в том, что касается верности школьным традициям, их община не знает равных. Это последнее письмо согрело бы душу Клайву-старшему. Он как никто верил в школьные традиции, пока школа не отказалась от занятий футболом и в качестве компенсации не поставила его инструктором по вождению.

33

Христианский фундаментализм – разновидность протестантизма, основанная на буквальном понимании Библии.

Мисс Берил прочла все письма до конца, силясь отыскать в них хотя бы случайные проблески здравого смысла, неподдельного чувства, доброжелательности или элементарного понятия о приличиях и надеясь, что мысли, высказанные соседями, объясняются тем, что они фраппированы. Но ничего не добилась и пришла к выводу, что люди, столкнувшись с необходимостью изложить мысли на бумаге, неизменно обнаруживают худшие качества своего и без того небезупречного характера, особенно если эта необходимость оправдывает нападки на оппонента, выдавая их за торжество демократии.

Вот в чем загвоздка, поняла мисс Берил. Если уж она решит отказаться от дома, а с ним и от свободы, она должна верить в мудрость такого поступка. Вряд ли Клайв-младший пишет в “Еженедельник Бата”; передать ему свои дела и власть вовсе не то же самое, что отписать имущество восьмиклассникам, нынешним или бывшим. И все равно мисс Берил не могла отделаться от мысли, что даже если она слабеет, даже если она уже не та, что десять лет назад, и здоровье – в частности, вестибулярный аппарат – все чаще ее подводит, даже если порой она путается и теряется, она все равно умнее большинства знакомых – в том числе тех, кто пишет в “Еженедельник Бата”, – включая и ее подругу миссис Грубер с ее желанием, чтобы сегодня был понедельник, а то и сына, который из окна ее гостиной видит Золотой берег. Мисс Берил – не старая Хэтти и никогда такой не была. А важнее всего, что и не станет.

– Это все ты виноват, – выговаривала она Клайву-старшему, когда миссис Грубер позвонила объяснить, что мисс Берил фраппирована.

В последний раз мисс Берил вручила другому человеку ответственность за свое будущее, когда позволила Клайву-старшему уговорить ее выйти за него замуж и провести жизнь в Бате. И как он только ухитрился, дивилась мисс Берил. По любви, чтоб ее, вот как. Он любил ее, и в ответ на этот великий дар она позволила ему привезти ее в Бат, где вскоре с его попустительства посвятила себя сражениям с восьмиклассниками. А потом его не стало, он позволил себе погибнуть, бросил ее доживать в обществе “Сытых по горло” и “Истинных христиан”. И вот теперь она подумывает о том, чтобы вручить свою независимость сыну этого человека, тому самому сыну, который с возрастом стал похож на отца, как клон.

– Извини, я не хотела тебя обидеть, – сказала она миссис Грубер. – Мне просто нужно было на ком-то сорвать злость, и тут позвонила ты.

Миссис Грубер пропустила это объяснение мимо ушей.

– Я видела, как проехал Клайв-младший, – сказала она. – Это с ним, что, женщина была в машине?

Миссис Грубер отлично знала, что так и было.

– Клайв-младший, звезда моего небосклона, надумал жениться, – сообщила мисс Берил. – Я сама только что узнала.

– И поэтому ты сердишься.

– Вряд ли, – ответила мисс Берил. – Я охотно отдам Клайва-младшего любой женщине, которая согласится его взять, а эта явно согласна.

– А я сегодня ем как птичка, – сказала миссис Грубер, ей не требовалось никого никому отдавать. – Сливовый сок. Чуть позже подсушенный кусочек хлеба с чаем.

Подсушенным кусочком хлеба, чаем и сливовым соком миссис Грубер боролась с запором, мучившим ее после плотного обеда в мотеле “Нортвудс”. Вчера она съела салат с зеленью, фруктовый салат, морковный салат с изюмом, сырный салат с зеленым горошком, макаронный салат. Потом индейку с гарниром, клюквенным желе и глазированным ямсом. Потом тыквенный пирог со взбитыми сливками. Складывать все это было особо некуда – миссис Грубер весила всего девяносто пять фунтов, – и съеденное тяготило желудок.

Вдобавок ее тяготило чувство вины. Больше года, как и подозревала мисс Берил, ее подруга тайком рассказывала о ней Клайву-младшему – тот звонил раз в неделю убедиться, что у матери все в порядке. Миссис Грубер вовсе не шпионила на Клайва-младшего, просто сообщала, как дела у подруги. Ради ее же блага, уверял Клайв-младший. Мать его слишком упряма, это небезопасно. Разве не утаила она от него, что прошлым летом упала и растянула запястье? Миссис Грубер понимала тревогу Клайва-младшего и рассказывала ему о том о сем. В ответ он тоже ей кое о чем рассказывал. Например, она уже знала, что Клайв-младший намерен жениться, и напомнила себе притвориться, будто не знает.

В сговоре с сыном лучшей подруги миссис Грубер тревожило только одно: порой она выбалтывала ему то, что не собиралась. Вот и сегодня утром, например, когда Клайв-младший позвонил из банка и спросил, как они вчера отобедали в мотеле “Нортвудс”, миссис Грубер и не думала рассказывать, что мисс Берил заплутала в Олбани и они едва не проехали ресторан.

– Расскажи мне о ней, – попросила миссис Грубер.

– О ком?

– О молодой Клайва-младшего.

– Она уже немолода, – ответила мисс Берил. – Ей под шестьдесят, если, конечно, это она на фотографии в выпускном альбоме.