Дураков нет

Мисс Берил слушала женщину и дивилась, до чего у них с дочерью похожи и голоса, и манера выражаться. Будто бы та молодая женщина вдруг очнулась на тридцать лет старше и мудрее, стала менее нервной и острой на язык, но в целом ее характер не изменился.

– Будем надеяться, все наладится, – сказала мисс Берил, желая подбодрить Рут. – Клайв-младший, звезда моего небосклона, уверяет, что вскоре тут будет Золотой берег.

Рут ее слова явно озадачили, хотя почему именно, мисс Берил не поняла, – то ли оттого, что Рут не знала, кто такой Клайв-младший, то ли оттого, что она не знала слова “небосклон”, то ли разделяла сомнения мисс Берил, что в окрестностях Бата может объявиться Золотой берег. Как бы то ни было, спорить Рут не стала.

– Золотишко нам не помешало бы, правда, Два Ботинка? Уж мы бы нашли ему применение.

– Печенье будешь? – спросила мисс Берил, вспомнив свое предложение.

– Может, и съест одно, – ответила за внучку Рут. – С нею не угадаешь.

Мисс Берил пошла на кухню за печеньем. А когда вернулась, с удивлением увидела, что девочка оставила бабушку и стоит возле стола, на котором мисс Берил раскладывала пазл, руки девочки висели вдоль тела. Мисс Берил поставила тарелку с печеньем на журнальный столик и подошла к Тине.

– Найди мне фрагмент вот отсюда. – Она указала на маленький промежуток в правом верхнем углу. – Я его три дня искала, наверное, его вообще нет. С тех, кто делает такие пазлы, станется не положить фрагмент, чтобы помучить старушку.

– Посмотрите на полу, – предложила Рут. – У меня все нужные фрагменты всегда находятся там.

– Я уже везде смотрела. – Мисс Берил села напротив Рут, та задумчиво жевала печенье и глядела на внучку.

Мисс Берил обрадовалась, что Рут оказалась права. Девочка действительно заинтересовалась пазлом, а значит, бабушка понимает ее лучше, чем мать, та, подозревала мисс Берил, принялась бы отвлекать дочь и уговаривать съесть печенье. Мисс Берил буквально слышала молодую женщину: “Иди съешь печенье, Куриные Мозги. Эта старая леди так любезно принесла его тебе. И меньшее, что ты можешь сделать, черт побери, это съесть хоть одно печенье”.

– Вы говорили, ее мать завтра выписывают?

– Да, завтра ей снимут проволоку с челюсти, – пояснила Рут. – И отпустят домой. А то мы никак не могли понять, почему это мамочка с нами не разговаривает. Обычно ее не заткнешь, а теперь вот молчит. Главное, что она наконец будет дома… а того, другого, не будет.

– Что на него нашло? – вслух поинтересовалась мисс Берил.

В том, как методично и деловито мужчина разносил окна соседнего дома, было что-то странное, словно он военный и выполняет приказы, которые передают ему в шлемофон.

– Дебил он, – ответила Рут. Простое объяснение случившегося. – И в роду у него все дебилы. Без него у моей дочери появится второй шанс. Кто знает? Быть может, ей даже хватит ума это понять.

– Приезжайте с мамой ко мне, – сказала мисс Берил девочке, та по-прежнему сосредоточенно смотрела на пазл, но не пыталась к нему прикоснуться. – Я уже старуха, гостей у меня почти не бывает, кроме той леди, что живет по соседству, я тебе о ней рассказывала.

Кажется, девочка улыбнулась? До чего странно выглядит улыбка, подумала мисс Берил, когда глаза смотрят в разные стороны.

– Улитка, – прошептала девочка.

– Верно. – Ее ответ ободрил мисс Берил. – Та самая, которая съела улитку.

Рут улыбнулась:

– Так вот откуда взялись улитки. А то мы две недели только про них и слышим.

– Если ты снова ко мне приедешь, мы позвоним леди, которая съела улитку, и пригласим в гости, чтобы ты с ней познакомилась. Она похожа на человека, способного съесть улитку. – Мисс Берил взглянула на Рут. – И бабушку тоже с собой бери, если она захочет.

– Бабушка тогда уже будет работать. – Рут подалась вперед, погладила внучку по ножке. – Да и если я начну регулярно сюда наведываться, люди подумают, что я езжу к кому-то другому.

При упоминании о Салли у мисс Берил из-за чувства вины перехватило горло, как от болезни.

– Дональд съедет к январю, – сообщила она. – Разве он вам не сказал?

– Мы поругались, – ответила Рут. – Но до меня дошли слухи.

– Мне будет его не хватать. Клайв-младший, звезда моего небосклона, считает, что Дональд человек опасный, но он ошибается. Дональд безалаберный и сам себе злейший враг.

– Я вас понимаю, – сказала Рут. – Я уже сдалась. Мне вот-вот пятьдесят. А это что-то да значит, черт побери, – правда, я не знаю, что именно. Наверное, что я слишком стара для всех этих глупостей. И у меня такое чувство, что на меня вскоре взвалят ответственность, – Рут еле заметно кивнула на внучку, – а наш общий друг не умеет нести ответственность.

– Но он может вас одурачить, – заметила мисс Берил и тут же пожалела об этих словах.

Что уж тут скрывать, мисс Берил всегда старалась думать о Салли хорошо и долго ждала, что он исправится, но в последнее время все чаще подозревала, что его упрямство переживет ее веру в него. Мисс Берил верила, что люди меняются, когда жизнь вынуждает их измениться, но упорная ежедневная борьба с трудностями, которую вел Салли, – он называл это “разгребать дерьмо назло всему” – явно опровергала это ее убеждение.

– Может. – Рут улыбнулась печально.

Улыбка у нее была замечательная, открытая, она преображала ее лицо, смягчала черты, так что оно казалось почти красивым, и мисс Берил подумала, что именно эта улыбка и чарует Салли все эти годы, ведь в прочем внешность у Рут самая заурядная. Причина влечения – в частности, влечения Клайва-старшего к самой мисс Берил – была для нее одной из главных загадок жизни. Почему, гадала мисс Берил, она сделалась для мужа средоточием жизни? Мисс Берил никогда не питала иллюзий относительно своей привлекательности и даже в молодости считала, что Клайв-старший, видимо, обладает редким даром за внешностью различать душу. Мисс Берил помнила, как ее мать неловко утешала дурнушку-дочь: “Не расстраивайся. Ты у меня, что называется, красива внутренней красотой, и тот самый мужчина ее непременно заметит”. Чудесная улыбка Рут отчасти напоминала о шаблонной мудрости матери мисс Берил.

– Вполне в его духе удивить меня именно теперь, когда изменить что-то уже поздно, – сказала Рут.

– Мы носим цепи, которые сами же и сковали, – ответила мисс Берил. – Мне сказал это Салли не так давно. У меня прямо челюсть отвисла.

Рут улыбнулась и тут же нахмурилась.

– В конце концов он останется один. – На глаза ее навернулись слезы.

“Как и все мы”, – хотела ответить мисс Берил. Под черными сучьями вековых вязов Верхней Главной немало одиноких вдов, и все они ждут. Мисс Берил за них не тревожилась. Да и за себя тоже. Так с чего бы ей тревожиться за Салли? Что, если он и правда с каждым разом становится все призрачнее, точно постепенно исчезает, когда люди теряют веру в него и молча уходят, вот как мисс Берил и Рут, будто забирают с собой и часть Салли? Его жизнью словно бы правит неотвратимый закон постоянного вычитания, и ее остаток уже сводится к однозначному числу. И когда Салли съедет, останется ли от него хоть что-то, понадобится ли ему вообще жилье? К чему тревожиться, что человек останется один, если он сам сделал для этого все?

– В случае с Дональдом, – сказала мисс Берил, – я всегда оставляю дверь открытой.

Рут вновь улыбнулась своей печальной улыбкой.

– Я тоже всегда придерживалась этой тактики, – согласилась она и подняла глаза к потолку, будто представила, что Салли сейчас наверху, на втором этаже. – Моя беда в том, что я постоянно смотрю на эту открытую дверь и расстраиваюсь. – И Рут взглянула на внучку.

Мисс Берил тоже посмотрела на девочку, подумав, что, быть может, люди действительно носят цепи, которые сами же и сковали, и порой эти цепи опутывают их еще до того, как жизнь успевает присоединить к ним собственное звено; такие мысли часто приходили ей в голову, когда она смотрела на своих восьмиклассников. Быть может, жизнь просто довершает то, что недоделали люди.