Дури еще хватает

После полудня пошел (по совету Сестры) на холистический массаж. Дженис, массажистка, несла всякого рода херню об энергии, ее канализации, целительстве и так далее; должен, однако, сказать, что ощущения я получил чудесные. Полтора часа интенсивно мягкого и тем не менее интенсивно глубокого массажа. Чувствовал после него большую слабость, но потом взбодрился и преисполнился рвения.

За обедом в «Зале легкой диеты» ко мне присоединились Имельда и Бриди, мы поболтали о том о сем. После обеда работал над ром. Большую часть вечера провел, пытаясь написать стихотворение, которое мог бы сочинить Дэвид Логан (ему 15 лет). Занятие каверзное. Стихотворение не должно быть чересчур изощренным, но и в слишком детском тоже проку не будет. Сочинение стихов, черт бы их побрал, отнимает столетия. Мне так не терпится снова вернуться к диалогам и описаниям. Нужны тысячи слов!! О нет! Опять эта Адрианова Моулятина!!!

Баиньки.

Четверг, 2 сентября 1993 — Грейшотт

Ну-с, все как обычно. Ничего сверхъестественного. Девять лунок поутру. Начал плоховато, но, в сущности, по мячику я бью все лучше (зевок, зевок, зевок) и своей игрой доволен. Вернулся в дом, парилка, массаж, все своим чередом. Усердно работал, потом ленч. Поработав после ленча, решил устроить часовой перерыв и еще раз пройти девять лунок. По-настоящему честно, действительно ей-ей правильно ударил по мячику. Весьма волнующе. У девятой мимо прошел профессионал и, когда я выбил мяч из ти и тот приземлился на грине, на одной линии с колышком, сказал: «Хороший удар». Профессионал!

Возвращаясь к роману, — он продолжается. Я произвел точный подсчет написанных слов. Пока их 30 034. То есть со времени приезда сюда я написал 9174. В среднем 1529 в день, чего, прямо скажем, недостаточно для окончания всей вещи к желаемому мной сроку. Однако — и это «однако» размером с Гайд-парк — я уверен, что с каждым днем пишу их все больше. В конце концов, начинал я медленно, а потому продвигаюсь, пожалуй, довольно сносно. Жаль все-таки, что я не в Норфолке. Сэкономил бы три, а то и четыре тысячи фунтов, которые мне предстоит заплатить за это маленькое пристанище (вдобавок к колоссальной стоимости проводимых там строительных работ); клянусь всеми непотребствами мира, лучше будет, если эти траты себя оправдают.

Хей-хо! Через полчаса покажут «Фрая и Лори». Можно бы и посмотреть. Спиумс спокойнумс.

Пятница, 3 сентября 1993 — Грейшотт

Ну что же, посмотрел «Ф и Л». По правде сказать, неплохо. В некоторых местах смеялся, но, боже ты мой, почему у меня всегда такая самодовольная физиономия? Если я ничего в кадре не делаю, то глупо улыбаюсь, что на редкость противно.

Утро обычное: девять лунок (сегодня я играл не очень умело, однако искупил все мои огрехи великолепным ударом у девятой лунки), парная, массаж, много чего написал и после полудня вознаградил себя за это Ванной и Косметической процедурами. Ванна тут чудная — коротковатая для меня и с водой, настолько насыщенной солями, что она обретает такую же выталкивающую силу (и вязкость), как воды Мертвого моря. Ты входишь в предбанник, принимаешь душ, смазываешь потертости на коже вазелином, вставляешь в уши, точно Одиссей, восковые затычки и погружаешься в воду. Рядом стоит на столике всегда включенное переговорное устройство — если запаникуешь или случится что-то еще, тебя непременно услышит тутошняя девица. Включается музыка (не столько музыка, сколько, как легко догадаться, китовое пение), которая — по причине не то затычек, не то чего-то другого, закона Бойля [79] , быть может, — слышна яснее всего, когда уши уходят под воду. Кроме того, ты можешь управлять освещением. Идея такая: ты висишь, колыхаясь, в воде, совершенно ничего не видишь и слушаешь, как киты уговаривают китих снять трусики. Мне это времяпрепровождение понравилось, да и чувствовал я себя после него хорошо. Следом имела место процедура Косметическая, оказавшаяся просто-напросто рекламой продукции марки «Арамис» (восстановитель волос, огуречная маска и прочая ерунда в этом роде). Чудесно, однако же, ощущать, как по твоему лицу гуляют женские пальцы. Ты словно гримируешься для съемок, но без необходимости выслушивать дурацкие сплетни или чепуху насчет гороскопов. Кроме того, лапочка побрила меня, что всегда приятно.

79

Закон Бойля, Стивен, тут и рядом не лежал — он толкует о газах (прим. СФ).

Затем вернулся, в общем и целом, к роману. Я придумал для него новое название, «Поэзия других», у издателей оно если и вызовет какие-то чувства, то ненависть — еще пущую, чем «Травматургия». Несколько месяцев назад я сообщил моему редактору, Сью Фристоун, рабочее название «Что дальше?», и оно ей понравилось. Теперь оно кажется мне дрянным или, быть может, отдающим Джозефом Хеллером (отсюда не следует, что я считаю ДХ дрянным). Такими названиями наделяют свои книги авторы, отчаянно жаждущие, чтобы их опусы стали бестселлерами. Я, натурально, отчаянно жажду именно этого и ничего другого, однако такое название отдало бы меня, и с головой, на поживу критикам. «А и в самом деле, что же дальше, мистер Фрай? Будем надеяться, нормальный роман, ха-ха, хи-хи…»

Между прочим, написал 3000 слов, и это шаг вперед. В дневнике их пока набралось 7061, что в среднем составляет (как вы могли бы подсчитать и сами) 599,416666 слова в день; вы, наверное, думаете, что отданное дневнику время было бы лучше потратить на роман. На самом деле я чувствую: дневник меня стимулирует (наверняка чушь, поскольку я обращаюсь к нему только после работы, — ну, вы понимаете, о чем я).

Ладно, пора в постель. Завтра крикет, завтра я впервые за сто лет поем по-человечески. Пока что сбросил девять фунтов и не хочу снова их нарастить. И поосторожнее с выпивкой, не перебирай.

Все, окрасим будущее в постельные тона.

Воскресенье, 5 сентября 1993 — Грейшотт

Был в Лондоне, смотрел крикет. Чертовски хорошая игра. Суссекс против Уоркшира. Финальный матч «Приза Норвест», стадион «Лордз». Все решил последний мяч. На последней подаче Уорку потребовались 2 пробежки, чтобы набрать победные 322 очка. На самом деле хватило бы и одной, калиток они потеряли меньше, но, в любом случае, сыграл Уорк — шик-блеск. Под конец было до того темно, что я не понимал, как это бэтсмены вообще видят мяч. Что значит умение выигрывать — обстоятельства складывались не в их пользу, а они попросили убавить свет. Я приехал туда, потому что Уилл Уайетт пригласил меня в ложу Би-би-си. По большей части корпоративные тузы, Роджер Лоутон, Майкл Чекланд [80] и проч. Впрочем, основную часть матча я провел, изображая ветчину в сэндвиче драматургов. Дэвид Хэйр слева, Саймон Грей {88} справа (во всех смыслах слова). Дэвид оказался маниакальным болельщиком Суссекса. Бедняга — я впервые проникся к нему теплыми чувствами, увидев, как он грызет костяшки пальцев, приобретая все большее и большее сходство с «Криком» Мунка. Тонзура его багровела от страстных переживаний. Похоже, происходившее на стадионе представлялось ему куда более важным, чем назначенная на следующую неделю премьера его пьесы «Бормочущие судьи». Выяснилось, что он тоже сотрудничает со Скоттом Рудином. Мы сравнили наши впечатления, касающиеся невозможности хоть как-то связаться с ним. Офис Скотта, как у них заведено, ежедневно звонит на мою лондонскую квартиру, словно зная, что я в Грейшотте. Сам Скотт сейчас на Венецианском кинофестивале, поэтому смысл в ответных звонках отсутствует.

80

Последние три имени носили тогдашние руководители Би-би-си. Чекланд (прозванный «Чековой книжкой», поскольку он вышел из рядов администраторов и бизнесменов, а к созданию программ отношения не имел) был генеральным директором корпорации (прим. СФ).

88

Дэвид Хэйр (р. 1946) — драматург, сценарист, театральный и кинорежиссер, лауреат немалого числа театральных премий. На сценарном поприще главный успех ему принесли фильмы «Часы» (по роману М. Каннингема) и «Чтец» (по роману Б. Шринка). Саймон Грей (1936–2008) — английский драматург, писатель и мемуарист. Автор пяти романов и нескольких десятков пьес, но основную известность ему принесли дневниковые мемуары.

Саймон, коего я не видел целую вечность, выглядит, по правде сказать, ужасно. Слезящиеся глаза, лицо сильно побитого боксера — тут даже глубокий загар не помогает. Густые волосы, которыми он характерным образом потряхивает, кажутся уже не мальчишескими, а просто принадлежащими укрытому в классной комнате портрету [81] . Он был в Греции, на острове Спеце, писал ни больше ни меньше как роман, заказанный братом Марка Мак-Крама, Робертом, для «Фейбера» {89} . Ясно, что он все еще пьет, — Саймон, не Роберт Мак-Крам. Признался, что чувствует себя виноватым перед Берилом, и рассказал мне подлинную историю того, как Эдди Фокс уничтожил возможность новой постановки «Условий Квотермейна» [82] в Вест-Энде. Лучшая постановка УК, считает Саймон, однако Фокс боялся сравнений с его игрой, тем более что, по уверениям его матери, новая постановка затмит старую. Поразительно, однако, что Саймон все еще очень, очень плодовит: мало нового романа, есть также ждущая своего часа новая пьеса, только что написаны для радио две другие, плюс два сценария для принадлежащей Верити Ламберт компании «Синема Верити» (хо-хо!).

81

Эпоним «Портрета Дориана Грея» прячет портрет не на чердаке, как скажет вам первый встречный, а в бывшей классной комнате. Впрочем, только я могу быть в дневнике таким педантом (прим. СФ).

89

Издательство «Faber and Faber» — одно из самых уважаемых в Британии, среди его бывших редакторов немало людей, ставших впоследствии гордостью английской литературы.

82

Впоследствии Роуэн Аткинсон все-таки вернул эту пьесу к жизни (прим. СФ).

Дэвид Фрост немного запоздал: он только-только вернулся из Москвы, где брал интервью у Михаила и Раисы Горбачевых. Клянусь, этот человек все еще говорит и ведет себя так, точно он пару дней назад закончил Кембридж и отчаянно жаждет сделать карьеру на телевидении. Чудо, в сущности. Не любить его невозможно. Между прочим, совсем недавно на ТВ прошла совпавшая с выходом в свет толстого первого тома его автобиографии Неделя Фроста, ему были посвящены самое малое пять передач. Он говорит, что еще одну — компиляцию взятых им за 30 лет интервью, там есть и кусок из моего, проведенного в этом году, — показывают нынче ночью. Том уехал до окончания матча, чтобы монтировать материал о Горбачевых.

Присутствовал также Джон Салливан, сценарист «Гражданина Смита», «Лишь дураки и лошади» и т. д. Мы обменялись анекдотами о Нике Линдхёрсте и Дэвиде Джейсоне. Весь июнь я снимался с Ником в «Шталаге “Люфт”» для йоркширского телевидения. Был там и Билл Коттон, рассказавший следующее. Он едет в одном купе с Питером Селлерсом, Томми Купером, Барри Крайером {90} и Деннисом Мэйном Уилсоном [83] . Деннис рассказывает одну из своих историй, Томми встает и уходит в сортир. Минут через десять все начинают гадать, куда запропал Томми, встают, проходят коридором к двери уборной — та заперта. Колотят в дверь. Никакого ответа. Зная, что ТК сильно под мухой, они начинают беспокоиться и отыскивают проводника. «Там мистер Купер, — говорят они. — Вы не могли бы открыть дверь?» Проводник открывает. Тонни сидит на опущенной крышке унитаза, в штанах. Он окидывает их своим фирменным встревоженным взглядом — брови приподняты, чело в морщинах — и спрашивает: «Деннис уже договорил?» Тем, кто не знаком с Д. М. У., анекдот покажется не таким уж и смешным, но мы-то с ним знакомы.

90

Билл Коттон (1928–2008) — британский телепродюсер, продюсировавший среди прочего легендарный «Летающий цирк Монти Пайтон».

Питер Селлерс (1925–1980) — выдающийся комедийный актер, наиболее известен ролью растяпистого инспектора Клузо из фильмов «Розовая пантера».

Томас Фридрих «Томми» Купер (1921–1984) — британский иллюзионист и комедиант, умер от сердечного приступа прямо во время своего представления, транслировавшегося по телевидению в прямом эфире, вовремя помощь ему не оказали, приняв смерть экстравагантного иллюзиониста за очередной необычный фокус.

Барри Крайер (р. 1925) — британский писатель и комик, автор скетчей для множества известных артистов.

83

Обаятельно сумасшедший старый продюсер «Шоу обормотов» и «До самой смерти»; в 1982-м перенес на Би-би-си шоу кембриджских «Огней рампы» — со мной, Хью, Эммой и Тони С. (прим. СФ).

После этого мы сосредотачиваемся на матче. Я показываю себя хорошим мальчиком — еду выбираю, как сам Хей, и ограничиваюсь бокалом красного и маленькой водкой с тоником. Незадолго до предпоследнего броска я звоню и заказываю такси, попросив, чтобы оно дожидалось меня у «Ворот Грейса», — собираюсь ехать обедать к Хью и Джо, где будет только что вернувшийся из Оза Бен Элтон. Саймон одалживает у меня телефон, чтобы сделать то же самое.

Ухожу, как только становится ясным результат игры, поблагодарив Уилла и выразив соболезнования Дэвиду Х. Такси нет как нет, топчусь у ворот, ощущая себя дураком. Ко мне подходят какие-то люди, впрочем, не чрезмерно приставучие и не жадные до автографов. Затем, о чудо, появляется Найджел Шорт! {91} Оказывается, он провел на стадионе весь день. Во вторник ему предстоит начать с Гарри Каспаровым схватку за звание чемпиона мира, и вот, пожалуйста… я на его месте сидел бы, занудничал, насильно вливал в себя кофе и потел над зажимом Мароци или контргамбитом Винавера {92} . Полагаю, он знает, что делает. Очень просил меня прийти на матч и поздороваться с ним. Может, я так и сделаю. Посмотрим. До сих пор я сопротивлялся уговорам «Канала-4» и Би-би-си-2, которые собираются освещать матч. Что, собственно, могу я сказать в эфире? Тягаться с Рэем Кином как с аналитиком мне и думать нечего, останется играть роль медийного поденщика, который время от времени изрекает нечто умственное о психологии да отпускает глупые шуточки о языке бессознательных телодвижений. Тьфу. Пока я пишу это, по телевизору идет передача с участием Доминика Лоусона, Билла Хартстона, гроссмейстера Дэвида Норвуда и президента ФИДЕ Флоренсио Кампоманеса. Создается впечатление, что Найджел продулся, еще не начав.

91

Найджел Шорт (р. 1964) — британский шахматист-вундеркинд, взрослую шахматную карьеру начал в 12 лет; в 1993 году, обыграв в полуфинале Анатолия Карпова, играл матч за мировую шахматную корону с Гарри Каспаровым.

92

Зажим Мароци — пешечная конфигурация в шахматах, полностью блокирующая позицию противника, автор этого шахматного приема — Геза Мароци (1870–1951) — венгерский гроссмейстер, один из сильнейших в начале XX века.

Шимон Винавер (1838–1920) — польский шахматист, один из сильнейших своего времени, автор контргамбита Винавера.