Дурная кровь
Шрифт:
– Не надо на меня так смотреть. В отличие от тебя я хотя бы немного знаю французский, так что со словарем смогу продраться через жизнеописание Франсуа Дюпона. А у тебя с языком твоих предков вообще никак.
Ну... Да. Резонно.
– К черту домашку, Дюпон, у нас есть кое-что куда более интересное.
Сонливость тут же как рукой сняло. Правда, после пары прочитанных с грехом пополам страниц, она вернулась. Предок очень последовательно и старательно писал о каждой мелочи, которая происходила с ним. О своих сделках.
«Поехал туда-то, купил то-то, говорил с тем-то...»
Единственным проблеском света в тьме каждодневной рутины были строки о младшем брате Франсуа.
– Издевательство какое-то...
– проворчал пес, откладывая в сторону дневник.
– Такое ощущение, будто он издевается над нами...
– Давай спать, - предложила я, измученно вздохнув.
– У меня уже сил никаких нет.
Пес посмотрел на дневник так, будто хотел его сжечь. На всякий случай я забрала тетрадку. Мало ли.
– Но зачем-то же мама его спрятала... Если верить рассказам моей родни, она редко что-то делала без причины.
– Значит, будем читать дальше...
– обреченно произнес Кройц.
Был, разумеется, еще один путь, куда более простой. И я его тут же озвучила:
– Можно отнести записи к той же тете Жаннет. Уж она-то по-французски точно читает быстро. И без словаря.
Да и другие мои родственники наверняка могли бы помочь.
– А есть гарантии, что они просто не приберут к рукам семейную реликвию?
– насмешливо поинтересовался у меня парень, лениво потягиваясь.
– К тому же эту вещь последней держала Анаис. Кто знает, какие коварные планы придут тебе в голову, если ты пойдешь по ее следам?
Я подскочила на ноги.
– Что за чушь?
– Чушь, - легко согласился со мной Кройц.
– Но ты готова поклясться, что именно так не подумают твои родственнички?
Подумав пару секунд, я поняла, что клясться в этом точно не готова. Могли и подумать. И попытаться уберечь меня от тлетворного влияния моей матери.
– Ладно, пусть будет словарь...
– в итоге согласилась с псом я.
– Пока ничего не станем им рассказывать. Но тетрадь толстая... Ты готов еще черт знает сколько дней читать про то, сколько чего он продал и сколько зелий сварил?
От последних моих слов парень изрядно позеленел, но уже через пару секунд его лицо посветлело.
– В каком году первый Дюпон приехал в Луизиану?
Вот так вот сходу назвать дату я не смогла... Но, покопавшись в памяти, все-таки назвала правильный ответ:
– 1714 год.
А мы читали записи за 1710 год, когда родители уже умерли, но Франсуа не поддавался унынию, потому что жив был младший брат.
Кройц торжествующе
усмехнулся.– Вот с него и начнем...
Я растеряно уставилась на него.
– Почему?
Пес рассмеялся в голос.
– Дюпон... Мы же читали его дневник. Этот тип жил своей маленькой жизнью и полностью был всем доволен. Такой человек не стал бы бросать все и уезжать в неизвестность. Его и так все устраивало.
С одной стороны звучало правдоподобно... С другой...
– У него умерла вся семья! Неудивительно, что он захотел уехать. Так проще забыться...
На меня посмотрели снисходительно, как на маленькую девочку, ляпнувшую при взрослых очередную глупость.
– Дюпон... Он был состоятельным купцом. И вдруг дернул через океан, что сейчас было бы равносильно переселению в другое измерение. Так не от скорби бегут, так прячут концы в воду. Ему было чего стыдиться и чего бояться. Побег чистой воды... Завтра продолжим копаться в грязном белье вашего рода... А теперь пошли спать. Если завтра попробуем откосить от школы, твой праведный дядюшка всю душу вытрясет.
Это точно...
Заветная тетрадка, которая скрывала в себе прошлое не только Франсуа Дюпона, но и моей матери, была засунута в стол и спрятана под мои тетради.
Уже лежа в постели, я мучительно размышляла, что же такое случилось, что Франсуа уехал? Если Кройц был прав, то что же сделал мой предок? Убил кого-то? Что-то украл? Или узнал то, чего не должен был?..
Еще один скелет в шкафу «Белой розы»...
Той ночью мне снился Франсуа Дюпон, он был не таким старым, как на портрете, но взгляд, этот усталый несчастный взгляд, был тем же... Он стоял в полутемной комнате и смотрел на кого-то, лежащего на кровати. Кажется, это был мужчина, разглядеть его толком мешала темнота... И он не шевелился. Совсем.
Мертв?
Плечи Франсуа мелко дрожали. Он плакал над умершим.
Это его брат?
Я с растерянностью поняла, что и сама готова разрыдаться, сочувствуя чужому горю.
– Не надо, ma petite5, - услышала я знакомый голос. Запах фиалок ощущался еле заметно, но все же я его чувствовала.
– Не стоит плакать о давнем прошлом. Это не стоит твоих слез.
Я даже не удивилась тому, что ночной певец оказался в моем сне. Устала удивляться.
– Во мне течет его кровь. И мне даже кажется, будто я могу чувствовать его боль, - тихо отозвалась я, не оборачиваясь.
– Глупости, - весело отозвался мой собеседник.
– Ты просто очень добрая девочка и легко сопереживаешь чужому горю. Это даже не твое прошлое, отпусти его. И спи спокойно.
И я послушалась. Мрачная картина передо мною померкла, и я провалилась в спокойный сон. И больше никаких странных сновидений.
<