Дурная примета

Да, нет. Пытается ободрить.

– Она эту новость приняла спокойно, - красиво изгибает губы в улыбке, - я бы даже сказал, с радостью.

Я как завороженная, скольжу взглядом по его лицу. По мелким морщинкам в уголках его глаз, острым скулам, переносице, на которой светлеет небольшой шрам и, наконец, встречаюсь взглядом с голубыми глазами.

Все заканчивается слишком внезапно. Трель дверного звонка прерывает наш зрительный контакт.

– Мама, - шепчет Майкл, и я подрываюсь с места.

Лечу к Оле и хватаю ее на руки. Прижимаю к колотящемуся сердцу, прислушиваясь к звукам, доносящимся из прихожей.

– Здравствуйте! – громко здоровается Ольга Сергеевна.

Боже… Дай мне сил…

– Здравствуйте, - отвечаю хриплым голосом, инстинктивно останавливаясь за спиной Майкла.

Женщина смотрит так цепко, что я внутренне скукоживаюсь от ее взгляда.

– Мам, это Яна, знакомься…

Задумчиво кивнув, она переводит взгляд на мою дочку.

– А это Оля.

Мгновение кажется вечностью. Задержав дыхание, отсчитываю удары пульса в висках.

– Ты сделал тест? – ровно интересуется она, а я не выдерживаю.

Вскидываю на нее взгляд, готовясь дать отпор, если услышу хоть одно оскорбление в адрес Оли.

Но Ольга Сергеевна в мою сторону даже не смотрит, приподняв брови, ждет ответ Майкла.

– Да, мама, я же…

– Зря потратил деньги, – обрубает резко, - девочка наша.

Мне кажется, мы с ним выдыхаем одновременно. Прижавшись губами к головке Оле, встречаемся с ним глазами. Он улыбается.

– Здравствуй, Яна, я тебя помню.

– Да… - мямлю в ответ, - я вас тоже…

Черт. Что за бред я несу?..

– Поболтаем? – спрашивает, сложив губы в подобие улыбки, и, подойдя, обнимает одной рукой за плечи.

Мое тело тут же деревенеет. Я не помню, когда в последний раз ко мне вот так кто-то прикасался. Даже, когда мама умерла или когда Антон оставлял на моей коже синяки, свекровь в утешение хлопала меня по плечу.

– Майкл, а ты сходи в магазин… за тортом…

– Ян… - обращается он ко мне, спрашивая моего позволения оставить нас наедине.

Все мы понимаем, что торт, всего лишь предлог. И я решаю, пусть это случится сегодня. Если она хочет, значит все равно разговор рано или поздно состоится.

Лучше сейчас, чем мучиться в ожидании.

– Иди, - киваю Майклу.

Усаживаю Олю на полу в гостиной, а сама опускаюсь в кресло, стоящее напротив дивана, на котором, закинув ногу на ногу, уже сидит Ольга Сергеевна.

Я не видела ее больше трех лет, но, по-моему, сейчас она выглядит даже моложе, чем тогда. Как старшая сестра Майкла, но никак не его мама. Белые волосы распущены по плечам, а на лице ни единой морщинки. Полные губы, скорее всего, подкачаны, но очень аккуратно, совсем не портят общей картины. Скорее наоборот, придают образу обманчивой невинности и свежести.

– Рассказывай… - выводит из раздумий ее голос.

– Рассказывать?.. – мгновенно теряюсь, - что именно?

– Все, Яночка, - улыбаясь, склонят голову набок, - почему не сказала сыну о беременности?

С преувеличенным интересом наблюдаю, как Оля ставит кубики друг на друга, одновременно судорожно придумывая достойный ответ.

Она же не думает, что я буду говорит с ней о подобном?!

– Наверное, на то были причины?.. – подсказывает она.

– Были… - нехотя соглашаюсь.

– Он тебя обидел?

Я никогда никому этого не рассказывала. Ни одна живая душа не знает, что и как было между нами тогда. Я похоронила эти воспоминания в самом дальнем уголке сознания и никогда, ни при каких условиях не воскрешала их.

И вот сейчас, всего парой вопросов эта женщина вскрыла наболевшее.

– Он попросил, чтобы я позвонила, если будут последствия, обещал дать денег на аборт.

– Ну, козлина! – хмыкает она.

– Нет! Он не такой, - вырывается у меня, - это я виновата.

– Даже так? – выразительно вскинув брови, взглядом требует пояснений, - ты связала его и изнасиловала?

– Нет, конечно, - боже, как это сложно.

Вытаскивать из себя то, что заперто на тридцать замков. Не только вспоминать, но и озвучивать его маме!

ЕГО МАМЕ!

– Ян… - я вскидываю на нее глаза и с удивлением понимаю, что хочу… хочу рассказать.

Три года эта тема была под запретом. Я не обсуждала ее ни с одним человеком. Более того, я даже не пыталась ее анализировать. Мне казалось, проще забыть, адаптироваться в новых условиях, учиться жить с тем, что есть, а не копаться в хламе никому не нужных сожалений.

– У нас не было отношений, - прочистив горло, проговариваю я, - мы были вместе только один раз.

– Дай угадаю, он был пьян в кашу…

Видимо, мой бегающий взгляд, не оставляет место сомнениям, потому что, демонстративно, поджав губы, Ольга Сергеевна пересаживается ближе, обволакивая меня ароматом цитруса с нотками жасмина.

– Послушай, девочка, старую мудрую женщину - в деле, касающемся двоих, виноваты всегда оба. А то, что он был пьян, его не оправдывает, скорее, наоборот.

Как завороженная, смотрю в ее сверкающие голубые глаза и чувствую, как кровь разгоняется по венам. Я ведь обижалась на Майкла, очень сильно, не за ту ночь, а за то, что он наговорил мне перед отъездом в Штаты. И, возможно, именно эта обида стала причиной того, что я скрыла от него беременность.

Но, в том, что забеременела, я всегда винила только себя.

Прокручивая в голове эту мысль, не замечаю, как Оля, подойдя ко мне, тянет пупса.

– Это твой? – с восторгом в голосе спрашивает ее Ольга Сергеевна, - какой славный!

Дочка настороженно осматривает женщину и замечает на ее груди бусы из перламутровых плоских дисков.

– Нравятся? – указывает на них пальцем, - хочешь потрогать?

Бросив на меня быстрый взгляд, закусив нижнюю губку, возвращает его к вожделенному украшению.

– Пойдешь к бабушке?.. – тихо спрашивает мама Майкла, осторожно тянет к Оле руки, и та соглашается, вмиг продается за блестящие кругляшки, - вся в меня… удавится за понравившуюся цацку…

Снимает с шеи бусы и надевает их на дочку.