Душа в тротиловом эквиваленте

– Мы не против, пусть бегут. Только с этим теперь сложно. Знаешь, что на границах творится?

– Докладывали. Фантасмагория какая-то. Мы-то всех желающих отпускаем без звука - на что они нам, такие? А вот на той стороне что-то, видать, поняли. И если раньше эмигрантов и перебежчиков принимали чуть ли не с распростертыми объятиями, то теперь - шалишь! Говорят, не надо нам таких, своего дерьма хватает.

– Только говорят?

– Да не только. Заградотряды поставили. И стреляют без предупреждения.

– Ты ребят береги. И вот что, уговори младшего вернуться. Хватит, погулял парень. Так погулял, что чуть не догулялся.

– Силком не потащу. Да и как ты себе это представляешь?

– Да, проблема... Ну, хотя бы приглядывай.

23 декабря 1952 года. Тула.

Винтовка была великолепна. Красива. Особенной, смертоносной красотой оружия.

Впервые взяв ее в руки, снайпер Халеев восхищения сдержать не мог.

Жуткий, неестественно большой калибр явственно напоминал о противотанковых ружьях и ломающей тело отдаче.

– 14,5 миллиметров, как у ПТР?
– ни к кому специально не обращаясь, спросил он.

– Да, молодой человек, - поправив очки спокойно ответил оружейный мастер.

– Погано. Отдачей оптику стряхнет. Первым же выстрелом. Про плечи говорить ничего не буду, стрелять из такого на войне приходилось, но радости в том мало.

– А вы приглядитесь внимательнее. Это же штучное изделие! Нарезка выполнена по полукубической параболе, как это делали разве что в морских орудиях. Ствол вывешен на дюралевой раме. И сюда гляньте - гидравлика демпфирующая отдачу. Вот рычажная система, амортизатор, торсион. Регулировать ничего не надо - все под вас сделано. Так что, не беспокойтесь, и прицел в целости будет, и плечо без синих пятен.

– Да, теперь вижу. Только стрелять все равно не смогу. Мне говорили - один выстрел всего у меня будет. А тут ни таблицы стрельб, ни времени патроны подготовить.

– Не обижайте нас зазря. Табличка - вот она. Патроны подготовлены. Пристрелять под себя - милости просим на полигон. Дистанция отмерена. И вот посмотрите еще: прицел прикрепляется вот в эти пазы и зажимается болтиком. Резьба гаечкой контрится. Так что, раз пристрелявши, снимать и ставить прицел можно сколько угодно раз - ничего не собьется.

– Патроны я сам готовлю.

– Ну что вы так, право слово... Можете любые разобрать и убедиться. Гильзы - калиброваны, каждая навеска пороха на аптечных весах отмерялась. Пульки все - не просто штамповка, на токарном станке доводились, по массе расхождение - не более двух миллиграмм.

– Посадка.

– Опять говорите не подумав. Размеры все в точности под патронник подогнаны. Так, чтобы пуля в аккурат к началу нарезов прикасалась. Не туго, но и без зазора. Да сами проверьте!

– И проверю!

– Вот и проверяйте.

Сходив на стрельбище, стрелок убедился - поставленная задача реальна. С двух километров все пули легли в пятнадцатисантиметровый круг. Правда, ветра на стрельбище почти не было. Но ветровой флажок в районе появления цели Федор Антонович обещал твердо, а поправки считать Халеев умел.

Он никогда не интересовался, кого и почему. Ответственные товарищи однажды ему объяснили: у Советской власти всегда есть враги, официально судить которых зачастую либо неуместно, либо невозможно. Его забота - единственный точный выстрел. Смущало только одно - пули. Точнее, тускло-серый отблеск их оболочек. Неужели серебро?! Зачем?!

24 декабря 1952 года.

... Воронеж.

Следственная бригада в Воронеж опоздала. Пока дошла информация, оформили ордера, подготовили вылет - прошло время. Сам полет занял менее часа, да еще потребовалось минут двадцать, чтобы добраться от аэродрома авиационного завода до площади Ленина. Вот и не успели.

Товарища Жукова к моменту прибытия товарищей из Москвы благодарные граждане уже успели подвесить на фонарном столбе рядом с театром оперы и балета. Отдельные горячие головы предлагали использовать для этой цели очень удобно вытянутую в сторону Отрожки руку вождя, но идею поддержали не все. Так уже делали фашисты, и уподобляться им не хотелось. Потому - обошлись столбом.

Компанию первому секретарю составили еще несколько до недавнего времени облеченных властью личностей. Допрашивать было попросту некого.

А город продолжал жить своими повседневными делами. Делал самолеты, ракеты, экскаваторы. Граждане воспитывали детей и заботились о стариках. Разве что самые наблюдательные отметили слегка расширившийся ассортимент продовольственных магазинов.

Причина тому была проста. К примеру, товарищ Варламов, многолетний и бессменный директор гастронома на проспекте Революции строго-настрого приказал продавцам - ничего лишнего в подсобках быть не должно. Кто первым придет, тот и купит.

– Нынче что-то оставлять для уважаемых смысла нет, - заметил он в присутствии продавцов.
– Себе дороже выйти может.

И если бы такое происходило только в Воронеже.

... Астрахань.

– Думаем, завтра он здесь будет, Федор Антонович, - изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, доложил Первому секретарю Астраханского обкома КПСС Мамонову заведующий общим отделом Антонов.

– Что делать будем? Чем гостя незваного встретить можем?

– Ничем, Федор Антонович. После бойни под Литвиновкой в авантюры никто не полезет. Ни войска, ни милиция.

– Это ты про слух о воинстве небесном?
– коротко хохотнул Федор Антонович.
– Сам же понимаешь, ерунда это. С воздуха его кто-то прикрыл. Знать бы только, кто...

– Все одно плохо. И бежать не получится. Всю жизнь не пробегаешь. Как только остановишься, сразу найдется, кому спросить: 'А что это ты, товарищ дорогой бегать вздумал? Страшно, совесть давит?'

– Не переживай. Есть у меня человек верный. За инструментом в Тулу поехал. К вечеру, думаю, вернется, коли погода будет. А там посмотрим, посмотрим...

Другое страшно. В Москве - куда ни кинь - сплошь новые лица. И никому ничего от нас не надо, как раньше было. Попросил я там за своих, а мне так ответили, что и повторять - язык не поворачивается. Всех под одну гребеночку метут. Невзирая на возраст и заслуги. Слышал же, что Хозяин сказал?

– Как же, слышал. Единая для всех этика. Если у кого нет - не обессудь. Ты даже не животное, а так, мусор человеческий, урод, генетический брак, опасный для общества. Потому уничтожать будут тщательно, но без всякой ненависти.