Душа в тротиловом эквиваленте

Чем это для нас обернется, не хочется даже представлять.

– То-то и оно. Но бог даст - отобьемся.

... Москва, Кремль.

– На совещании присутствует специалист по данному вопросу, товарищ Вельяминов. Давайте послушаем его мнение. Возражений нет?

Присутствующие не возражали. После короткой паузы в кабинете прозвучало:

– Говорите, Илья Николаевич.

– Мы не знаем механизмов переноса сознания. Не знаем, что это на самом деле, промысел ли Божий или чья-то воля. Не знаем целей, преследуемых товарищем Семецким.

Человек, способный идти сквозь время, бесконечно чужд любому обществу. Потому, либо оно его подминает и растирает в мелкую пыль, либо исполняет его волю. В данном случае реализуется второй вариант.

С точки зрения обычной общечеловеческой морали, его действия можно охарактеризовать как тотальное беззаконие. Или как приход нового Закона - выбирайте наиболее приемлемый для Вас вариант. Все равно это ничего не меняет.

Перед совещанием я получил информацию, что процентов двадцать из тех, кто пережил приход Судьи, стали способны к восприятию чужих эмоций. Надеюсь, присутствующие отчетливо понимают, каким образом события будут развиваться далее?

26 декабря 1952 года. Астрахань.

– Значит, пятеро профессионалов высшей пробы на двух машинах не смогли отследить перемещения одного мальчишки, да еще и в центре города, на острове?
– лишенным всякого выражения голосом поинтересовался полковник Холодов.

– Некуда ему было деваться, товарищ полковник. С одной стороны - Волга, с другой - два ерика. И никуда бы он не делся, если бы человеком был. Но это ж Судья. К тому же, кроме нас там еще и стрелок был. Его мы взяли, - не пытаясь оправдаться, а лишь констатируя факты, пояснил старший группы.

– Ну, если это называется 'взяли', то я - дед Мороз!
– резко прореагировал Холодов.
– Немного чести повязать воющего от боли стрелка, ползущего сдаваться на коленях.

– Готовы ответить по всей строгости. Только нет за нами никакой вины, - вновь высказался старший.
– Вот, пусть хотя бы Рябинин расскажет, как оно, за Судьей присматривать.

– Пусть расскажет, - разминая очередную беломорину, согласился Холодов.

– Товарищ полковник, я ведь дальше всех находился. Ну, на случай неожиданных всяких перемещений объекта. И смотрел внимательно. Даже бинокль был. И зрение у меня в порядке. Только вдруг силуэт объекта расплываться стал. Пытался я присмотреться, даже бинокль вытащил, но все равно не смог. Слезы потекли, а пока проморгался - нет его уже. Но уйти он далеко не мог. Все равно либо я либо еще кто обнаружили бы. И вот еще что было...
– Рябинин неожиданно замолк, явно сожалея о вырвавшейся у него фразе.

– Так что было?
– заинтересованно спросил Холодов.

– Не поверите, нельзя такое в рапорте писать.

– Это мне решать, что нельзя, а что можно! Все говори, Рябинин.

– Мне показалось, товарищ полковник, что перед тем, как исчезнуть, Судья, подобрал с тротуара то ли палочку, то ли спичку...
– оперативник вновь потерянно умолк.

– Да не тяни ты кота за принадлежности!
– взорвался полковник.

– Так тут такое дело. Нарисовал он что-то вроде растянутого круга. Прямо на стене Персидского подворья. И шагнул туда. Кто ж в такое поверит?! И толку, что ребята тоже видели? Нам в дурку неохота.

31 декабря 1952 года. Лондон.

– Мы получили ваше прошение, сэр Альвари. Но прежде чем дать делу ход, мне бы хотелось выяснить у вас лично, почему же вы объявляете себя неспособным более выполнять обязанности Посла.

– сочувствующим тоном произнес Энтони Иден. И, после небольшой паузы, продолжил.

– До последнего времени вы с блеском выполняли возложенные на Вас правительством и Короной обязанности.

– Короне следует подобрать на мой пост более восприимчивого и сообразительного человека, господин Министр. Он совершит меньше ошибок.

– Какие же ошибки совершили Вы?

– Господин Министр, в своем отчете, написанном после известных Вам событий в Москве я написал, что меня спас дипломатический статус. Это не так.

– Достаточно спорное заявление. Хотя, действительно, в посольствах было много смертей. Однако они происходили в промежуток от суток до трех после События. Чем Вы это объясняете?

– Всего лишь профессиональной деформацией, свойственной людям нашей профессии. Даже поставленные лицом к лицу с Высшим Императивом, многие из нас способны долго изворачиваться, громоздя силлогизмы друг на друга.

– Пожалуй, Вы правы, - зябко передернул плечами первый граф Эйвонский.

– Далее. В отчете я писал о появлении у большевиков нового вида оружия, которое я определил как психотронное. Это тоже ошибка. И большевики тут абсолютно ни при чем. По моим наблюдениям, большая их часть к Событию совершенно непричастна. Люди просто пытаются выжить.

– То есть, вы хотите сказать...

– Да, господин Министр. В игре некая неизвестная нам сила. Доселе неизвестная. Или слишком хорошо известная. Настолько хорошо, что мы давно перестали верить в ее существование.

Как видите, я сделал множество ошибок, и должности Посла не соответствую.

– Не стоит делать такие категоричные заявления, сэр Альвари, - дружелюбно произнес хозяин кабинета.
– В отличие от многих своих коллег, вы не только вернулись живым и в здравом рассудке, но и своевременно оповестили нас о новых угрозах. Может, все-таки вернетесь в Москву?

– Нет, господин Министр. Я и так отчаянно хочу вернуться, этот город снится мне каждую ночь. Но, просыпаясь от того, что дыхания не хватило, понимаю: жить там не смогу.

– Даже так? А знаете, сэр Альвари, расскажите мне чуть подробнее о своих личных впечатлениях. Не как министру, а как джентльмен джентльмену. Представьте, будто мы с вами старые приятели, беседующие в клубе за стаканчиком чего-нибудь согревающего. И кстати, не желаете ли виски?

– Не откажусь, сэр Энтони.

– Просто Энтони. Мы же в клубе, не так ли?

– Разумеется.

Гаскойн отхлебнул виски из стакана, налитого графом почти по-русски, поудобнее устроился в кресле, и начал рассказ.

– Господа со Смоленской площади, как водится, никаких комментариев не дали. Вот я и решил, что не худо бы прогуляться по столице ножками, и посмотреть своими глазами, что же происходит.

– Это могло быть опасно, - заметил Иден.

– Ни в коей мере, - спокойно ответил Гаскойн.
– Уголовников там более не водится, а местные политики сами не понимают, в какую игру они нынче вынуждены играть. Потому к резким действиям сейчас никто не склонен.

– Неплохо бы съездить на воды, да так, чтобы тем временем в Ист-Энде порезвилась эта... сущность, - улыбнулся Иден.