Душа в тротиловом эквиваленте

Интересно, чтобы почувствовали Вы, неожиданно получив письмо от старого, но давно утраченного друга? А ведь учитель - больше чем друг! И наверное, только он бы додумался писать на иврите финикийским квазиалфавитным письмом.

Хотя нет, такие же фокусы откалывал Раши, писавший свои комментарии арабскими буквами.

Не стоит описывать охватившие меня чувства, уж больно они были противоречивы. Радость и удивление, горечь и тоска - и все это одновременно. Закрыв глаза, я вспоминал...

– Сосредоточьтесь, Юрий Михайлович! Если моя интуиция не обманывает, это очень важно! Oui, revenir `a la raison!

Нет, ну каков интеллигент, а? Настоящий полковник, тьфу - профессор! Вместо мата - уговоры по-французски!

Ладно, если просят, сосредоточусь. Небольшое усилие, и графемы складываются в понятный текст:

, ! , . . ...

Чтобы вспомнить, люди поступают по-разному. Южноамериканские индейцы, например, носили на поясе десяток-другой пузырьков с резко пахнущими веществами. Кто-то привозит из странствий сувениры, кто-то хранит милые безделушки, оставшиеся от дорогих и близких. Кому-то хватает и пылинки на карманном ноже. Это - якоря нашей памяти.

Мне, чтобы активировать воспоминания, хватило листочка кальки.

Учителя редко называли учителем, рабби. Чаще в спину ему летело совсем другое слово: , сет, или , сет, что значит отступник.

Особенно после памятной многим дискуссии в Алеппо. Что, собственно, мы вспоминаем в первую очередь? Правильно, именно то, что послужило поводом испытать сильные эмоции. Человек может не помнить почти ничего о действительно значимых событиях, путаться в датах пережитых войн и революций, но бережно пронесет через годы воспоминание о распахнутых навстречу глазах любимой, гвоздике, вылезшем в ботинке на защите диплома или старшине, нагло зажавшем положенное.

Я не исключение. День, когда Хаккама перестали называть учителем, был длинным, богатым на эмоции, а потому запомнился хорошо.

Яростный спор о путях провидения продолжался с раннего утра до поры, когда звезды стали бледнеть, а факелы почти прогорели. Закончилось все ...закономерно.

Сика, выбитая мною из рук почтенного Амара, со звоном прыгает по выщербленным плитам перистилия. По спине учителя течет черная в свете факела, кровь.

– Вы!
– и тяжкое навершие посоха вбивает гнилые зубы фарисея в плюющийся мерзкими словами рот.

Воинственно выставив вперед подранную клочковатую бороду, Отступник Хаккам, учитель и друг, идет на прорыв. Да, самое время!

– Должны!
– и окованный медью конец на обратном ходе клюет оппонента в солнечное сплетение.

– Понять!
– посох перехвачен двумя руками. Коротко крутанувшись в гудящем, вязком воздухе, навершие бьет в голову очередного спорщика.

И поделом! Не стоит увеличивать значимость своих тезисов при помощи длинного кривого клинка. Даже если он выкован из драгоценного дамаска.

– Бог!
– мой маленький керамбит полосует неосторожно подставленное предплечье.

– Кроме наших!
– вновь гудит в воздухе посох учителя.

– Рук!
– крутнувшись на месте, я до костей прорезаю запястья очередного любителя бить в спину.

– Не имеет!
– сухой звук встретившегося с медью черепа, завершает дискуссию. Теперь нас будут просто убивать.

И убили бы, если бы не городская стража, вышвырнувшая внезапно спятивших книжников за ворота. Не вдаваясь в личности, тонкости и нюансы. Всех и сразу. Но в разных местах. До сих пор им благодарен.

...
– Юрий Михайлович!

– Да. Слушаю, - безразлично бормочу в ответ.

– Вот, кофейку попейте.

Обжигаясь, беру в руки небольшую чашечку, источающую невыразимый словами аромат хорошего йеменского кофе с капелькой явно не ординарного коньяка. Отхлебываю пару глотков. Понемногу прихожу в себя.

– Не могли бы Вы составить перевод?
– с надеждой и интересом осведомляется Илья Николаевич.

– Мог бы... Но не стану - это действительно только мне. Личное, - резко отвечаю я.

– Ну, коли личное, то вопросов более у меня нет. Разве что, один: почему именно Вы?

– Потому как Семецкий!
– демонстрирую свои 26 молочных зубов. Включая и тот, что начал шататься и вот-вот выпадет.

– ?

– Дело в том, дражайший Илья Николаевич, что некие ухари от литературы объявили, что человека с фамилией Семецкий, именем Юрий и отчеством Михайлович на просторах бывшего СССР не существует.

И на этом основании начали меня вставлять в разные фантастические книги. Была даже серия, в которой меня убивали каждый день и разными способами, иногда - совсем экзотическими.

Согласно этой писанине, о каждой моей смерти людям, находившимся в тот момент неподалеку, приходили на коммуникатор сообщения, в которых излагались обстоятельства моей очередной гибели.

– А что такое коммуникатор?

– Для простоты скажу, что это устройство позволяет получать текстовые сообщения. Такие вещи существовали реально.

– Понятно.

– Так вот, на самом-то деле я существовал! Жил, работал, детей растил, внуков нянчил. Надо полагать, старуха Клио решила в очередной раз саркастически ухмыльнуться. И к моменту перехода я был поставлен жизненными обстоятельствами в практически безвыходное положение.

Хлопая дверью, я ни на что не рассчитывал. Как видите, напрасно. Вот, сижу, наслаждаюсь вашим шикарным кофе. И теряюсь в догадках, я ли был тем, кому писал Сет Хаккам, или мне была подарена личность этого парня. А может, он действительно был моим предком? Темно все как-то.

– Не мучайтесь. Знания и воспоминания реальны. Даже если это дар, они все одно - Ваши.

Писавшие о Вас как о вымышленной фигуре, действительно сформировали новую реальность. Им же кто-то да поверил, не правда ли?

– Наверное, поверил.

– Вот вам и лишний камушек в коллективное сознательное.

– Камушек, песчинка, дуновение ветра, в итоге лавина, и вот я здесь. А ведь как спокойно и хорошо я жил до определенного момента! Никаких тебе реинкарнаций!

Хотя... Да пожалуй... Одного несчастного, кричавшего о вселении в него чьей-то души я припомнить все же могу.

– В Городе просто не могло не быть сумасшедшего, вообразившего себя Наполеоном или Марксом.

– Ну таких я не знал, они тихо лечились где-то там. Известных, патентованных шутов у нас два. Ося 'Паровоз', грезящий искровыми передатчиками для всех, и бегающий за пару копеек с членом наперевес от Привоза до Екатерининской. И несчастный бездомный Мотя, вообразивший себя бароном Августом фон Эшевальдом.