Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Душехранитель

Шахов Василий

Шрифт:

Старик понурился, согласно покивал головой:

— Плохо стало в мире. Русский брат брату-чеченцу глотку грызет, брат-чеченец русского режет и стреляет. Много стало «джуккхати». Люди превращаются.

— В кого превращаются, дед?

— Хуже зверей становятся. Зверь — он благородный, он сам живет и другим жить дает… Зверь — он Са, зверь сердцем живет, по закону мира живет. Зверь за золото играть не будет. Зверь играет, когда ему душа велит, глаз радуется, когда видит, как играет зверь… А человек — не зверь, он в нечистого превращается. В шайтана — мужчина, в гIам [47] — женщина превращаются…

47

ГIам — в чеченской

мифологии — злой дух, предстающий в облике красивой женщины, очаровывающей людей и выпивающей у них душу. В некоторых мифах гамсилг (гIам) — синоним оборотня.

А Роман вспомнил, как подглядел однажды игру мальчишек аула, которые наслушались рассказов отцов и старших братьев. Они играли в бандитов. Один бегал с черной повязкой на лбу, другой удостоился от друзей прозвища «Басаев». Остальные должны были стать боевиками или русскими. Это все, что понял из их речи пленник. И уж только по смыслу догадался, что они горячо спорили о том, кому придется быть «гIазакхи». Чуть не до драки. Наигравшись, те, кого выбрали «гIазакхи» и кого, естественно, победили, от злости начали швыряться камнями в настоящих «ГIазакхи белхало [48] », «гIазакхи лай», а потом с визгом разбежались, когда парни-сторожа погнали их прочь, для острастки паля в воздух из винтовок, и, со смехом обещая познакомить мальчишек с клыками свирепого пса Эпсара [49] .

48

ГIазакхи белхало — русские работники.

49

Эпсар — Офицер (чеченск.).

И как же отличался этот дед, аксакал, от наведывающихся в аул пришлых бойцов! Разного возраста (чаще молодые), громкоголосые, развязные, они вызывали страх не только у рабов, но и у самих селян. Аул замирал, матери побаивались выпускать детвору, восхищенную удалью гостей, на улицу, старики переходили на другую сторону дороги, едва завидев кого-нибудь из таких молодчиков. Их здесь не любили. Кто же любит страх? По законам гостеприимства, пришельцам не могли отказать в крове и угощении, не могли обойти улыбками, но хозяева делали это скрепя сердце и облегченно вздыхали, когда группа уходила дальше, в горы, или, наоборот, возвращалась оттуда, чтобы добраться до города. Еще хуже были «смешанные» отряды — местные и арабы…

Такой была жизнь Романа Комарова последние четыре месяца, и никто не мог бы предсказать, что ждет его и остальных пленных в будущем. По крайней мере, на глазах Романа хлев покинули только двое. Где похоронили этих умерших от болезни рабов, не знал никто.

И никто не знал, что те безымянные могилы навещает старик-аксакал. Он прикатил сюда большие валуны и положил их возле размываемых ливнями и постепенно зарастающих осотом и спорышом земляных холмиков.

А чуть занимался рассвет, здесь можно было услышать тихий-тихий напевный голос, читающий сунну: «Ля-илля-иллахи! Бисмиллахи рахмани рахим! Алхамдулиллахи вассалату вассаламу ала ашрафин вал анбияи вал мурсалин, Сайидина ва Набийина Мухаммад ва ала алихи ва асхабихи ачма’ин! Амма ба’д: ассаламу аллейкум ва рахматуллохи ва баракатуху!..» — и увидеть сидящего на пятках древнего старца, который, словно умываясь первыми лучами солнца, водил руками по своему иссохшему лицу…

* * *

Щебет птиц смолк. Из темной лесной чащи на узкую, едва заметную тропку вышел огромный серебристо-серый волк, огляделся по сторонам. На солнце наползла туча, и в желтых глазах зверя разлилась тоска.

(Мужской голос с сильным кавказским акцентом):

— Если бы не эта власть, то мы давно бы умерли с голоду. Деньги идут и к нам. Разве не удивительно, что мы сражаемся с российской армией, держа в руках российские автоматы и одетые в российский камуфляж, купленные у россиян на российские деньги?!

(Кизляр. Толпа людей на площади. Люди не слышат друг друга, люди возмущены и бурлят от гнева…)

Волк со всех ног бежал по склону. Сильные мышцы перекатывались под его мохнатой шкурой… Зверь

несся все быстрее и быстрее, состязаясь с самим ветром…

(Люди кричат и размахивают транспарантами):

— Мы боимся своей армии!

— Москва — обман и ложь!

— Москва свою игру играет!

— Вывести войска из Дагестана!

Зверь одним рывком взлетел на уступ и повернулся, взирая вниз с края обрыва. Небо заволокло осенними тучами. Волк поднял морду и, прикрыв желтые глаза, истошно завыл.

(На грозненской площади со свергнутым памятником [ее новое название — площадь Шейха Мансура], мужчины в каракулевых папахах пляшут и громко вторят доносящемуся из репродуктора голосу певца. Это гимн Ичкерии):

Мы родились в ту ночь, когда щенилась волчица, Утром под рев льва нам дали имена. В орлиных гнездах вскормили нас матери, На тучах укрощать коней учили нас отцы. Нас матери родили для народа и отечества, И по их зову мы храбро вставали…

Песня зверя взвилась под облака и нырнула обратно в грудь серебристого исполина, став глухой, утробной, мучительной…

(Хор множества мужских и женских голосов):

— Уважаемый господин Президент! Очередной виток братоубийственной войны в Чечне лишает россиян последней надежды на скорейшее мирное разрешение конфликта. Бессмысленность и непопулярность этой войны очевидны для каждого. Разрушен Гудермес — второй по величине чеченский город. На очереди третий, четвертый — сколько еще потребуется доказательств безнадежности силового решения? В конце XX века, когда принцип политического урегулирования распутывает даже такие узлы, как ближневосточный или ольстерский, чеченская война представляется диким анахронизмом в глазах россиян и мирового сообщества. Мы, интеллигенция России, обращаемся к Вам с настоятельным призывом: ОСТАНОВИТЕ ЧЕЧЕНСКУЮ ВОЙНУ!

Волк выл, захлебываясь, не прерываясь ни на мгновение, не открывая глаз… И все более безнадежным был плен дневного светила, захваченного свинцовыми тучами. Природа смолкла. Лишь властелин гор еще рвал свою волчью душу…

(Голос женщины-репортера):

— Сегодня Ачхой-Мартан напоминает блокадный Ленинград, со всех сторон окруженный войсками, которые всю свою воинственность срывают на мирных жителях. Буденновск и его жители совершенно невиновны в том, что произошло в Чечне. Но точно так же и мирные жители Чечни не причастны к политическим авантюрам Дудаева и его окружения. Но этого почему-то все предпочитают не замечать. Ситуация осложнилась еще больше. Умирают молодые и старики. И что самое страшное — умирают дети. Каждый день этой бессмысленной войны продолжает множить число не только официальных, но и незамеченных жертв этой бойни…

Дрожали дикие косули, дрожали птицы, дрожали, кажется, даже вековые деревья в верховьях гор, слыша волчий вопль, который все не прекращался, то ли клича беду, то ли отгоняя…

(Два мужских голоса):

— И последний вопрос. Какой вы видите перспективу восстановительных работ в Чечне?

— С оптимизмом. В нынешнем году мы в основном решаем вопросы социального блока. Как известно, в последнее время ситуация в Чечне опять ухудшилась. Только строителей в результате обстрелов и нападений боевиков мы потеряли тридцать человек. Но, думаю, разум и добрая воля в Чечне возобладают. Люди устали от войны, крови и насилия. А значит, есть надежда, что жизнь в республике войдет в свою нормальную колею. Для этого и трудятся многочисленные трудовые коллективы из различных регионов России…

Устав от своей песни, волк начал замолкать. Это был уже не вой, мощный и останавливающий в жилах кровь. Это был тихий плач, не слышный никому… Кроме самого зверя…

(Женский голос):

— По дорогам и задворкам Чечни тенью бродит нынче детская беда, пугая матерей пуще волчьей злобы. Чеченские и ингушские, русские и еврейские, татарские и Бог их знает, чьи еще дети попадают в руки наркоманам, становятся сами наркоманами, а фактически — товаром, которым торгуют безродные псы войны…

Поделиться с друзьями: